Баня. Проза

Довелось как-то нелюбимой внучке с нелюбимой бабушкой пожить. Три месяца всего, а воспоминаний на всю жизнь осталось. И мелочь, вроде, а помнится, особенно сыворотка на обед, вместо творога, и антоновка, на дольки нарезанная, крупной солью посыпанная, с чёрным хлебом вприкуску - вкуснее и не сыщешь! Или картофельная мелочь в чугунке, курам сваренная - таскала её внучка оттуда втихаря и такой она ей сладкой казалась, слаще сахара, который, кстати, хранился в холщовом мешочке, крупный такой, кусковой, и был закрыт на специальный замочек в посудной горке - чтобы дети не вытаскали. Отчего так бабка детвору не любила до сих пор неясно, может оттого, что своих детей восемь душ вырастила, а может по другой какой причине, сейчас уже не выспросишь, предполагать только, да и не в этом суть, а в бане - баня больше всего запомнилась, потому как была она общей, в пятницу мужики мылись, а по субботам бабы, и стояла она на краю села, почти за два километра от бабкиного дома. А что такое по потёмкам в октябре два километра грязи прошагать каждый знает наверное - асфальта нет, фонари через один горят и не на каждой улице, а на бабкиной их всего два было - один вначале, другой в конце, а её дом посерёдке стоял, в аккурат напротив колодца. Ну так вот - про баню. Собрались они ближе к вечеру, темно уже было, взяли бельишко чистое и пошли. Идут, сопят обе, лужи обходят, стараются - старшая впереди, а младшая сзади след в след норовит попасть, чтобы не отстать и не растеряться. Семь лет отроду, умишка мало ещё, а проще сказать - ровно столько, чтобы старших слушаться. До бани без приключений дошли, не вымазались особо и на грязи не подскользнулись, разделись, бельё в ящик сложили, высокий такой и узкий, из него ещё таракан мог выскочить запросто, шутка ли - почти всё село в этой бане мылось, так чего угодно в ящик натащить могли, начиная с блох, клопов и прочей живности... Бабка всё время после бани сумку с грязным бельем на веранде оставляла на сутки-двое, чтобы вся дрянь, ежели попала которая, вымерзла. Ну, вот, разделись они и в саму баню зашли, а перед этим-то дорога и предбанник были. А в самой бане полы цементные, лавки каменные и тазы железные, круглой да овальной формы, и несколько пар кранов с холодной и горячей водой - подходи, наливай, неси на своё место и мойся сколько хочешь - во времени никого не ограничивали, хоть до закрытия плескайся. Кто побрезгливей был, да здоровьем покрепче, так тот со своим тазом ходил, а бабке с внучкой куда - им бы так, налегке, до бани добраться. Бабка брала казённый таз, ошпаривала его крутым кипятком, потом лавку, а потом уже и к помывке приступали - сначала сама мылась, внучка рядом плескалась, отмокала так сказать, а потом бабка уже и внучку начинала мыть. Мочалка у неё была иноземная какая-то - драла беспощадно, такое ощущение, что шкура вслед за мочалкой заворачивается и кипятка старая не жалела - мыть, так - мыть, всё на совесть делалось, до скрипа. А в конце ставила она внучку на лавку, обливала чистой водой сверху, окатывала, а потом набирала в рот воды и обрызгивала, то ли с молитвой, то ли ещё с какими пожеланиями, внучке уже без разницы было - лишь бы выйти в предбанник скорей, там прохладно и посидеть можно, потому, что силы детские на исходе уже, потому, что в парилку ещё ходили. Был при бане кутник, парилка, высокая деревянная лестница с широкими  ступенями и каменка - ниша с раскалёнными камнями, брызгаешь на них водой и пар под потолок идёт. Внучка на нижних ступенях обычно сидела, дальше средних не поднималась, а бабка под самый потолок залезала и сидела там подолгу - грелась, да с другими бабами разговоры вела, пока сидит все сельские новости выведает и в магазин ходить не надо. Дошло дело и до одевания - обтёрлись полотенчиками, свежее бельё натянули, старое в сумку собрали, посидели на дорожку, остыли чуток, да и до дома двинулись, а на улице ещё темней и сил после помывки никаких - томлёные обе, но идут потихоньку, не разговаривают, силы экономят, даже пошатывает обоих, шутка ли, такое дело сделали - в бане помылись. Уже и до дома дошли, бабка дверь открывать изготовилась, а внучка... Как у неё так получилось, специально не придумаешь - одна нога за другую зацепилась и повалилась она в специально сваренное корыто при крыльце, для обуви - обувь в нём мыли. Корыто здоровенное, ведра на три, сантиметров тридцать в ширину и длиной практически во внучкин рост. Вот в это корыто она хлюпнулась! Прощай баня! Что мылась, что не мылась, теперь уже одинаково - зря бабка воду на лицо фыркала, да кипятком окатывала - никакой чистоты не осталось! Рёву было, криков с бабкиной стороны, слов разных, сейчас все и не упомнишь, да и не надо, итак понятно всё. Одно только скажу: это была их последняя баня вместе, приехали родители девочки и освободили старуху от внучки, а внучку от старухи, кончились их злоключения на радость всем и картошка из чугунка кончилась, потому, что родители девочки кур не держали, а к бабке за ней бегать себе дороже - заставит полы мыть или ещё какое дело найдёт, бабки они такие - суровые бывают.