Один день из жизни Кабул-Биби

            Начало пятидесятых годов двадцатого столетия. Горная деревушка Шугноншахр, теперь уже в двенадцать дворов, что расположена на высоком и покатом отроге западной стороны хребта Хазратишах, в настоящее время переживает вторую жизнь. До вынужденного переселения её жителей в хлопководческие районы Кулябской равнины, в пятидесятых годах, здесь проживало свыше двухсот семей. Восемнадцати семьям, кормильцы которых имели нужную работу в Муминабадском районе, власти разрешили построить дома в долине, напротив старого Шугноншахра, на  болотистой земле в двух километрах от райцентра. Участки они получили просторные, от десяти до пятнадцати соток, что считалось роскошью для советских таджиков, уже привыкших к любым ограничениям со стороны  строгой власти. Видимо, эта болотистая земля, непригодная для выращивания овощей и картофеля, не очень интересовала чиновников, и они не препятствовали захвату земли переселенцами. Но власти не учли трудолюбие и упорство шугноншарцев,  муминобадцы называли их, и называют до сих пор –«шугни», которые прокопали на своих участках вручную каналы для осушения земли и создали огороды на этих квадратах. Деревья, в основном ягодно-фруктовые, орешник и пирамидальные тополя, будущий стройматериал, сажали по периметру участков, чтобы тень от них не препятствовала росту овощей. Через 40-50 лет маленький Куругак ( куруг – болото), разросся, соединился с райцентром на северной стороне,  а на востоке новостройки подступили почти до самого подножия шугноншарского холма. Зовется это поселение теперь Файзобадом(обильным), и пополняется не только потомками шугноншарцев, но и молодыми семьями из всей округи славного Муминобада.
           Кабул-Биби, ставшая недавно мамой, жила пока со своим мужем Сангом на два дома –  в Шугноншахре и в Куругаке. Она получила своё странное имя в память о своих дядях, братьев отца, которые в начале тридцатых годов, в год её рождения, спасаясь от безбожных большевиков, покинули родину и отправились вместе со своими женами и детьми за кордон.  Вот поэтому назвали её Кабул, в честь главного города Афганистана. Основное свое скудное имущество они уже перевезли в новый дом, но скотина -  корова с теленком и с десяток коз и баранов, находились еще в Шугноншахре, где было раздолье для  них.  Кроме Кабул – Биби жили здесь еще несколько  пожилых людей, которые упорно не хотели бросать свои дома и переезжать к сыновьям в новую деревню. Её, дочь местного знахаря Сафаралибая, выдали замуж в семнадцать лет, увеличив на один год возраст, чтобы не придрались органы власти. Тогда это было просто, никто из колхозников паспортов не имели и свидетельства о рождении стали выдавать совсем недавно. Мужа её звали Сангиахмад, что означает камень пророка, с таджикского, но все звали его просто Санг.  Он был молодым,  красивым  и видным мужчиной, и только чуть больше года, как вернулся из армии.  Призванный на войну в 1943 году, по достижению восемнадцати лет, молодой Санг  отвоевал до окончания войны с германцами и окончания войны с японцами, но, так как,  бойцов не хватало в то трудное послевоенное время для армии Страны Советов, ему пришлось служить еще пять лет после завершения войны. Статус фронтовика давал ему весомые льготы со стороны государства, но он не очень любил пользоваться ими. В частности, благодаря этому статусу, его не переселили с семьей в дальние края, как это было сделано с 180 семьями из Шугноншахра, потомки которых растворились в массе переселенцев со всех горных районов Таджикистана, в хлопководческих долинах. И теперь уже мало кто из них помнит о родине своих  дедов и прадедов, да и на родине те, кто их помнили, сошли в мир иной, а у молодых другие воспоминания.
   В зимнее время женщины колхоза, за малым исключением, занимались своим домашним хозяйством, но с весны и до глубокой осени колхозницы трудились на поле или на ферме.  Ухаживали за общественными  огородами, доили колхозных коров и особенно были востребованы при жатве пшеницы.  Тогда детских яслей не было, и декретного отпуска колхозницы не имели, сорок дней после рождения ребёнка они имели право на отдых, а после этого срока, были обязаны, присоединится к остальным труженицам села.  Детишек своих они сажали  в тряпичные сумки, типа рюкзаков, или в большие платки и носили на спинах. Кабул-Биби родила первенца в конце мая, и уже в июле трудилась, с ним на спине, как и все женщины деревни. Косила сено и жала пшеницу таджикским серпом – досом, больше похожим на маленькую косу, и связывала колосья в снопы. Как она рассказывала позже, времена были трудные, но она тогда была молодая и сильная, да и интересно было в коллективе, пели песни, перекидывались шутками, и все, всё знали друг о дружке. Колхоз (коллективное хозяйство), одним словом!
      Эта история произошла с ней и с её первенцем в начало марта. В долине вовсю зеленела трава, а здесь, в горах, всю ночь валил снег, и было по-зимнему морозно. Кабул- Биби была дома одна с грудным ребенком. Её муж  этой ночью остался ночевать в их новом доме, и должен будет приехать, верхом на  лошади, завтра к полудню. Особой работы зимой, как было отмечено выше, нет в сельской местности, и народ занимается в это время, в основном, уборкой снега с плоских крыш своих строений и поеданием горячего крутоба* с утра, в согретых «буржуйками» домах. Ещё, почти каждое воскресение, в какой- нибудь из деревень района, в зимнюю пору устраивались бузкаши- козлодрание, непременными участниками которых были её муж Санг и его друг и родственник Саттор. Кроме азарта, эта игра приносила и доход удачным наездникам. Они, со своей командой, пару раз за игру закидывали козла в специальный круг и получали за это призы в виде головок сахара или нескольких пачек чая, а то и палас можно было выиграть. Курутобом угощались затемно, очень ранним утром, до наступления рассвета. И в этом была особая мания процесса. По старому обычаю, каждая семья один день за зиму обязана была  дать курутоб на всю деревню, и получалось так, что это блюдо становилось обязательным завтраком для всех сельчан на всю зиму. Различные коллективные трапезы, дошли до современных таджиков от предков давно, и способствовали тому, что благодаря средне состоятельным семьям, могли отведать праздничную еду не только местные бедняки, приглашенные гости, но и случайные путники и блуждающие цыгане-люли. Назывались такие угощения – худои, от слова Худо – Бог, то есть, жертва во имя Бога. Кабул-Биби тоже отбивала сливочное масло из молока своей коровки по пиалке в день, месяцами копила в глиняной амфоре готовое масло, чтобы, когда дойдет очередь до их семьи, с честью сделать курутоб на всю деревню. Этой ночью, что-то нездоровилось её младенцу, она пошла к отцу. Дедушка  Сафаралибай был из числа тех стариков, который наотрез отказался переселяться из Шугноншахра, ждал своей смерти, и просил похоронить его, когда умрет, на местном кладбище, рядом с предками.   Осмотрев младенца, он влил ему в рот одно из своих снадобий и наказал дочери, чтобы она утром понесла его в районную больницу.
 – Он заснет на несколько часов, но, проснувшись, будет снова кричать, животик твердый, причин несколько и пусть разбираются новые доктора. Слишком рано не выходи из деревни, дождись восхода солнца.
 –  Хорошо, отец, но, может, ты дашь мне немного из этого отвара и я, когда он проснется и начнёт кричать, дам ему ещё глоток, до больницы?
 –  Глоток дам, но это не лекарство, а обезболивающее. Ну, иди с Богом к себе, дочь. За скотиной вашей я присмотрю и попрошу бабушку Арафу подоить твою корову. Главное, дождись, когда долина осветиться солнцем, только потом спускайся  в ущелье.
        Ребёнок проснулся среди ночи, и сразу завыл во весь объём своих маленьких лёгких. Кабул-Биби сунула  грудь ему, но сделав несколько глотков, он откинул головку и начал снова громко плакать. Она влила остаток успокоительного отвара в его ротик и, спустя какое-то время, он снова заснул. Верхушки противоположных гор осветились лучами солнца. Кабул-Биби решила, что пора идти. За ночь выпал снег и пришлось идти наугад, тропинки не было видно, но молодая мама выросла здесь и хорошо знала эту землю. На ногах у неё были вязанные джурабы, надетые в резиновые калоши. Поверх нескольких платьев и шароваров она одела джома, женский цветастый чапан, и обернулась в большой шерстяной платок. Ребёнка окутала в пуховую шаль,   подарок от покойной матери. На краю косогора открылся вид на ущелье, и Кабул-Биби обнаружила, что там еще стоит темная ночь и придется ей идти одной по этой теми. Вспомнила слова отца, чтобы слишком рано не выходила на дорогу, но возвращаться домой не захотела и начала потихоньку спускаться по покатой, засыпанной снегом дороге. С одной стороны была крутая стена, с другой край обрыва, так что, сбиться с пути было невозможно, и она, держась подальше от края оврага, утопая местами по колено в снегу, бережно прижав младенца к груди, начала спуск. Пройдя через деревянный мостик над каменистой речушкой, она вышла на поляну, дороги не было видно под сплошным покровом снега, и она, ступая наугад, поспешила в сторону светлой долины. Кабул-Биби уже вышла из ущелья к краю долины, когда неведомая сила, будто тычком ладони по затылку, заставила её оглянуться…  По её телу пробежала дрожь. На расстоянии ста шагов прямо в её сторону неслась свора волков. Кобул-Биби была отважной по своей натуре, но чувство обреченности и страх за младенца сковали её сердце. Она понимала, что шансов у них нет. Стая приближалась стремительно… Уже можно было разглядеть волков,   с опущенными мордами и открытыми пастями они неслись, тяжело дыша, прямо на неё.  – О, Худо! О, всемогущий Бог! Пусть они растерзают меня! Спаси ребёночка! – Она плотно прижала тельце своего мальчика к животу, повернулась лицом к надвигающейся стае волков и опустилась на колени. Прежде чем зажмурить на веки глаза, она успела заметить, что ведёт стаю матёрая волчица, с колыхающимися под брюхом сосками…   – Видать недавно, как и я, матерю стала – мелькнуло в голове… Они успели на миг встретиться глазами – мать человек и мать волчица... Неожиданно, в последний момент, волчица обогнула, стоящую на коленях женщину, и пронеслась  дальше, стая раздвоилась, как поток воды о стоячий камень…   Через мгновение, что длилось дольше века, Кобул-Биби открыла глаза и оглянулась назад. Стая неслась вдалеке в направлении деревни Ханатарош. Она вдруг вспомнила о своём ребёнке, которого чуть не задушила в судорожном объятии, и который снова заревел… Надо спешить в больницу. Позже она узнала, что в то утро стая волков в деревне Душанбеча разодрала  осла, двух коз и, наворотив шороха в деревне, скрылась в неизвестном направлении.
            Я слышал этот рассказ от своей мамы еще в детстве, но не придал ему особого значения. И, только много лет спустя, в моей памяти всплыла рассказываемая среди родственников известная легенда, и я попросил мою маму напомнить мне  историю о нашем походе в районную больницу, и о встрече со стаей волков.

Курутоб - народное блюдо горных таджиков.