Невероятные приключения Ивана Забелина 1

Кажется, с малолетства влюбился я в железную дорогу. Едешь, бывало, в поезде, поглядываешь в окошко да чаек прихлебываешь, а там — за окном,  жизнь во всем своем величии и многообразии! И кажется, что время остановилось и все вокруг тебя крутится, до того дух захватывает!
   
Как-то еду я в Вологду по своим делам да еще в добротном купейном вагоне. Место мне досталось нижнее, рядом с проводником, так что чаем и вниманием обделен не был: то прессу мне поднесет молодой и словоохотливый человек, а то просто – беседу заведет. Так мы и проехали полдороги. К тому времени успел я остограмиться и хорошенько закусить бутербродами с ветчиной.
   
Подсевший на малой станции пожилой пассажир, показался мне угрюмым и неразговорчивым: возраста постарше моего, с выразительными черными глазами и густой, убеленной сединами, шевелюрой. Пассажир, как пассажир только чувствовалось, что человек он не простой, во всем видна этакая гвардейская выправка и закалка.   
    
Назвав свое имя, я тут же предложил соседу выпить немного коньяку из серебряной фляги, с которой я не расставался даже во время поездки. Однако попутчик отказался от выпивки, сославшись на нездоровье. И только к вечеру, когда по небу поплыли грязно-желтые предосенние облака, сосед разговорился. Представившись полковником запаса, Иваном Сидоровичем Забелиным, мужчина предложил отужинать с ним. Выложив из пакета зажаренную курицу, немного домашней колбасы и помидоры, он спросил:
  – Вы, Федор Ильич, кажется, предлагали коньяку? Пожалуй, немного выпью сегодня. 
Я тут же извлек из портфеля флягу и, разлил его содержимое в пластмассовые стаканчики. Выпив, мой сосед как-то сразу подобрел, а спустя некоторое время начал свой рассказ.

  – Я эти места еще до войны знал, –  начал Иван Сидорович. –  Было мне в ту пору двадцать с небольшим и я, старший лейтенант пограничных войск НКВД, должен бы вернуться на заставу в Брест. Но судьба уготовила мне испытания, о которых я хочу поведать.
  – С большим интересом выслушаю вас, Иван Сидорович, –  оживился я и тут же попросил, заглянувшего к нам проводника, принести два стаканчика чаю. Попутчик не заставил долго ждать, тотчас начал свой рассказ...

Заехал я как-то проведать могилы своих дальних родственников в деревню Никольское, что на границе Вологодской и Костромской областей находится. Деревушка небольшая, в двадцать пять дворов, все жители друг друга наперечет знают и легко отличают чужих от «своих». Стоило мне там появиться, как шустрая собачонка рыжей масти бросилась под ноги, едва не цапнув за ногу. Выручил проезжавший мимо на велосипеде мужичок. Отогнав назойливого пса, он тут же, вытянулся по стойке «смирно», представился по имени. Видимо, Борис Лукич (так звали моего спасителя) ошибочно принял меня за старшего офицера; он же и подсказал мне, как лучше пройти к погосту.
   
К обеду я уже управился со всем: траву и бурьян подле могил выщипывал, оградку поправил, а заодно рябину водой напоил, благо колонка с ведром находились неподалеку.
Я уже хотел вернуться назад, на станцию, как что-то толкнуло меня задержаться в этом селе. Благо времени до прибытия в часть было достаточно. И еще, скажу вам, Федор Ильич, был я человеком молодым и легкомысленным, но в тот момент крепко поверил в свое предназначение и судьбу. Объяснить этого я не смогу, но мысли все время вокруг крутились... Итак, скоротал я ночь на краю села Никольское у своей дальней родственницы — тетки Аглофеи.
    
Утром, плотно позавтракав, я поблагодарил Аглофею за ночлег и пищу, дав ей денег, заодно сговорился о том, чтобы она за могилами присматривала. Но прежде, чем окончательно покинуть это место, решил прогуляться за околицей, больно уж в этом краю природа была живописная.
Побрел я в сторону реки, которая была недалече. Уже скоро поднялся я на холм и... батюшки мои, словно в сказку попал! Вся местность, как на ладони: и речка, что извилистой змейкой пролегла меж изумрудных холмов, и эти облака, отразившиеся в реке свой бег, и темно-еловый нетронутый лес, что подобно часовому вдалеке застыл. А под ногами, кругом, красота неописуемая – сплошной ковер из всевозможных трав и цветов! Тут тебе узнаваемые васильки и ромашки, и колокольчики с гвоздиками, и отцветающий иван-чай. Одним словом — место отрадное, живи себе и наслаждайся этой красотой!
   
Шел я, то и дело, припадая к земле, вдыхая в себя аромат луговых цветов и трав. От солнечных лучей запах только усиливался, кружил голову. Вокруг певчие, такие коленца выдавали, просто дух замирал! Насекомые гудят – сбором нектара, стало быть, заняты, чтобы запасы свои упрочить. Все слаженно, умиротворенно, ну, словно бы в раю! И такая в душу благодать нахлынула, такое счастье облекло, что и словами не описать! Тогда и решил я твердо: отслужу и вернусь сюда, свой век доживать, больно уж место мне это сподобилось.
    
Увлекшись  своим  походом, не заметил, как солнце перевалило за полдень. Вот тогда и решил я назад вернуться, слишком далече забрел. Но что-то вновь задержало меня, может это необычное состояние души и природы? Недолго думая, решил заночевать тут же, в поле, благо рядом несколько копнушек стояло. Разворошил я копну, сделал место для ночлега, да в скорости крепко заснул.
    
Ночь прошла, более-менее, спокойно, только под утро вдалеке, а потом  совсем рядом, раздался какой-то странный всхлип: видимо, какая-то ночная птица близко пролетала.
Сделав зарядку, я тут же, руководствуясь визуальными ориентирами, направился, как мне казалось, в нужную сторону — в Никольское. Но пройдя с версту или чуть более, понял, что ошибся. «Ерунда какая-то!» - подумал я и уже взял правее. Только очень скоро  понял, что и этот маршрут не верен. «Уж не леший ли меня  с толку сбивает? – подумал я и даже рассердился: – Ну, надо же такому случиться, в трех соснах заблудился. Хотя какие сосны, вон копнушки, вон лес и река, а где же Никольское?»
   
Постояв и немного успокоившись, я решил вернуться к месту своего ночлега, чтобы потом, руководствуясь некоторыми приметами, направиться той же дорогой в село. Только с самого начала что-то пошло не так и я опять заблудился. Побродив еще немного, забрел я в одну забытую богом деревеньку.

Безлюдно кругом да лес вековой поодаль стоит и ни души. Только по ряду признаков видно, что жизнь здесь есть: вот избы, а рядом остовы древних строений и немногочисленные следы человеческой деятельности видны. Позвал я: кто живой, выходи? Однако никто не откликнулся, только беспокойные птицы с веток спорхнули. Но вот среди полуразрушенных хаток, почерневших и скукожившихся от времени избушек, мелькнуло живое существо, за ней другое. А вскоре я нашел то, что искал.

Это  был  вполне обжитой дом с малюсенькими оконцами и приусадебным хозяйством. Вижу, на лужке, корова стоит, а подле несколько коз пасется, куры, гуси есть. Одним словом – хозяйство! Заглянул я внутрь избушки, и батюшки мои!.. Сидит дед старый, как лунь, весь седой и бородища ниже плеч, словно бы с картины наших художников-передвижников.  Одет дед в порты, косоворотку с вышивкой и пояском на бедрах, на ногах онучи, замотанные крест-накрест и заправленные в лапти. В доме все примитивненько, по-старинке, но порядок надлежащий, видно, что заботливая рука здесь поработала. Приглядевшись, распознал полоти, на которых еще в детстве у деда с бабкой ночи коротал; как и положено божница и сундук имеются, рядом на печке чугунок с варевом стоит, а подле кочерга с ухватами. На стенке утварь всякая о которой современный человек и думать забыл да еще пучки высушенной травы, видимо, от хворобы всякой. Ну, древность тебе и все, и не во сне, а наяву!
   
Я был  просто  потрясен. Так вот ты какая, Русь Изначальная!.. Минуты стоя оцепенев, не смея произнести хотя бы одно единственное слово. Дед тоже молчал, видно изучал меня своими подслеповатыми глазками. Тогда я словно бы онемел, уж очень сильно на меня вся эта обстановка подействовала. Хочу старцу слово сказать, ан нет, уста, словно сургучем залеплены, не размыкаются. Да, тут сам дедушка меня и выручил.
  – Что стоишь внучек? Проходи, коли пришел, да сказывай — кто сам, какого роду племени и откуда?
Ну, я ему про себя все, как на духу, и выложил. Дед внимательно слушал и даже глаза закрыл, видно мой рассказ на него определенным образом подействовал. Но вот старик, словно бы встрепенулся, глаза открыл, попросил воды. Я тут же исполнил его просьбу: зачерпнул деревянным ковшиком, принесенную чей-то заботливой рукой воду из ведерка, подал старику. Он медленно, причмокивая, словно мед пил, утолил жажду. Потом крякнув в руку, вернул мне ковшик.

  - Как же вы тут живете, дедушка? – начал я.
А он так посмотрел на меня своими подслеповатыми глазками, да и говорит:
  – Так вот и живем, сынок, хлеб жуем.
  – Вы тут одни или как?
  – Семеро нас, старообрядцы мы, четверо старцев, две бабы, одна померла недавно, а еще внучка есть, ей пятнадцать годков всего.
«Как же это так, девице  замуж скоро, а за кого идти, коли кругом дикость такая», – подумал и тут же услышал:
  – Деревня тут неподалеку, Ягодной кличут, народу там, поболе нашего будет, и жених имеется.
  – Теперь понятно, дедушка. А где же она, внучка то ваша?
      
Дед  не  сразу  ответил, только нахмурился, словно знал все наперед.
  – Ты пойди, человече, погуляй, осмотрись кругом, да наших дедов поспрашивай. А я больно старый стал, умаялся. Посплю малеха.
Я хотел спросить деда, как его зовут, но он словно бы наперед все знал, тут же представился:
  - Тихоном меня кличут. Ступай.

Потоптался я на месте, да и вышел вон из избы, сразу направившись вдоль деревушки  в сторону реки, что опоясывала рыжее, засеянное какой-то культурой, поле. Пока шел с удивлением разглядывал аккуратно сложенные в копна сено, изгородь, хоть и не ровную, но связанную накрепко сухожилиями с глиняной посудой на кольях, шкурами и черепами зверей, развешенными на солнце. Чуть поодаль валялись кости животных, и сложен был рабочий инвентарь: деревянные вилы, косы с короткими ручками, лемехи, топоры с длинными ручками с какими наши пращуры когда-то с басурманами воевали. «Прямо язычество какое-то, – подумал я, только деревянных божков не хватает, – как тут же увидел стоящего в стороне идола. – Уж не Перун ли?!» – подумал я, и осторожно, чтобы не прогневать старцев, обошел идола стороной.
    
Уже скоро я набрел на работающих стариков. Завидев меня, они словно по команде сняли шапки, поздоровались и, как мне показалось, не очень удивились моему внезапному появлению. Я поклонился, причем низко в пояс, нисколько не стыдясь старинного обряда. Еще тогда подумать успел: уж не во сне ли все со мной происходит? Настолько все чудно было. В тот момент, веришь, не веришь, но я невольно поверил в переселение душ...
       
Внимательно слушая рассказчика, я от непомерного интереса даже забыл про чай с бутербродом, и теперь торопливо прихлебывая, приготовился слушать дальше. А Иван Сидорович тем временем  продолжил.

  – Откуда родом, молодец? Куда едешь? – услышал я вопрос еще одного из старцев, стоявшего ближе ко мне. В домотканой рубахе, подпоясанной кушаком, портках из холста, да лаптях-онучах, он показался мне моложе других: этакий озорной дедушка с хитринкой в серых сметливых глазах и ловких движениях, хотя внешне мало чем отличался от остальных.
  – С Первопрестольной я, отцы, – деловито начал я, все больше входя в роль, сообразно обстановке. – Вот, был прикомандирован главным управлением войск НКВД на полугодичные курсы красных командиров, а теперь возвращаюсь на границу в город Брест.
  – На заставу, стало быть едешь!? Знамо! И в старину наши прадеды на пожаре* службу несли. Только почему Брест, когда правильно Брест - Литовским именовать.
  – Это когда было, отцы! Брест-Литовск еще при царе горохе был, а нынче сороковой год.
  – А разве не Николашка всем хозяйством заправляет? – тут же поинтересовался другой старик с округлой бородой, низкорослый и коренастый.
  – Так,  царя Николая еще в семнадцатом скинули, а сейчас Советская власть всем заправляет.
  – Эко! Власть Савецкая, говоришь... Только нам все едино, лишь бы хлебушка родился да солнышко светило. Спаси Господи, – произнес старец и

  *Заставу у древних русичей называли пожаром.

перекрестившись двумя перстами, поклонился в сторону леса.
  – Тут мне все стало ясно: старообрядцы, видимо, давно связь с Большой землей потеряли.
  – А ты, как попал сюда, служивый? – полюбопытствовал самый древний и, как мне показалось, самый главный старец, пристально разглядывая знаки на моих петлицах. (Как выяснилось, звали его Афанасием и было ему за восемьдесят). – Кто подсказал тебе, как к нам сюда добраться? Может ты, сынок, к нам на челне добрался? Тут Чухонка петляет, хоть и не велика речка, а со своими премудростями, к тому же обмелела в нескольких местах.
  – Да нет, отец, до Никольской я на машине добирался, а там руки в ноги, захотелось погулять по родным просторам, ну и заблудился немного. Может, вы дорогу мне укажете?
   
Старцы переглянулись, видно уже тогда у них свои расчеты на меня имелись.
  –  Э-э, сынок, до ближайшей вески тридцать верст с гаком будет.
  –  Сколько, сколько? –  не поверил я (мне все казалось, что это все во сне со мной происходит).
  –  Да-да, сынок, тут лошаденка справная нужна, да еще проводник добрый, а иначе заплутаешь. А может,  останешься жить с нами? - неожиданно спросил старец. – Ты мужик молодой и, как видно с характером, да еще служивый. Нам такие, как ты, ой как потребны! Ты крещенный?
  –  Крестили в малолетстве, только сейчас, отцы, это ни к чему.
  –  Ой-ой! Как бы тебе потом худо не было, сынок. Примешь веру нашу старообрядческую, пройдешь через все испытания, а затем свадебку сыграем. Девка у нас навыдане, Варварой кличут. Ой, добрая девка, ну, что солнышко лесное! Ласковая, уступчивая!
  –  Да нет, отцы, мне в срок на заставу вернуться надо. У нас строго с этим! А невеста у меня имеется.
  –  Да ты не спеши, служивый, а твоему начальству мы грамотку отпишем, так мол, и так, – настаивали старцы.

                Продолжение следует...