12 сонетов к Екатерине Великой

                18 +

     Пролог

Изысками питаются в столицах!
А здесь, у нас, — простейшая еда:
косуля с хреном, репа, лебеда,
сомятина, свекла… Отсюда лицам,
откушав беленькой, подчас такое мнится —
во сне и наяву. Но вот беда!
Заходишь в ресторан, так от стыда
то ль стих прочтёшь, а то ли половица
издаст тягучий звук. Тягаться с ней,
напевность чья Архиповой сильней,
выходит не у каждого поэта.
А после — звон бокалов и монет
поддержит разговоры, впрочем, это
теперь нам не заменит Интернет.

     1
Катрин, прости трубчан! Они бараны —
упрямые глупцы, я среди них
(хоть бормочу тебе вот этот стих),
должно быть, — самый худший. Рестораны
здесь пахнут так, что может только псих,
душевные расчёсывая раны,
жуя, внимать моим сюжетам странным,
отслеживая мысль «от сих до сих».
Она ж, та мысль, паскудная идея,
беря начало от вопроса «где я?»,
дерзит пролезть к твоим корням. А что?
пора, однако, всем узнать про то,
кто есть родитель твой в графе «отец».
(Для рифмы тычу вилкой в холодец!)

     2
Трубчевск, Трубецк, Трубеч — любое имя
его вопит: «Всему придёт труба!»
Пока столетий тянется арба,
отвиснет до земли и зоб, и вымя…
По меньшей мере, трижды — вот судьба! —
менялись люди здесь. Так, неживыми
их делали орда, поляки… С ними
дрались не на живот. Но ворожба
иль Чолнских чёрных иноков мольба
вновь наполняла город всяким людом:
стрельцами, пушкарями… Их стрельба
гудит доселе звонами посуды
и залпами «Клико». Долой рассудок,
пусть горло встретит утро громким «Ба»!

     3
Попёрла нынче набродь в горожане.
И то — ведь коренных почти что нет,
не нужен ни совет им, ни сонет.
Чужак стремится к власти, словно в бане
листок к горячей ж***. На диване
лежу я и взираю на портрет,
где ты во всей красе, царица Кэт.
Привычно растяну в анжамбемане
вильнувшую мыслишку, на обед
откушав щей и утопив в сметане
свой взгляд (прости!) на бюст и нос романский,
запью пивком колбаски по-деснянски.
Как грань тонка меж словом «пиетет»
и лапой мужика на женском стане!

     4
Виват, императрица! Стать твоя
ценней любого мрамора в музее,
Антоновой взлелеянного. Я
поколесил, но даже в Колизее
поменее бывала толчея,
чем та, что завертели ротозеи
у трона твоего, а чешуя
из ртов и рыл всё пуще и борзее.
Число твоих любовных связей, Кэт,
превысило все цифры, что знавал я.
Всегда ты в эпицентре карнавала.
Ты честь брала и тут же отдавала…
всею себя — тебе казалось мало
того, что существует слово «нет».

     5
У Северной войны свои итоги.
С победой нас! Но есть и странный плен
Ивана Трубецкого. Так, явлен
он был в Стокгольме, где его дороги
притормозили как-то на пороге
м-м… баронессы, кажется, Вреде…
(Нет, речь не о каком-нибудь вреде.)
Подчас важней не голова, а ноги!
И вот Иван Иванович Бецкой
(с фамилией короче, чем у папы)
явился в мир. Как с этою строкой,
с одышкой и бутылкой в саквояже
пришёл к тебе и я, читатель мой!
(А мы, возможно, незнакомы даже…)

     6
Собор в прыжке с высокого обрыва
над лугом и рекой уже давно.
А звук колоколов, пробивший дно,
гудит в веках, считай, без перерыва
вторую тыщу лет. Сердечного порыва
любому хватит здесь, чтоб сквозь окно,
открытое в июльское панно,
душа взлетела, да ещё с надрывом
вскричала по-стрижиному! Ах, Кэт,
какой у мамы вышел пируэт!
Бецкой в Европах, как козёл в капусте:
красив, богат и, чёрт возьми, умён!
И своего уж точно не упустит!
Княгиня Ангальт-Цербстская да он…

     7
Всегда мне были злые языки
до лампы Аладдина. Буду факты
перебирать, как чётки. Их контакты
продлятся долго… Я же у реки
водицы испрошу-ка для строки,
а то сушняк прелюдией антракта
мне тычет в зоб, друзья мои, вот так-то!
(Да и читать сухое не с руки.)
У царской спальни будто пляшут тени —
то, видно, слуги устремляют взор
во щель замка. Но только, чур, Бартенев
здесь ни при чём — подпишем уговор
и будем наблюдать за всеми в оба,
пока Бецкой не доживёт до гроба!

     8
В тот год, когда Фике взошла на трон
и назвалась Второй Екатериной,
был вызван ко двору надо-олго он,
родной папаша. Не одна перина
истёрлась об него за тридцать лет.
Точней, за тридцать два. И осетрину
вкушал изрядно, и прямую спину
не гнул ни перед кем. Его портрет
заказан был царицей. И златую
медаль она чеканит в честь его,
почти являя скрытое родство.
(Бартенев здесь воткнул бы запятую
и сообщил бы с клятвою средь зала,
что Катя папе руку целовала.)

     9
Бецкой служил Отечеству и ей,
родной душе, что, в общем, так непросто,
однако протянул за девяносто.
Ты мне, читатель, рюмочку налей.
А я б тебе поведал после тоста,
не превращая речь свою в елей,
про Смольный и Мещанское… Крат во сто
умножить ныне можно сонм рублей,
которых он пожертвовал (средь множеств!)
на просвещенье, в том числе и нас…
Припомним Академию художеств,
треть века с коей нянчился вельможа,
взбежав прямой наводкой на Парнас!
За ним вослед мы устремимся тоже.

     10
Столице — слава! Ну, а нам — гробы.
Лежат в соборной крипте Трубецкие —
бояре, воеводы — да какие,
порою онемение губы
мешает произнесть их поименно.
У титулов, пожалуй, нет границ.
И нощно вспоминаю их, и денно:
Андрей, Иван, Семён  — «персидский принц»,
Василий, Михаил — блюститель трона
Ивана Грозного… и Алексей,
вернувший Малороссию… Корону
Романовым отдавший князь Димитрий,
«Отечества Спаситель». Город сей
ещё хранит судеб лихие титры.

     11
Великая моя Екатерина!
Меж нами время — страшен бег его.
Но и оно не значит ничего,
когда у нас Отечество едино
и этот город, коему сама
ты царственной рукою начертала
злачёный герб и чёткие кварталы
прямейших улиц… А теперь, эхма…
съезжает в реку храм со старой криптой.
И мне в строке уже ровнять пора
и жизнь,  и смерть… а далее до хрипа
всхрапнуть, не посвистев на окарине,
опохмелиться рифмою с утра
и обратиться вновь к Екатерине.

     12
От родичей твоих осталось тут
скелетов двадцать, да и те подгнили
в известной мере. А соборной пыли
не нужен ни ремонт и ни уют.
Когда на плинфу древнюю кладут
брусчатку (лучше б матом всё покрыли!),
куда деваться той столетней пыли,
что помнит Трубецких?.. Я сей этюд
закончить должен так же, как и начал,
но ничего на дне графина нет,
окроме как надежды на удачу.
И пусть, кто хочет, вдоволь посудачит,
мол, эти строки — только пьяный бред
и ничего они не могут значить…