плач и ересь

глупость в ней лилась умопомрачительной дискотекой. так она хотела в этом движении, так она блистала, отражаясь в зиянии стекол. молва прокатилась по селению: царь стал немым, царь кастрирован надвигающейся лестью. мы были четвертованы этой новостью, вкривь и вкось обезображиваясь наступающим листопадом сверхъестественного. листопад - в гурьбе из роз - как это дико и сладко в столь речитативном излиянии. вкось пошла пагуба - челядь выла под сенокосом, отделяя вплавь наброски от этюдов. грубость влекла в дом, пахала под тетрадями, исполосовывала врозь и одесную. шаль круто визжала, прочитывая ознаменованные раскладки. хворь взъелась над лесом, орган завизжал клобуком над почтамтом: герой совлекся в песнопении. плач и ересь вокруг: почему герой, а не мы? в какую вставку листопад, в какой коготь деготь, в какую изнанку, из каких балбесов в гормональный слив, запечатывая угодников? рос клекот над плацдармами, кислород внимал, оскопляя противовоздушных девиц, микробов обожания. сено влекло в мачту. мы это тихо подпихивали, подсиживали в скорлупе, подсаживали наизнанку, прочитывали полдником. вихрь лился на отверстые десницы. космос падал на ладони - это запоминалось непременно всякому, даже в юродивом движении, даже вназлест с котомкой и вразнобой через кислород движения. против губ, против дамбы поминутно - накладывали тихо рыбу и хлеб, и скользко вспоминали юродивое движение пера, и отписывались, как будто распродавая россыпи снега. минутным делом записывали, поджидали, как сквозь марево, отражали наплывы синевы, подчитывали простительно. козни лились градом. это казалось отражением жеста - вкладывать все и вся в этот кулак, в этот преисполненный кивок, распаянный членовредительством. оползень отрывисто капал, отдавал чем-то несносным, сдвинутым набекрень. васильки зияли в пропасти, и белые тополя всаживали клинья в требуху обезвоженных родников. стойте, покладите пенсне, пригвоздите этот набросок, скользкий от уверток! мне всегда хотелось навзрыд просвистать в этой однозначной пурге, проответствовать втихомолку и как бы встарь, пробезумствовать коклюшем и корью.