Длинное заявление

За бугорок, за ямку, за трещинку уйдя,
Пишу свою заявку под струями дождя.
Я очень интересный, старательный поэт.
Я вдумчивый, я честный, и соло, и дуэт.

Я солнечный, я вешний со всей своей тугой.
Один – который внешний и внутренний – другой.
Собратья-менестрели в объятьях лёгких муз,
Рождённого в апреле примите в ваш союз.

И где-то я не прав пусть со всем моим говном,
Но верю, что понравлюсь, поскольку два в одном.
Я тут один зимую, со мною только бог.
Но грамотно рифмую и мыслями глубок.

Во мне большая тайна с текучею водой.
Увлёкся не случайно певучею дудой.
Какой я, если честно, и как меня спасать,
Я мог бы вам словесно, конечно, описать.

Не стоит наказаний хотя бы жалкий клок
Моих иносказаний и всяких подоплёк.
Я тоже прежде сер был с рукою, как протез.
Но вырос до гипербол, метафор, антитез…

И я скажу заранье, хоть я не полиглот,
Что все мои старанья родили добрый плод.
Себя я «дольче витой» никак не услаждал,
Хотя и плодовитый, как сам того не ждал.

На щедрой этой пашне, где всем цветам цвести,
Возвёл такие башни, что глаз не отвести.
Собратья-трубадуры, мне плакать не резон.
У струн моей бандуры большой диапазон.

Легко понять по харе, на чём и кто стоит.
В своём репертуаре любой у нас пиит.
А я стою по-бычьи, не сдвинешь как нибудь.
Мои права не птичьи, чтоб нас переобуть.

Моя рокочет лира на весь подлунный мир.
И нет того клавира, что лиру бы сломил.
Собратья-строкогоны, а чист ли минерал?
Свои на вас погоны, и каждый – генерал.

А кто отдельным маршем, по виду – не гигант.
Внутри меня фельдмаршал, снаружи интендант.
Как витязь на распутье, что в смуте до конца,
Я бытовой до жути: ни нимба, ни венца.

Однако не стенаю, однако не рычу.
Себе я цену знаю и знаю, что хочу.
Поймите эту шнягу, собратья по перу.
Сомните вы бумагу, а я не подберу.

Ведь у меня компьютер, придвинутый к стене.
Подержан он до жути, продвинут я вполне.
Цена растёт с годами, чем рок бы ни грозил.
Поэтому трудами я мир не загрузил.

Беру хорей и дактиль, пишу – и был таков
Не так, как обладатель пузатых сундуков.
Когда в закромах пусто, что правда, ты долги.
Мол, выросла капуста, не выросли долги.

А у меня, представьте, как раз наоборот.
И я оттуда, кстати, откуда весь народ.
Пырей да подорожник, куда ни сделай шаг.
Безденежный художник, классический лошак.

Ноябрь подарит слякоть, утопит все грехи.
И небо будет плакать, а я писать стихи.
И в перьях, и в помёте я выбреду в метель.
Ужели не возьмёте меня в свою артель?

Не молод я, недужен, устал от пенья муз.
И, может, мне не нужен писательский союз.
Ведь я и так писатель, и мой не легче вес.
А если кто спасатель, то это МЧС.

Вот лет прожил бы триста затворником в избе,
Призванье журналиста не вызнал бы в себе.
А так я щелкопёром попал в газетный плен,
Оформился в котором и стал законный член.

Собратья-стихоплёты, прозаики мои,
Побьются самолёты, потонут корабли.
А мы уходим в вечность, держа надёжно нить,
Что всякая беспечность не может отменить.

И я уйду по Рузе, по Волге, по Оке,
Пускай не в том союзе, ни с кем накоротке.
И вы, мои собратья, к тому, кто будет гнить,
Не сможете объятья формально применить.

На это обращенье наплюйте, господа.
А я прощу прощенья, поэзия – вода.
На журавель поверху накинуть бы брезент.
А в рай дорогу стерху покажет президент.

Со мною хороводясь, не надо лить медаль,
Когда в земле колодезь в иную смотрит даль.
Она по вертикали приложена к летам.
Иль мы не утекали от горя по пятам.

От лет, что яко гири, уже не убежишь.
Никто в подлунном мире не вечен – это шиш.
Скажу вам человечно, в артели господа:
Искусство только вечно, а статус – ерунда.

Скатиться можно юзом, такого навершить –
И всем тогда союзом опять не затащить.
Всё это богадельня охочим до наград.
Честней, когда отдельно лиса и виноград.

Такие, значит, казни, понеже ты поэт.
Мораль одна у басни, другой морали нет.
Ведь истина жестока, когда судьба – не мёд.
И пусть не видит око того, что зуб неймёт.

2020