Укрощение

              Укрощение

Так-то лют стал Государь Пётр Алексеевич,
мстя за бунт клятвопреступникам стрельцам,
за побег свой из Москвы, и за растерянность,
за все страхи, что от них изведал сам.

И отныне то иудино сословие
обрекалось на разгон и на резню,
и ложилась гневность царская злословная 
и на всякую стрелецкую родню.

Ой, досталось всем в изменности доказанным,
не одна с плеч укатилась голова.
И затравленная слухами и казнями
помертвела укрощённая Москва.

А усопшего Ивашку Милославского,
зачинателя всех этих смут и сечь,
по желанью устрашающему царскому
из могилы было велено извлечь

И немедля домовину его смрадную
на трёх свиньях, погоняемых плетьми,
святотатствием  «крестя» Москву безрадную,
с поношеньем провезти перед людьми.

Чтоб затем, в Преображенское доставленный,
битый гроб, в котором гнил проклятый князь,
под помост был с оплеванием поставленный,
дабы кровь казнимых на него лилась.

На помосте же все плахи пренадежные,
никакие им порубы не страшны.
И летели с них головушки безбожные,
как капустные литые кочаны.

И страша очами бешеными, волчьими,
с палачами, сворой бешеных зверей,
Пётр и сам не раз хватал топор отточенный,
сатанея и дурея от кровей.

Исходилось в покаянстве сердце стылое,
изводил порою душу смертный страх,
но текла,текла кровь чёрная, постылая,
на лежащий под помостом жалкий прах.

День за днём творился суд и лилась кровушка.
День и ночь в ушах стоял стук топора…
В монастырской келье воем выла Софьюшка,
подколодная гремучая… сестра.

А в избе Приказной краткими минутами,
отдыхая ото всех проклятых дел,
Пётр с Меншиковым пил настойки лютые,
чтоб во пьяни всё забыть.
Но не пьянел.