Однажды и теперь
Однажды:
Она была тонка, красива,
Умела по французски говорить.
Любила Шуберта, Шопена,
Играла вне работы на фоно.
Тарковский был её кумиром,
Да и не дивно, ведь она,
Была воспитана учтиво,
Культуро-просветительским челом.
Родители из рода украинцев,
Богемных тканей и в кино,
Работают и Землю прославляют,
Своим нетленным гранд пером.
Теперь:
Он был из чешских пивоваров,
Работал барменом, в "Трюмо".
И повстречал её в тот вечер,
Когда звучал "дорийский джаз".
Он увидал её и зори,
Спустились прямо на плечо.
Был околдован, в миг влюбился,
И пригласил её в кино.
Та согласилась, ведь в Богемии,
Она не знала никого,
Лишь только Муха, Сметана,
Да знаменитое стекло.
После сеанса драмы-чтива,
Они пошли гулять в рассвет,
И всё болтали, хохотали,
Как будто им пятнадцать лет.
- Так как же звать тебя, я Пётр,-
сказал решительно он ей.
- Меня зовут Мария, можно Маша,-
ответила она, понурив от стесненья взор.
- Чем занимаешься: работа,
учёба, может волонтёр?
На этом месте долгая ремарка,
Зовётся паузой, друзья...
- Работаю я здесь таксидермистом,
люблю застывшие тела.
Страсть с детства у меня,
к бельчатам, соболятам,
и прочей фауне, жуть люблю.
Мечта была, свой мир животных,
но чтобы вечно, навсегда.
В добавок их кормить не надо,-
На этом слове Маша засмеялась,
А Пётр тут же побледнел.
Он был глава "Зоо Защиты",
И с детства веган, на все сто.
Теперь:
Она была худа, противна,
И говорила невпопад.
Шопен и Шуберт отвернулись,
Тарковский молча всё снимал.
Родители богемных тканей,
Всё так же прославляют Землю.
И в кино своём, не усмотрели,
А может и напротив, ведь кино:
Как чадо их теперь, таксидермистка,
Гип-гип, Ура! Прелестно! Браво!
Пущай таксидермит,
Не наркоманка ж, не политик,
Не проститутка и не вор,
А просто Марья, чучел мастер!
Искусница, да что там говорить.
Однажды:
Пётр и Мария не встречались.
Мир продолжал свой вечный ход.
Мир Маши полный чучел и насилья,
И Мир Петра так тщетно что-то изменить.
/24.12.2020/
Свидетельство о публикации №120122404331