На стоге сена лежал человек...

  ...взирая молчаливым взором на небо. На то, как собираются тучным стадом облака, игриво толкая друг друга белоснежными боками. А за облаками бирюзовая глубина, так освещенная солнцем, что дна никогда и не увидишь. Да и есть ли оно, дно. Но путник этого очень желал, чтобы оно было. Вот и лежал, вглядывался. В воздушных волнах ныряли и плескались несколько птиц. А что за птицы, со стога было никак не разглядеть. Но наблюдать за ними было все равно приятно. Теплый луч уже вечернего солнца приласкал путника по щеке, мол оставайся, не ходи уже сегодня никуда.

  - Ну, можно бы и не ходить, - уклончиво призадумался он, - да только в небе все равно ничего нового не разглядеть, а на дороге можно еще много чего встретить, много еще с кем поговорить.

  Но на самом деле, ему очень хотелось, чтобы солнце чуть-чуть настояло, еще раз дружески потрепало его по небритой щеке, чтобы действительно уже никуда не уходить. И если он останется, может тогда небо откроет ему чуть больше своих секретов, раскажет то, что обычно никому не рассказывает, может даже покажет, куда ему идти. А то ведь путником он стал уже давно, а куда идти так и не знает. Не знает, но идет всё, идет, всматривается в свою дорогу, думая, что она то знает ответ а в итоге расскажет и ему. Но порой ему начинало казаться, что это вовсе не его дорога, и именно поэтому она до сих пор ему так ничего и не сказала.

  И сейчас, лежа на стоге свежего сена, он очень надеялся, что солнце окликнет его еще раз, что будет повод остаться и поговорить с небом хоть раз, с глазу на глаз и очень откровенно. Поделиться своими переживаниями по поводу ненадежности дороги. Хоть раз сбросить с плеч усталость от опасений перед разбойниками, то и дело подстерегавшими на перекрестках и уже забравшими все, что он когда-то имел. Взглянуть на небо не торопясь, взглянуть в его ночное лицо. Ну и конечно, впервые послушать, что же оно скажет. Ведь все время, пока он пытался слушать дорогу, его не покидало чувство, что небо что-то хочет сказать. Но он снова и снова откладывал этот разговор. С дорогой-то как-то проще, она и поближе будет и более конкретная что-ли. Границы хоть какие-то есть. А небо? А у неба нет никаких границ, а ещё оно такое чистое и глубокое, что даже совестно подумать, что у него есть что-то и для путника, который только и делает, что ходит по дороге, весь в пыли.


  Но сейчас он надеялся. Надеялся, что это тот самый момент, та самая ночь, когда он остановит на время свой путь и поговорит. Пока, прижимаясь всем телом, к подстилке из соломы, он с нетерпением ждал еще одного, самого маленького прикосновения от солнца, сам не заметил, как с губ сорвалось трепетное "Пожалуйста, поговори".


  Тем временем, солнце полностью скрылось за холмистым горизонтом, погружая поле в сумрачную прохладу. Путник глубоко вздохнул, на лице появилось разочарованное выражение "Ну, что ж", и он уже было хотел встать, как заметил. Он абсолютно точно заметил, как недавно появившаяся звездочка подмигнула ему. Да да, она абсолютно точно ему подмигнула! Он смотрел не отрываясь на эту маленькую звездочку и немного заулыбался, словно стесняясь. Еще сам до конца не веря в происходящее, смущенно покраснел и стал неловко перебирать в голове фразы, с которой следовало бы начать. Ни одна, конечно, не подходила. Разве можно так взять с бухты барахты и придумать, что сказать небу, особенно, когда ты никогда до этого с ним не разговаривал. Несколько минут он находился в замешательстве, отводил глаза в сторону, бегло оглядывая деревья неподалеку, погруженные в тень кусты, и ему казалось, нет, он был совершенно уверен, что небо уже посчитало его глупым и некрасноречивым. Ужасно некрасноречивым и ужасно глупым, раз при всем при этом он решился добиться аудиенции не кого-то, а самого неба. Так и не придумав, что сказать, понуро согласился.


  -Да, собственно, так и есть. Ты правильно думаешь, я глуп и совершенно некрасноречив.


  На этом мысли в его голове сначала замешкались, перестали бегать из стороны в сторону и вовсе остановились. Он почувствовал себя абсолютно маленьким и ничтожным, да еще и весь в пыли. А ведь он был прямо перед ним! Перед огромным и бескрайним небом, которое к земле-то никогда не прикасалось. Немного смирившись со своим положением он поднял глаза и виновато посмотрел на своего собеседника. Небо все это время терпеливо ожидало, пока он наговорится сам с собой и наконец начнет слушать. Подняв глаза, он сразу это понял, потому что, взглянув, сразу стал слышать. Он наконец-то что-то слышал, с ним наконец-то кто-то заговорил.


  Земля, окунувшаяся в ночь была темна, звезды мерцали на черном бархате неба, от которого все еще исходил таинственный свет.На одном из стогов, тихонько призимлившихся на спящем поле, лежал человек. А лунный свет мягко трепал его волосы. На том поле в ту ночь состоялся долгожданный разговор.


  Это был долгий разговор. И чем дольше он продолжался, чем темнее становилось вокруг, тем отчетлевее наш герой начинал видеть Млечный Путь, пролегавший прямо над стогом. Путник все ему рассказал. Просто в один момент почувствовал, что может ему доверять. И рассказал. И про то, как своровал у соседа ведро яблок. Хоть и некуда ему было деть целое ведро. А все равно своровал. И про то, как слишком сильно толкнул девчушку и она упала на глазах у однокласников. А девчушка то была добрая, одна из немногих, кто его не дразнил. Смешная, правда, но потом ему это даже понравилось. И сказать ей об этом постеснялся. И как утопил по материному наказу щенка. И что ему очень этого не хотелось. И как сбежал из своей деревни, униженный позором за уродливую родинку на щеке. И как третьего дня украл на рынке булку хлеба, и как потом ел ее в одиночестве. И что на сердце тоска. Что не знает, куда и зачем идет. И что вообще, если прямо сказать, весьма жалкий человек. И хорошего почти никому не делал. Разве что частенько навещал одинокого старичка на окраине деревни. Одиночеством они друг на друга и походили. Помогал ему с огородом, приносил сахару к чаю, да и вобще любил проводить с ним время. А старичок благодарил, дескать что скрашивает его старость. Но разве этого может хватить?


  Маленький кузнечик приземлился на плечо, и словно не замечая человека, стал протирать усики от ночной росы. Вдруг застрекотал, послушал ответ другого кузнечика где-то вдали, посидел немного, вроде о чём-то думая и снова поскакал. По полю пело много таких кузнечиков, перескакивающих с места на место. Одна неуклюжая соломинка пощекотала нашего путника по щеке, слеза от правого глаза проложила мокрый, холоднеющий на ветру, след к уху, но он всего этого не заметил. Замерев, он дослушал свой рассказ и понял, что никогда раньше так про себя не говорил. И если не рассказывать все за раз, можно даже считать себя вполне хорошим человеком, что он, собственно, всегда и делал. А сейчас...


  - А сейчас у меня что-то сильно жжет ногу, - отвлекся он от разговора, присел на соломе и рассмотрел в темноте сильно опухшую и наверняка красного цвета ладыжку, - Что это? - пробормотал больше удивившись, чем испугавшись. Нога была горячая и пульсировала от прикосновений. В недоумении откинулся назад, солома колко встретила спину, но тут же улеглась. Ему показалось, что небо теперь стало гораздо ближе. Даже может быть так близко, что теперь он в нем.


  - Что это я думаю? - ухмыльнулся он, посчитав мысль несуразной, - А где же та звёздочка, что пригласила меня остаться?
Но на небе возвышалась целая армия звезд и отыскать ту самую не представляло никакой возможности.


  - Так о чем это мы? О, сова кричит, - сказал вслух, многозначительно подняв вверх указательный палец, - Прекрасно! И в небе оказывается, можно много чего увидеть! - он попытался внимательнее всмотреться, но звезды то ли расплывались, то ли начали свой ночной танец, непонятно, - А что, у них бывает такой танец? - вновь усмехнулся путник и коснувшись рукой лба почувствовал испарину, да и становилось жарко. То ли ему, то ли вообще, тоже непонятно.


  - Что-то непонятно...что-то непонятно...что..то непонятн..о..е, - бормотал, с замеревшим взглядом на красном свечении прямо в небе.
В голове противно дребезжало, язык высох и стал липким, но он всё неотрывно следил за мерцанием, которое приближалось, приближалось, а затем словно село ему прямо на правый зрачок. А дребезжание все усиливалось, как будто завели мотор, шею заломило, а свечение резко переметнулось на левый зрачок и словно расплылось по поверхности глаза, тем временем в правом стало темнеть. Еле дотянувшись рукой растегнул верхние пуговицы рубахи и тяжело вздохнул. Мысли куда-то пропали, осталось лишь какое-то настроение, настроение легкости и будто радости, как после того, когда успеешь что-то сделать вовремя, даже, может быть, в самый последний момент.


  Медленно и спокойно наступал рассвет. Небо окрасилось от темно-синего на западе до нежно-розового на востоке. Птицы защебетали и вновь поднялись в высоту. Сонные насекомые попрятались, чтобы не намокнуть в утреннем тумане, неторопливо блуждающем между стогов.


  На стоге сена лежал человек. Грудь не вздымалась под растегнутой рубахой. Солнце осветило две маленькие точки от укуса на опухшей ноге. Судя по всему, укусила змея, судя по всему ещё днем, у сарая. Тогда что-то кольнуло в лодыжку. Но разве стоит умирать от какой-то маленькой змеи?


  На стоге сена лежал человек. На губах сохранилась улыбка, распахнутые глаза смотрят на небо, которое теперь стало гораздо ближе. Даже может быть так близко, что теперь он в нем.


  На стоге сена лежал человек...