Универсальный отсчет

В пол Луны ты подсматриваешь за мной.
Обнимаешь нежно меня в пол рассвета.
Обещаешь исправить здесь всё весной,
и уже ничего не берёшь за это.

Ни тоски, ни блаженства, ни гордых мук
дарования вечности в рамках мига
обретения севера. Нежный юг
выпадает теперь лишь как чья-то книга,

да и то, без обложки. Простой сюжет
интересен бывает как часть спиртного,
но никак не итогом прожитых лет,
если чтец осторожно желал иного.

В переходах меж тьмою прошитых штор
опускаются руки, в которых ночи
заставляют вступать в неразумный спор
о давно безразличном. Вверху волочит

голубую повозку небесных тайн
серебристый рысак. На его попоне
чем-то красным написано «Place for sign»
под фигурой молящегося в поклоне.

И уже непонятно, кому бразды
были там вручены, если здесь столь тоскно,
что живешь от испития до звезды,
в промежутках ослепнув от злого лоска

остальных миллиардов. Нули орбит
на себя умножают планеты страхов,
где любая душа по себе скорбит,
отказавшись идти на забвенья плаху

ради нескольких, взятых давно в кольцо,
запорошенных снегом зимы мгновений
единения с дряхлым уже отцом,
убегавшим когда-то в труды от лени.

За пределами снов о любви внутри,
той, что вжалась зачем-то в свою реальность,
измельчаются духи. Их нынче три,
претендующих тихо на изначальность

шестидневной идеи в тоске работ,
омрачающих негу сердец заботой
накануне оплаченных тьмой суббот
предложить как надежду свою субботу.

И ничто не слагается больше в бой
отстающих часов не моей вселенной,
упрекавшей когда-то меня судьбой
за попытку воскреснуть из мысли тленной,

убеждавшей округу за так спасти
обречённую жертву своих соблазнов
не искать указателей на пути,
предлагающем слишком однообразно

расставаться с собою.  Одна мечта
превратилась в искомую днём дорогу,
по второй мне дана безусловно та,
с кем могу долететь до любви чертогов,

а от третьей, что выращена из снов,
на уставшей от боли моей планете,
отпечатками первых и вечных слов
станут жизнью мои непростые дети...