Времена памяти цикл стихотворений

ЯНВАРЬ: У камелька
                Сибирячкам

В январе крылаты тени
угасающего дня.
Обхватив рукой колени,
ловит взглядом блик огня.

И в объятьях сильных пальцев
тонкой рюмки ободок.
Взгляд полуночных скитальцев
излучает холодок.

Тайны давних откровений.
Груз ошибок прошлых лет.
Отголоски сожалений.
Слёзы пирровых побед…

Хорошо под вой метели
погрустить у камелька.
Спят под снежным пледом ели.
На версту ни огонька.

Речка, лес, без края поле
да в берёзоньках погост.
Эх ты волюшка-неволя, 
почерневшая от слёз!

Ох ты горюшко-кручина,
яд-отрава для души!
Измельчал душой мужчина
да и бабы хороши.

Вековать как, бабам русским?..
Выпьем, милая, до дна!
Горькой ягодкой закусим
чарку сладкого вина.

Снег сквозит да в окна бьётся,
тянет песню-плач метель.
В дольней песне той поётся
про холодную постель,

про крещенские морозы,
русской печки долгий жар,
рождество, колядки, грёзы
и сердец ночной пожар.

Вой, мети снега без края,
встань свирепо в полный рост.
Широка страна родная…
Поле, речка да погост…


ФЕВРАЛЬ: Бонсаи пиний…
                Маме

О как коварен ветреный февраль!
Как краток миг от милости до плахи!
И мчат опричники-бураны вдаль,
с берёз срывая снежные рубахи.

С весёлым гиком гонят вдаль коней,
и пышет жаром потная утроба.
Кружат, сквозят снега уж десять дней,
намётывая серый наст сугроба.

Но миг придёт-угаснет злобный пыл.
Уздечка изорвёт до крови губы.
Февраль устал, галоп коней остыл.
Хрустят под грузом снега кости сруба.

Воздушной станет утра акварель,
а ясный день морозным и погожим.
И заиграет лунная свирель
в седой ночи влюблённым и прохожим.

Велик талант у зодчего снегов.
Таится форс в архитектуре линий.
И нежатся в тепле чужих домов,
сверкая иглами, бонсаи пиний.

В явленье том Февраль предвидит смысл.
Природы торжество?.. Иные цели?..
В февральский день отчетливее мысль,
что пиний нам дороже сосны, ели.

Дороже край родной и отчий дом.
Со сломанной штакетиной калитка.
Десятый день… Жизнь дальше, чередом.
Ветров февральских снеговая пытка.

Февраль порой то весел, то сердит,
не тронет он изнеженных иголок.
А снег летит, ложится, вновь летит
к родной земле с ночных небесных полок.

Засыплет землю снежная руда.
И путь к тебе.  Он тропкою мне ведом.
И что доступно было без труда
укрыто всё безбрежным чёрным снегом.

И не ступить мне вновь на твой порог.
И не толкнуть плечом из сенцев двери.
Бонсаи пиний…  Неизбежность? Рок?
И радость бытия, и боль потери.

А время жизни тает, вдаль спешит,
а память в детство, в ласковые руки,
где за печной заслонкою горит
огонь любви, печали и разлуки.


МАРТ: Масленица
                Александру и Анастасии

Стужа щёки щиплет.  Больно!
Злится матушка-Зима.
Факела горят!  Довольно!
Возгорись! Гряди Весна!..

Нынче сырная седмица.
Шаньги, сдобы на столах.
Мясо сочное томится
да подарки на столбах.
 
Солнцем блещут стёкла окон.
Ждут проталинки траву.
В непокрытый шапкой локон
день вплетает синеву.

Ленты атласа завиты
в гривы сказочных коней.
Выбивают дробь копыта.
Бубенцы!.. Да след саней.

Блин дают со сковородки
к стопке водки ледяной.
Вьются юные красотки
в пляске русской, озорной.

Льётся песня удалая,
по регистрам пальцев пляс.
Пьёт дивчина молодая
из ковша ядрёный квас.

Всюду праздник да гулянье.
Хор синичек на сосне.
Голосит гармонь «страданье»,
славословие Весне.

Не простит Зима измены.
За обиды отомстит.
Ярко чучело Марены
в центре площади горит.

Космы пламени, блистая,
ждут подарков для Богов,
просьб тепла и урожая,
плодородья да снегов…

Март ликует! Март танцует
под весёлый щебет птиц,
в губки алые целует 
всех прелестниц-озорниц.

               
АПРЕЛЬ:
                Внучкам: Анечке и Алисе

Ах, Апрель! Он и бард, и поэт,      
он художник и скульптор, и сказочник,
перламутрово-розовый свет               
у зарниц-первых утренних лампочек.   
 
У субъектов дня торги и спор,
накопились за зиму претензии,
и творится в природе разор,
на спектакль пишет Время рецензии.

В мастерской у друзей эпатаж.
Не поделят события смежники.
Утром солнышко, взяв карандаш,
на пригорках рисует подснежники.

Но и месяц не тратит зря слов,
ветровые исследовав трафики,
в полночь кистью на лужах дворов
он расчертит ледовые   графики.

Только солнцу от Бога респект!
Свет не скроешь за зимними шторами!
Забурлит речки шалой проспект,
льдин поток не сдержать светофорами.

Разорвет лёд ход солнечных дней
и волне та свобода понравится.
Караван ледяных кораблей,
не спеша, по маршруту отправится.

В парусах заиграют ветра.
Загудят от напора фарватеры.
Половодье, стихии сестра,
понесет по лугам льдины-катеры.

На берёзке скворечня-дворец.
Ждёт жильца новостройка нарядная.
Как заселит жилище скворец
заскворчит: «Где моя ненаглядная».

Ненаглядные рядышком, тут.
Две родимые внучки-кровиночки.
По размокшему снегу бегут,
оставляя граффити-тропиночки.

В тех рисунках лет, прожитых, суть
и закладочка в Книге бессмертия.
Отправляет день солнышко в путь,
вычитая года из столетия.

Работящ, непоседлив Апрель.
Он исполнит задачу весеннюю,
чтоб сосулек златая капель
вознеслась в небо майскою зеленью

               

МАЙ: Белые ночи
                Ольге

Варит дней похлёбку повар,
кипяток событий крут.
В кронах сосен птичий говор,
одуванчики цветут.

Золотистые делянки
у полянок на груди.
Ивы, словно иностранки,
завивают бигуди.

О морозах брёвна сруба
в лунном свете не грустят.
Серебром измазав губы,
ищут мамку пять котят.

Несмышлёные мурлычут,
как в кустах найдут щенка.
И носами в брюшко тычут,
ожидая молока.

Поцелуями май сладок
и признаньями в любви.
До грехов тот месяц падок-
только кликни, позови…

И, надев ветров косынку,
в сарафане, босиком
Ночка, белая, в обнимку
бродит с Месяцем, дружком.

Из ковша, из звёздной чарки
выпьют мёду: «Многих лет».
Поцелуи долги, жарки,
вишен, яблонь нежный цвет.

Белый, жёлтый и зелёный.
Май, повеса, держит тост.
Он во всех девчат влюблённый
и везде желанный гость.


ИЮНЬ: Июньский полдень
                Деду Володе.

Июньский полдень, тополиный пух,   
косматых облаков седые гривы.         
С малиновой бородкою петух
клюёт побеги молодой крапивы.

Он пёстр и важен, крупный гребешок,
на бой с врагом заточенные шпоры.
Снуют цыплята, жёлтые, с вершок,
и куриц не смолкают разговоры.

Под солнцем млеют огород и двор.
Верблюд-гора застыла, выгнув спину.
Блестит жары удушливой топор.
Укрывшись в тень, взирает на картину

художник старый. Краски, кисти, холст,
футляр, смычок да старенькая скрипка.
Он в мире этом Богом званый гость,
в глазах прищур, а на губах улыбка.

Мазок к мазку и… неба океан,
цыплят весёлых золотая стайка,
веснушчатый, улыбчивый пацан.
Босые ноги, порванная майка…

Уставши, снимет шляпу и сюртук,
нацедит молодого пива чарку,
заправит в старый, с трещинкой, мундштук
из самосада крепкого цигарку.

Затеплит спичкой жаркий огонёк,
обсудит с ветром замыслы и будни.
И будет тлеть в беседке камелёк…
Растреплет ветерок седые кудри,

расскажет деду байку про вчера,
присев бочком на стареньком топчане,
как бойкая, грудастая жара
Июнь купала в золотистом чане.

               
ИЮЛЬ: Июльские ночи
               
                Виктору Курьянову

Долги дни июльские - 
            зорька рано брезжится,
                речка, обмелевшая,
                ленно вдаль течёт,
травушка-муравушка
             по околкам нежится,
                рыжие калачики
                солнышко печёт.
Рыжие калачики
               на зелёном блюдечке
                жарит сковородочка
                голубых небес.
Незабудок скромные,
               выцветшие юбочки,
                сонное безмолвие
                далеко окрест.
Сонное безмолвие,
               над лугами марево,
                солнце после полудня
                час закатный ждёт.
Миг вечерний близится -
               вспыхнет в небе зарево
                и прохлада, лунная,
                на землю сойдет.
С лунною прохладою
                оживятся улицы,
                маечки да юбочки,
                стройных ножек ряд.
Юные влюбленные
                в сквериках целуются
                фонарям-свидетелям:
                «Здрасте», - говорят.
Фонари-свидетели 
                к чувствам равнодушные.
                Длинные чугунные
                смотрят свысока
на дела житейские,
                на объятья душные,
                как под юбку тянется
                робкая рука.
Ах ты, ночь, июльская!
                Звёздная, бездонная,
                где аллеи, тёмные,
                будоражат кровь.
Песнь поёт соловушка.
                Девочка влюблённая
                дарит счастье милому –
                первую любовь.
               
               

АВГУСТ: Жатва
                Соколовым

Август зрелый и искусный
даст отчёт за ратный труд. 
Брызжет соком лист капустный,
дружно овощи растут.

Помидоры, лук, редиска,
в закутке малины рай.
Куст тяжёлый к травам низко
наклонился. Собирай!

Тишина и благолепье.
Георгинов яркий цвет.
Обновив свои отрепья,
мужичонка средних лет

на шесте в дырявой шляпе 
охраняет огород.
Кисть рябины в ветке-лапе
свищут птицы: «Фу, урод!..»

Сохнет яблонь плодоножка 
и в траву летит налив.
Яблок полное лукошко!
Сладок плод, а как красив!

Золотится бок арбузный,
чашек, чайных, пьедестал.
Самовар пыхтящий, грузный
закипать «в вечор» устал.

Янтарем блистают соты
и душист цветочный мёд.
Отдыхая от работы,
Август чай вприкуску пьёт.

Хороши его закуски!
Дыни, сливы, виноград…
Отдыхает он по-русски:
глазки весело глядят.

За окном сигналит «Татра».
Гость заходит: «Наливай!..»
- Всё! Хорош! Ведь утром жатва,
вызрел в поле урожай!

               

СЕНТЯБРЬ: Букетик васильков
                Папе

Сентябрь блистает жёлтой гривой
в движенье сила и покой,
и лист с плеча ветлы, пугливой,
скользит бретелькой золотой.

В полях седых тумана строчки-
следы былых любовных грёз.
Ветвей оттягивая мочки,
висят серёжки у берёз.

Накрыв поля багрянцем, нега
развеет призрачные сны,
и заскрипит небес телега
под тяжким грузом синевы.

Возница-солнце, сжав поводья,
раскинет взоры на луга,
где жухнут спелых трав угодья
и золотые спят стога.

Грибник седой несёт в лукошке
деньков последнее тепло,
где на берёзовой подложке
опятам дышится легко.

У сосен ушки на макушке.
И смотрят глазки облаков,
как спит на радужной подушке
букетик папин васильков.
               

      
ОКТЯБРЬ: Осенняя песня
                Крюшкиным

Ветерок октябрьский            
           бродит неприкаянно:          
                то метнётся берегом
                медленной реки,    
         
то дохнёт полынною
            горечью нечаянно,
                провожая в прошлое
                тёплые деньки.

Проводы недолгие:
              шелест листьев, слёзоньки   
                дождичка осеннего 
                на щеке окна.      
             
Клёнов кроны голые,
              белые берёзоньки,
                избы обветшалые
                в ожиданье сна.

Слякоть улиц кривеньких,
               темень за околицей,
                да забора пьяного
                шаг неровный вдаль.
Ивушки пугливые
               до водицы клонятся,
                где волна игривая
                пьёт тоску-печаль.
Деревеньки серые,
               как щенки бездомные,
                разбрелись околками
                в поисках тепла…
За кавказкой горкою
               есть места укромные
                закрома там полные
                да печаль светла…

В вечер долгий, пасмурный,
                осенью ненастною,
                в кабинете сумрачном
                свет лампадка льёт.

Муза неподкупная
                юная, прекрасная
                Рифму, Вдохновение
                в ночь на чай зовёт.

Редкие то гостьюшки,
                скромненько у стеночки
                чопорно-надменные
                рядышком сидят.

Цедят чай из блюдечка,
                круглые коленочки
                из-под бровок-юбочек
                пристально глядят.

               
НОЯБРЬ:
                Алексею Савельевичу и
                Лидии Васильевне

Ноябрь. Город. Рой снежинок.
Метельной ночью не заснуть.
И мириадами тропинок
расчерчен их крылатый путь.

Ещё вчера ботва чернела            
и грязь скиталась по дворам,      
а нынче город в шубке белой
и воля северным ветрам.

В снега укуталась природа.
Под лёгкой шалью спит тальник.    
И к тёмной нитке небосвода       
багрянец, утренний, приник.      

Всю ночь кружили вальс метели.
Как пышен, лёгок их наряд!
В доспехах, белых, грозно ели,   
как караульные стоят.    

Расправил плечи тополь старый,      
двора прославленный пиит.         
Мотивчик старенькой гитары
в застывших лужицах звенит.

Рука могучего Атланта.
Седая крона в синеве.
Как много страсти и таланта
в морозно-ветреной струне.

Как много памяти и света,
печали, счастья и тепла.
И не найти, увы, ответа
за гранью тонкого стекла.

Не выпить в праздник доброй чарки.
В глаза любимых не взглянуть.
И мнится мне как из-под арки    
неспешно выйдут двое в путь.    

Им по плечу уже беспечность,
растаяв в снежной пелене,
уйдут вдвоем туда, где вечность,
по бело-лунной целине.

На стёклах неба след ладони.    
В тех окнах свет вновь не зажжёшь.
Ноябрь снегами землю полнит.
И их, ушедших, не вернёшь.
 
               

ДЕКАБРЬ: Предновогоднее
                Бабушке, Анне Еремеевне

Декабря суровы песни.
Величава, грозна стать.
Мягко деду в царском кресле
день последний коротать.

Залегли в тайге метели,
ждут февральский хоровод.
Новый год спит в колыбели,
ожидая свой черёд.

Дремлет зорька-лежебока
на перине снеговой.
Только Ночка черноока
да Морозец молодой,

нарядившись, сели в сани.
Эх, погодка хороша!..
И летит под бубенцами
Утро-тройка, день спеша.

Как над горкою растают
блики алые зари,               
красной грудкой засверкают
на берёзке снегири.

В панцирь льда одевшись, речка
полыньям наводит счёт,
а бабуля в жаркой печке
шаньги с творогом печёт.

Образа в углу, иконка,
на окне герань… Тепло!
На дворе морозец звонко
ткёт узоры на стекло.

Занавесочки из ситца,
скрип тяжёлых половиц,
каша пшённая дымится,
за окошком гомон птиц.

Вьются стайкой у кормушки.
Свежий снег пушист, лучист.
Новогодние частушки
"чешет» в полдень гармонист.

Тропка узенькая вьётся
меж сугробов, вдоль плетня.
От колодца смех несётся.
Парни, девки… толкотня.

Мы с бабулей у оконца…
Спиц вязальных частокол…
Ждём, за речкой стихнет солнце,
и она накроет стол.

Бой Курантов! Радость хлынет!
Ввысь восстанет грозный Царь!
Посох Власти в руки примет
юный праздничный Январь.