О человеке, уверенном в своей правоте, который дал

О человеке, уверенном в своей правоте, который дал шанс неискреннему, т.е. лжецу, стать искренним
публикация номер 8456

Быльмысел
   
      Жил-был человек искренний и доброжелательный и встретил он, к сожалению, заносчивого и болтливого человека, которому попытался помочь, ненавязчиво показав ему всю его жизненную неправоту.
      -- Да в чём же я неправ? – изображал недоумение наш болтун. – Давай серьёзно обсуждать.
       Стали они обсуждать, но, сколько правдивый человек ни объяснял, лжец то прямо перевирает, то отпирается от сказанного, то приписывает правдивому такое, что, кажется, и в тюрьму сажать – мало.
        Уж было махнул правдивый рукой, когда лжец новое ухищрение придумал:
        -- Давай записывать аргументы!
        -- Зачем? – поразился правдивый. – Я ничего не искажаю.  А ты просто перестань лгать – и не надо разводить писанину.
        Но всё же решил правдивый дать лжецу ещё один шанс, хотя и обиделся, когда увидел лживый намёк на себя в притче, придуманной лжецом:
        «Один правдивый человек в шутку сказал приятелю-лжецу: «Я буду называть тебя заместителем Председателя.  Угадай – чего?»  И, лукаво усмехаясь над недогадливым фанфароном, стал заниматься своими делами.  «Зам. Председателя Земшара», -- начал лжец, поскольку был высокого самомнения.  «Нет», -- ответил правдивый, думая совсем о другом.  Ещё что-то предложил лжец, но, наконец, сдался.  «Сдался?» -- улыбнулся добродушно правдивый.  – «Заместителем Председателя Земного Шара».  «Я говорил!» -- воскликнул лжец.  «Опять врёшь», -- вздохнул правдивый.  А лжец развёл руками и подумал: «Разница между нами в том, что я понимаю, что, когда отвлёкся, он не услышал мои слова.  Но он-то, в самом деле не слыша, не может допустить мысли, что мог не слышать.  И потому моя попытка поправить его -  для него – только ложь.  Вот почему он и не считает нужным ничего записывать – поскольку твёрдо верит в непогрешимость своего восприятия и своей памяти и любое несоответствие считает умышленной ложью собеседника, то есть не допускает и того, что его оппонент может неумышленно воспринимать неадекватно».
        -- Ладно! – возмущённо сказал правдивый.
        И позволил лжецу письменно городить ложь, пока лжец, припёртыё к стенке железной логикой правдивого не стал увиливать – мол, всё это – не аргументы, мне спешить куда-то надо и т.д. и т.п.
        -- Жаль, -- вздохнул правдивый. – Очень жаль, что ты упёрся в эту писанину, будто мне нельзя доверять…  Я ведь, понятно, правдивый, и если привёл твои слова – ты не имеешь оснований сомневаться.  Если я чего-то не услышал или ошибся – я ведь – это само собой разумеется! – точно бы не упирался, признал!
          -- А как бы ты установил, -- ты ошибся или я?
          -- Да уж поверь мне – это я понимаю без всяких там записей, и не лжецу мне указывать.
        -- Ладно.  Признаю поражение, -- шмыгнул носом лжец, поняв, что правдивый его полностью раскусил и разоблачил, что все его демонстративные слова о нелюбви к тоталитаризму, о любви к свободе, достоинству и чести – хитроумные лживые выдумки, и правдивый показал в этом споре, что лжец и есть тайный винтик тоталитаризма, готов не только служить следователем НКВД, но с радостью будет и в администрации, и стихи будет публиковать в любом «Красном знамени».
            Правдивый, видя, что лжец удручён, не посмеивался, а только сожалел, что хотя и помог лжецу понять, что не всем он может голову заморочить, но, к сожалению, не нашёл всё же убедительного способа отвратить человека от самой лживости, сказать ему, что не будь он лжив – его голос был бы учтён при голосовании на выборах.  Не удалось убедить лжеца, что вся его жизнь – чепуха, а он сам ничтожество.  Впрочем, умудрённый жизнью правдивый знал, что лжец и так понимает, что он ничтожество, и горбатого только могила исправит – и ничего уж тут не поделаешь.


***