Иосифу Бродскому
Фарфор тончайший! Кофе на пленере.
И острые папахи снежных гор,
белея в синеве, внимают Гере,
Богине брака и семейных уз,
где с Богом заключается союз.
Вдыхая грудью дар чужих небес,
и, наслаждаясь дивною погодой,
допьете кофе, оглядевши лес,
душой сливаясь с буйною природой,
восхвалите напиток в хрустале
с террасы неприметного шале.
Я слышал, что вас ждет сезон дождей.
Набухнет, верно, склон туманом, влагой.
А у меня излишки падежей
никак не сочетаются с бумагой.
Работа, грядки, жук, газон, покос
и на плече у Музы след от слез.
Графин с вином, три розы, круглый стол.
Сатир, мошонка, бронзовый подсвечник.
Тяжелый плод ломает хрупкий ствол
и буйствует безудержный орешник.
У нас рвет листья ветер с тополей
да хлопоты ленивых голубей.
Ваш взгляд с вершин скользит в ущелье, вниз,
где в пене вод река бессильно злится.
Заросший склон, густых ветвей карниз,
в безбрежном небе огненная птица.
У нас в округе степь, отвалы, пыль
да мудрый, повидавший все, ковыль.
Вы поседели, но слегка, и свеж загар.
Забыли про нужду и про морщины.
То гор, плодов, свободы щедрый дар,
рождающий потребности мужчины.
У нас лед легкий к лужицам приник,
укрыл куржак и шарф, и воротник.
Зачем печаль туманит ясный взгляд?
О чем молчат уста? Сомкнуты губы.
Поблек лесов таинственных наряд.
Гудят в душе Иерихона трубы.
Ужель, порою мнится край родной
и город над гранитною рекой?
Дворцы и храмы, волн седых простор,
мосты и мостовые под снегами.
Песчаных дюн, таинственный, узор,
березки под промозглыми ветрами.
Окно Петра! Российская земля!
Вольготно разлеглась, Европу зля.
Не мучайтесь! Ведь Вы почти в раю…
Вне Родины… Не в этом ли знаменье?
Не зря Вергилий в Culex комару
найти пытался смысл погребенья.
Ко мне был «мантуанский лебедь» глух.
Зато внимал стихам степной лопух.
Пусть между нами вечности река.
Венеция смежила Ваши веки.
Волнует нас высокая строка.
Вы примирились с Родиной навеки.
Я открываю томик, Ваш сонет…
Иосиф Бродский входит в кабинет.
Свидетельство о публикации №120122007155