Избранные сонеты

                "В крушеньях звезд
                рождалась жизнь и крепла..."
                /Максимилиан Волошин/

Гнёт обещаний и тщета обид.
Расстаться? Нет. Но быть на расстоянье.
Признать великим противостоянье.
Сойти с ума, но не сходить с орбит.

И пусть в тени затмений дух скорбит –
он принял добровольно крест скитанья.
Стеченье обстоятельств, сочетанье
масс, скоростей – его не оскорбит.

Космический инстинкт, бессмертья танцы,
механика небес и ритм дистанций
владеют нами. Мы же – не вольны.

Стать спутником ли, в бездну ль провалиться?
Гармонии смиренно подчиниться
и течь неотличимым от волны.

*  *  *

Я вижу, как порхает первый снег,
всё задевая слабыми крылами.
Упорно зиму небеса скрывали,
и, всё-таки, уже не сладить с ней.

День ото дня настойчивей, сильней.
И вот явилась облачным обвалом.
Вращаюсь в карусели карнавала,
себе отчёт давая не вполне:

на дно земное оседает небо
иль это я лечу в источник снега
к тем белым небесам, что мел кроша,
               
ведут с землёй сращенье и сраженье...
Восторг вплетает в снежное вторженье
прозрачная от нежности душа.

*  *  *

ДВА СОНЕТА

Не красотой, но прелестью своей,
переходящей всякие пределы,
ты сердце мне так бережно задела,
что вздрогнуло оно печалью всей.

Сама невинность! Не дразни гусей –
я говорю себе: соблазн за дело
легко берется и томит умело.
Дверь приоткрой – не выгонишь гостей.

О, этот робкий взгляд горчит мольбой,
в улыбке виноватой скрыт разбой –
к смиренью месть склоняется невольно.

Так Панночка звала из темноты
на жертвенник безумной наготы
и жалобно шептала: «Пальчик больно».

                *            

Так жалобно шептала: «Пальчик больно»...
Боль неподдельна. И её исток
неведом никому. Я слишком строг
к тебе – рожденной женщиной. Довольно.

Что ж я-то, как монах на колокольне
вновь созываю ангельский чертог
к заутренней, коль вёл с чертями торг
ночь напролёт – в петле речей крамольных?

Грех видит грех, грех видит сам себя,
и тянется – к греху. Строга судьба:
я пожинаю только то, что сею.

Будь нежною женою. И – прости.
Бог видит – нелегко тебе нести
крест красоты за прелестью своею.

*  *  *

Моё участье, видно – лишь уловка,
чтобы улыбку Музы заслужить.
Узнав мечту, я разучился жить.
Но мне не грустно, а скорей – неловко.

В собачьей конуре что делать волку? –
отъестся, цепь порвёт и в лес сбежит,
(Кто сердцем не солжёт – не согрешит)
и поздно вскинет страсть очей двустволку.

«Ты к смерти приобщился, милый друг.
Ведь разлюбить – войти в забвенья круг,
за мёртвой не брести кругами ада.

Вот твой удел – воздушный путь земной,
твоя душа – где слышен голос мой.
Ты верен дару музыки. Я рада».

*  *  *

На отдыхе, в пленительной глуши
сравнения искать – пустое дело.
Окрестности в твоё врастают тело,
а горизонт – околица души.

Осталась малость – весело дружи
с самим собою, чтобы сердце пело
любою птицей и на мир глядело
былинкой придорожной. Дорожи

не временем, а вечным распорядком
Природы, что обходится без грядок,
чей скуден не бывает урожай.

Так пусть в твоей груди танцует ветер,
пусть нежность льётся дождиком и светит
с небес любовь. Ты – вечен. Уезжай.

*  *  *

Новый Актеон

Навлечь Богини гнев рискует тот,
кто видит в ней лишь женщину земную.
И я небесной кары не миную -
безумца наказание найдёт.

Телесный мрамор, дверцу потайную
боготворит (и множится!) народ,
душе крылатой воли не даёт -
лишь моль в шкафу разводит платяную.

Как мне от всех и от себя сбежать,
чтобы любить легко, и обожать
Лик Девы, а не зыбкий образ женский?

Я не готов с Тобою говорить.
И жизнь моя бессмысленно горит -
не примешь Ты моё несовершенство!

*  *  *

К Е Н Т А В Р

1. Животное во мне – мой Росинант,
моя опора и моя жар-птица!
Тебе из тьмы мерцает кобылица,
пока о деве мой скрипит талант.

Пока я в спектрах созерцаю  лица,
в игре хвоста ты ищешь диамант,
в телесный влажно-огненный туман
меня несёшь  и – не остановиться!

Неврастеничен в стойле, а на воле –
дракон, Пегас крылатый, недовольный
своим отяжелевшим седоком.

Не я, а он – студент земной Сорбонны,
гроза властей, бессмертный жеребёнок
небесное лакает молоко.

      
2. Он не пастух и не хозяин мне –
скорее, ангел или сновиденье,
в котором мне обещано рожденье –
самим собою. А пока я – нем.

Безликий голод или наслажденье
обходятся и вовсе без фонем.
Овец на ощупь знает Полифем –
но Одиссей – не агнец, а виденье

карающее – за избыток в силе
прямого зла. Стрелой меня пронзили –
весь Зодиак скрипит в спинном мозгу!

Пусть рыцарь чести мой мне только снится –
за странником  по весям и страницам
повсюду ковыляю, как могу.

*  *  *

Нет, Анна…Нет – всему, что шепчет: да.
«Спасётся претерпевший…». Небо ищет
страданий наших. Лихо «ветер свищет»,
как соловей-разбойник. Льёт звезда

в тумане свет. Сюжет задуман свыше
и спущен к исполнению сюда.
Пусть даже предначертана беда –
душа и в муке музыку услышит.

Судьба возьмёт своё. Возьми и ты
все тяготы – за лёгкость красоты,
за призрак счастья. Стоит приобщиться

к божественной игре, в которой мы
осмыслены, проявлены из тьмы –
болотный пень, изящная вещица.

* * *

Блажен легко бегущий по волнам,
плывущий в звонах звёздного органа.
Две бездны в нас, два грозных океана,
нет ничего любезней воли нам.

Затменье сердца – полная Луна –
лик Эго, разрушительница праны.
Нам стал привычен тленья запах пряный,
плоть самовластьем сумрачным больна.

Зачем нас Космос держит в чёрном теле,
и прах стряхнуть душа желает? Неужели
в живущем правды нет, и смерть стоит стеной?

Но только здесь все пребывают сферы:
Свобода – радость от сознанья меры
и крылья Кармы за твоей спиной.

*  *  *

ЗОДИАК

О том, что в книгу звёздную внесён
любой из нас, поведаю незрячим:
то жертва, то герой – Овен горячий,
Телец – земных страстей вкушает сон,

кто в Близнецах – самим собой стеснён,
Рак – панцырем искусным слабость прячет,
Лев – пред собою в умиленье плачет,
поверхностью вещей – взор Дев пленён,

Весов стремленье – всё уравновесить,
ох, Скорпион – нет жалости в повесе,
Стрелец – кентавр, чей ум сильнее чувств,

нас сдержанность пугает в Козероге,
то мёд, то яд – у Водолея в роге,
а Рыбам жизнь – трудней любых искусств.