Почти клаустрофобия

В молчании пустого городка
Деревья стынут и печные трубы.
Растворены туманом облака,
Пустеет Латвия, не стиснув зубы.
Беспомощность резиновых клыков,
И мышцы не напрячь, как не старайся,
Не нарастить в стараньях стариков
Под нищету и морок в ритме вальса.
Сиротство рельс в постыдной рыжине;,
Немых причалов и портов насмешка,
Над ними власть витает в вышине,
Верша полёт бесстыдно и неспешно.
Притих народ, колени стёр во хлам.
Не научением добру в молитвах,
Культяпками елозит по мечтам,
Не сбывшимся в пустопорожних битвах.
Былые вспоминая времена,
Под танцы, вековую строгость сосен,
Непобедимая в фантазиях шпана,
Уныло-гордо милостыню просит.
Не подают ей денег и ума,
Растут долги, зарплаты вымирают,
Пуста казна, зато полна сума;
Голодной фанаберией и лаем.
Давно известно всем - не кормит спесь,
За тупость и спесивость платят дважды,
А гавканье и грозным дыбом шерсть
Пугают, лишь котов, воро;н и граждан,
Несостоявшихся ни в чём столиц,
Блиставших важной сытостью когда-то,
Теперь, уткнутых добровольно ниц,
В известной позе, вечно виноватых.

Предновогодней сказки волшебство,
Всё больше грусти, меньше предвкушений.
Тайком справляют люди Рождество
По меркам толерантных наставлений
В молчании пустынного мирка,
Отсутствии надежд в возможность счастья,
В скольжении по ста слоям жирка,
Накопленного на молчанье властью.
Уныл пейзаж, хоть не смотри в окно -
Трибалтика зимует зазеркально.
И поневоле я с ней заодно,
И два стакана водки перорально.
Рига. Декабрь 2020 г.