Письмо от старого друга

В своей корысти ложь играя
Запрячет низкое в натуре,
Сокрывши то, что суть прямая –
Матёрый волк в овечьей шкуре.
_______________________

Полвека – в сущности не срок,
Ведь блажь пророчит ещё столько
И день рубежный  – не итог,
А передышка разве только.
_______________________

«Жильбер, неси скорее платье,
Сегодня будет славный день:
Улыбки, тосты и объятья!
Да не крутись – переодень.

Потом проверь дела на кухне,
Прислугу вымуштруй опять.
Чего смурной?! Давай не тухни!
И почту попроси подать.

Посмотрим, что лихие лорды
Мне в день рожденья пишут там.
Прольют фальшивые аккорды,
Что так привычны господам».

Под чашку кофе у камина,
В приятной сладости утра
Он стал листать, и писанина
Смех крепко под руку взяла.

«Бельвельтер, Парсон - всё не ново,
Из года в год один приём,
Всё также приторно-медово,
И лишь притворство в тексте том.

А юный Ратвен, вот увёртка,
Искусен в хитрости весьма».
Так рассуждал, дойдя до свёртка
И с ним престранного письма.

Конверт простой и без изыска,
(Кому так нужен мой досуг?)
А от руки на нём приписка:
«Твой самый старый верный друг».

Весьма забавно, и щекочет
Поднявший с койки интерес,
Тот до того знакомый почерк
Простых приветственных словес:

«Мой старый друг, спешу поздравить
С почтенной датой я тебя
И так прошу, не смей оставить,
Не прочитав всего письма.

Ты, верно, думаешь, откуда
И кто мне пишет в этот день,
Ломаешь голову и чуда
Ждёшь, вдруг отступит эта тень.

Пусть не терзает прыткий разум,
С тобой знакомы мы давно,
О чём подумаешь - мне сразу
Знать без вмешательства дано.

Когда, глазёнки открывая,
Ты мир приветствовал крича,
Как друга вслед тебе рождая,
Господь напутствовал меня.

Чтоб был... была... тебе опорой
В скитанье праведных путей
И помогла подсказкой спорой
В проблеме выбора твоей.

Ты был забавен, поначалу
Стеснялся гадости любой,
И я, спокойная, молчала,
Весьма довольная тобой.

Но год от года из малютки
Рождался новый человек,
Росли и крепли злые шутки,
И потихоньку ты побег

Замыслил, сам того не зная,
Не зная даже от кого,
И стала я совсем чужая,
И от тебя так далеко.

Но нет же, нет, ведь ты боролся.
Сознаюсь я, не просто так,
И, даже если против ворса
Чесал твой чуб и друг, и враг.
 
Ты так хотел себя исправить
И сокрушался много раз,
Но, как ни бейся - не убавить
Свой пыл, коль гонка началась.

А, может, сам подскажешь? Ну же!
Когда совсем ты потерял
Себя, оставив в грязной луже,
Где человечьему – финал.

Я подскажу. Ты помнишь губы
Той нежной, юной и смешной,
Что так надежды были глупы,
Но той, так грезившей тобой.

В тринадцать лет она ребёнок.
Хоть далеко ли ты ушёл?
Но твой проснувшийся чертёнок
Уже из печки прыг на пол

И дальше лез к её постели.
Она боялась эту грязь.
Но ты, как зверь, идущий к цели.
В конце концов – она сдалась.

Ты наслаждался ей недолго.
Невинность, правда, так сладка.
Но через день-другой в том толка,
Уж не видал наверняка.

Она терялась так (о, Боже),
Когда ты встречи избегал,
А у тебя ершилась кожа,
Почуяв форменный скандал.

Но обошлось, твой страх растаял.
Не стал шпионом нежный взгляд.
Хотя и ты того не чаял,
Что для неё спасенье – яд.

И все с ума сходили, что же
Такого с ней произошло,
А ты молчал, себе дороже
Сказать, что ты и есть то зло.

Припомнил? Это лишь начало!
И оттого, что обошлось,
В тебе души, увы, не стало,
И с той поры всё началось.

И яд служил тебе исправно,
Со знаньем дела, до конца.
Так ненавязчиво и плавно
К могиле проводил отца,

А брату в сумасшедшем доме
Местечко скромное нашлось.
Наследство взяв, засел на троне,
С величьем, будто бы колосс.

Но для других ты надрывался
И слёз нисколько не жалел,
Таким несчастным всем казался,
Никто бы думать не посмел,

Что тот, кто сам с собою честен,
Для прочих милый истукан
И настоящим неизвестен,
Скрывая под замком обман.

Так честным, нежным и ранимым
В глазах общественных предстал
И шанса, где быть подсудимым,
Судьбе ничтожного не дал.

А сколько грабил, не гнушаясь,
В тени неназванных имён,
В сердцах рождая страх и хаос,
Всё больше возвышая трон.

Так разорял большие семьи,
Пуская Форсов* с молотка,
Уэллсов* ставя на колени,
А сам смотрел издалека.

И не гнушался кровью алой,
Что проку в челяди, когда
Пахнёт поживой, и немалой...
Не дрогнет чёрная рука.

И возраст нежный слаще мёда,
Тем паче опыт не забыт,
Так восторгается утроба,
Когда невинность рядом спит.
 
О вы, прекрасные созданья,
Из рук твоих подарком – плеть.
Со знаком минус созиданье,
Не сотворить, так уж растлеть.

Здесь долго можно говорить,
Все строки ядом пропитались,
Но бесполезно слезы лить
О том, с кем ангелы расстались.

Хотела б так тебе навстречу
Прийти со светом изнутри,
Но снова темнотой отвечу,
Чёрт непотребный побери.

Твой сын – единственное чадо,
Что также в похоти зачат.
Ответь, мне продолжать ли надо
Иль разум с сердцем не велят?

Боюсь, велят и даже боле...
Они покорно в стороне
Стоят и прячутся в неволе.
Ан нет, конечно же, на дне.

Так вот, когда он появился,
Лишь свет увидел наш земной,
Внутри тотчас зашевелился
Тебе неведомый другой.

Ребёнок - будто бы  лекарство,
И с ним был мягким и родным.
Притворство, похоть и коварство -
Всё отступало перед ним.

Взрослел, а ты свои скелеты
Хранил под каменным замком,
Не говоря ни с кем, ни где ты,
Когда ваш оставляешь дом.

Ты, правда, лучший был родитель,
На целом свете не сыскать,
Но всё же демон–искуситель
Не дал с собою совладать.

Ему пятнадцать – ты признался,
Рубашкой карты положил:
Кем для других людей казался
И кем на самом деле был.

Он не поверил, рассмеялся,
Сказал, что это просто ложь,
Что, мол, отец, ты зря старался
И просто так не проведёшь.

Но ты открыл ему пошире
И показал со стороны,
В каком живут гнуснейшем мире
Такие существа, как ты.

Наверно, разбивает горе,
Когда тебе кричат в лицо
О том, что жить в таком позоре
Ему вовек не суждено.

И то, что суд людской и Божий
Тебя очистит хоть чуть- чуть,
В пути земном ты лишь прохожий,
Но в нём легко так повернуть

И угодить в большую яму,
Где непотребное дерьмо,
Спасёт дорога только к храму,
Очистит скверну, грязь и зло.

Ты захотел к себе приблизить
И волю дать своим слезам.
Но дальше он тебя унизить
Решил, ударив по рукам,

Чтоб до момента искупленья
Не смел мечтать себя простить.
И в этот миг, без сожаленья
Ты разорвал природы нить.

Удар, другой и понесло...
Гудит обиды страшной боль
И в сердце вновь играет зло...
За всё ответить соизволь.

В тот час поднялся сильный ветер...
И вот пестреет некролог,
Что больше нет его на свете,
Упал с коня... не уберёг.

И здесь над этим постарался,
Ничто каналью не берет,
Природе верен ты остался,
Всё тот же мастерский подход.

Наверно, хватит? Сколько можно
Писать о том, что знаем мы.
Тебе, скажу я - невозможно
Сокрыться вовсе от судьбы.

Сегодня день – он день последний,
И как бы сильно ни желал,
Не будет жизни долголетней,
Опущен занавес. Финал».

Письмо на пол, и побледнел,
И страх, и ярость бились в нем.
«Жильбер, скажи мне, кто посмел
Доставить эту гадость в дом?».

Но тишина, и он скорее
К ступеням, чтобы вниз идти,
Узнать что можно о злодее,
Сумевшем это принести.

Но, видно, правда - текст пророка.
Споткнулся. Пулей с высоты.
А, может, это воля бога,
Что сжал кровавые персты.

На шум и крик влетели слуги,
Да только поздно – будто лёд,
Ломая головы в испуге,
Крича и споря про уход.

А на полу в просторном зале,
Не видя сутолоку слуг
И, как они теперь визжали,
Лежал «Твой самый старый друг».

Форсов*  Уэллсов* – старинные английские династии.