92. Тетради - отклики
Вот почему мы бежим от внутренней пустоты: потому что Бог мог бы проникнуть туда.
Нежелание сделать доброе дело — знак того, что оно в самом деле доброе. Преодолевать это нежелание не нужно. Нужно не желать этого дела — и делать его.
[Но испытывать отвращение к делу и не делать — жалкое состояние. Вообще говоря, это и есть мой случай.]"
С. Вейль. Тетради.
В принципе бесконечность всех дел направлена на меня, особенно если я совестливый, а вокруг меня никого из людей, кто бы мог подарить мне свободу и уверенность в самом себе - именно тогда остаются только дела или действия. И никогда в такой ситуации я из них не выплыву - или надорву себя или испытаю к себе глубокое отвращение через отвращение к ним.
Мера моих способностей и дел не лежит во мне также, как лежит в ящичке гаечный ключ, это всегда "мера по ходу", но если нет никакого хода, а есть только вещи, которые крутятся вокруг меня, потому что я сам кручусь на каком-то пяточке, не зная что мне делать, то бесконечное количество мер меня обмеривает каждый день и каждый час по своему шаблону. Я становлюсь то такой, то этакий и даже не успеваю это отслеживать.
В этой ситуации "принципиального зла" не помогут рассуждения о Благе. Лишь из Блага можно рассуждать о Благе и идти к нему.
Человек, находящийся в яме самого себя с потерянным свободным временем. Время то у него всегда есть, но только всегда - деловое. И никогда - свободное.
Свободное время - это наше время друг с другом.
Мы и интернет можем воспринимать как свободу лишь потому, что он как-то, но всё же связывает нас друг с другом. Такую же связь мне помогает осуществлять и книга, и фильм, и искусство.
Симона пишет о том нашем теле, которое пасует брать предел божественного в нас, о теле, не желающем не то, что умирать, а не желающем умирать сознательно, духовно - то есть не желающем самостоятельно освобождаться от собственных границ. Потому что такому телу вовсе не страшно, если его кто-то другой убьёт, скажем так - ему в каком-то смысле это не страшно, но гораздо страшнее - самому подвести себя к своему внешнему рубежу. То есть человек скорее согласиться страдать в одиночестве, чем преодолеть собственные границы в общении, чтобы общение могло развиваться. И мы все так и делаем - мы слишком легко разобщаемся. Вслед за нашим телом, нам проще покориться своей налаженной определённости, знакомой нам с детства, чем выйти к рубежам собственных границ, где все вопросы, которые я ставил будут направлены теперь на одного меня, а не на кого-то другого.
Итак, первый тип ситуации - у тела нет никакой возможности божественно умереть.
В таком случае тело уродуется, загнивает и нам мстит. Рождённое для того, чтобы умирать духовно, тело не находя своих высших возможностей, буквально "срывается с цепи" и беснуется совершенно непредсказуемо и по всякому поводу - тайной злобой болезней, недугов и неврозов, или же открытым пороком и извращённостью (то есть нарывом), или же "распуханием" (статикой) - но в любом случае тело оказывается закупоренным в самом себе.
Второй тип ситуации - тело может божественно умереть, у него появляется такая возможность. И хотя эта возможность составляет высшую возможность самого тела, оно будет противиться ей и будет не хотеть умирать духовно. "Я - тело и я хочу умирать только телесно" - будет говорить тело, - "мне понятна и известна только одна смерть".
"Не стремление к удовольствию и неотвращение к усилию порождает грех, но боязнь Бога. Зная, что мы не можем увидеть Его лицом к лицу, не умерев, мы не хотим умирать. Мы знаем, что грех очень хорошо защищает нас от того, чтобы видеть Его лицом к лицу. Довольствие и скорбь дают нам только необходимый легкий импульс ко греху и прежде всего повод, алиби, гораздо более необходимые. Как для несправедливых войн нужны предлоги, пусть даже самые нелепые, для греха нужны ложные блага, потому что для нас невыносима мысль, что мы движемся в сторону зла. Направление в сторону зла есть невозможность. Плоть — не то, что отдаляет нас от Бога; она — завеса, которой мы закрываемся от Бога".
С. Вейль. Тетради.
Плоть - да; тело - нет, нужно быть крайне внимательными.
Потому что плоть это то, что в нас боится и трепещет, а тело это то, что желает и стремится умереть и испытать преобразование, но противится этому.
Тела греческих статуй - божественны. Если бы у человека были такие тела (а они были у человека?), то он мог бы сказать, что завеса стала практически прозрачной и сквозь неё легко лицезреть Бога, что мы и говорим о греческих статуях.
Сопротивление - это упругость тела, это хорошо, не хватало бы ещё того, чтобы мы умирали духовно также легко и весело, как спали во сне. Пусть тело сопротивляется - мастер только ещё больше отразит в нём своё мастерство. Но когда мы говорим "плоть", мы ведём речь не о теле, каким его знала Древняя Греция, а о "теле", каким его знала иудейская традиция, мы говорим о "немощной плоти", которая как раз потому и трепещет, что не в силах ничему такому противится.
Запомните: плоть - дряхлеет, тело - никогда. Движения какого-нибудь старика могут быть также молоды и чисты, как и в первый день его рождения. Потому что тело - оно в движениях, а не в морщинах.
Тело, как завеса Бога никогда не стареет.
Иудейско-христианской формуле разделения "плоть немощна да дух бодр" мы должны противопоставить древнегреческую формулу тождества "прекрасный дух красив телесно". Тело - космический универсум, плоть - животная часть в нас самих. И мы можем, конечно, противопоставлять всё наше человеческое этой животной части, но лучше будет, если мы всё же раскроем её потенциальные способности быть универсальным божественным телом.
Свидетельство о публикации №120121806425