Не от мира сего

Я не знаю, что читали в детстве бывшие советские люди одного со мною возраста.

Но, уверена А. Н. Островского с его изучаемыми в советской школе пьесами нормально учившиеся по школьной программе мимо не прошли. А то, что человек знает с детства  — как считают нейрофизиологи  — он обычно знает на всю жизнь. Отчего в старости, когда память начинает отказывать человеку, чаще всего последний впадает в детство. И тут уж на лицо, наше детство нашему даже не знающему нас детьми окружению.

Вчера с удовольствием смотрела замечательную пьесу Н.Островского "Не от мира сего" [ссылка внизу]. Просто чудесная игра актеров, восхитительная речь, чистая, настоящий русский язык, музыка для души, если сказать высокопарно, а никто мне этого и не запрещает.

Странно, что некоторые люди думают, что человек, который учится от других людей, тоже занимающихся как и он лишь только поиском смыслов и как бы истиной в последней инстанции не обладающих, не то что бы наивен, но не дальновиден. Есть же у человека "Евангелие" — зачем все эти книги, пьесы, оперы и оратории, оперетты, философские трактаты — только уводящие от Истинного Христа.

Возможно, есть такие счастливчики, которые получают информацию с момента рождения не от окружающих людей, а напрямую от Первоисточника Творения. Я, к сожалению, не из их числа. Обычный человек принимающий традиции, знания, обычаи своих предков, своих ближних. Учителей и других ближних и дальних.

Мне, допустим, совершенно понятен образ Евлампии Платоновны Снафидиной, матери главной героини пьесы Ксении.

Вера в устои христианства, в случае госпожи Евлампии — старообрядчества, насколько я понимаю, поповского согласия. Непоколебимая вера в старый устав, в бренность тела, его вторичность относительно бессмертной души. Воспитание дочерей в строжайшем Завете Любви. Именно, не какой-то платонической Любви. А Любви возвышенной. Не между мужчиной и женщиной. Между чем-то другим. Недоступным пониманию обычных людей.

Я не хочу дать оценку Евлампии, ни в каком случае. Я просто знаю, что это образ бессмертен. В человеческом воплощении.

Это не поддается логике, но поддается христианскому учению в частности относительно любимой дочери Ксении, о которой и говорят все — "Не от мира сего":

"Снафидина. Вы с Фирсом Лукичем, я вижу, уж что-то очень много о земном хлопочете; не хорошо это, не тому я вас учила. Вы бы почаще о душе подумывали."

" Снафидина. Я выдала ее замуж не подумавши -- моя обязанность и развести ее с мужем.
   Елохов. Как развести? Что вы? Да она сама не захочет.
   Снафидина. Мало ли чего она не захочет! Разве она в жизни что-нибудь понимает? Ей нужно растолковать, в какую ее пропасть тянут, да уличить мужа-то, да на деле ей показать.
   Барбарисов. И все это можно, и все это очень легко.
   Елохов. Помилуйте! Да так можно убить ее. Она женщина очень впечатлительная и слабого здоровья.
   Снафидина. А хоть бы и убить! Что ж тут страшного? Я исполняю свой долг. Я убью ее тело, но спасу душу.
   Елохов. Да образумьтесь вы, ради бога! Что вы говорите! Ведь это разбой!
   Снафидина. А что ж такое "разбой"? Есть дела и хуже разбоя.
   Елохов. Да, конечно...
   Снафидина. Я дивлюсь на вас. Вы старый человек, а понимаете очень, очень мало. Разбой! Уж будто это такое слово, что хуже его и на свете нет? Напрасно. Знаете ли вы, что разбойник только убивает, а души не трогает; а развратный человек убивает душу. Так кто лучше?
   Елохов. Да извольте, согласен с вами; но каким образом все это может относиться к мужу Ксении Васильевны, к Виталию Петровичу? Вы его уж хуже разбойника считаете.
   Снафидина. А вот мы посмотрим, мы исследуем; я без оглядки дела не сделаю. И если окажется, что он моей дочери недостоин, тогда уж, не взыщите, я дочь губить не позволю. Вы знаете ли, как я ее люблю?
   Елохов. Я в этом уверен.
   Капитолина. Да уж, маменька, кажется, вы слишком...
   Снафидина. Ты боишься, что на тебя не останется? На всех, на всех хватит! Не сомневайтесь! Да-с, я ее очень люблю; а уж как в детстве любила, этого словами и выразить нельзя. Я просила, я молилась, чтоб она умерла.
   Елохов. Умерла?
   Снафидина. Чтобы она умерла еще в отрочестве, девицей. Тогда бы уж туда прямо во всей своей младенческой непорочности.
   Елохов. Да-с, это точно, любовь необыкновенная."

Да, мы учились видеть мир глазами других людей. Это была советская школа.

Теперь её похоронили — видимо Снафидины больше не актуальны в нашем мире. Человек должен учиться напрямую от Гласа Божьего. А это всё пустое.

В конце пьесы Ксению таки добьет эта несовершенная жизнь. Правда, душа молодой женщины по её собственному разумению, достанется не раю. Она достанется -  Ардалиону Мартынычу Муругову.

Но об этом как-нибудь другой раз.