Таёжные пилигримы
-1-
Наша память строга и упряма,
за собою, в путь дальний зовёт.
Рассказала, успела мне мама
про тот, давний, таёжный поход.
Рассказала, утихли все звуки,
растворились вдали, в небесах.
И смотрел я на мамины руки,
чтоб не выдать слезу на глазах.
Кто кого за поступки осудит?
Кто кого за дела призовёт?
Мы лишь люди, не высшие судьи
и не можем всё знать наперед.
Долго думал о Божьем я чуде,
благодати, что к ней снизошли.
Как чужие таёжные люди
помогли, обогрели, спасли.
Как в лихие военные годы,
где был каждый кусок на счету,
люди вместе делили невзгоды,
выявляя сердец чистоту.
Что есть мы, только Память и Слово.
Суматошны текущие дни.
И сказала мне Память сурово:
«Повесть мамы строкой сохрани».
-2-
Торопливо к намеченной цели
две таёжные путницы шли.
Тракт Алтайский - осинки да ели,
да в болотцах тревоги огни.
Уж смеркалось, какая досада!
Ночь спускала на землю крыло,
но мелькнули кусты палисада -
средь тайги небольшое село.
Отступили ночные тревоги,
подоспели как раз, до темна,
и спешили уставшие ноги
вдоль косого забора, гумна.
Постучали в ворота с надеждой
металлической круглой скобой.
Пыль дорог, запах прелой одежды
занесли в тёплый дом за собой.
Без расспросов их в домик впустили,
будто кто-то знакомый зашёл.
У окошка на пол постелили,
дали кров и обеденный стол.
От овчины шёл запах покоя
и надежды на добрый исход.
За порог отступило земное,
лишь чуть слышно шумел речки брод,
половицы ворчали тревожно,
на полатях светились огни,
утомившись, на сумках дорожных
сном коротким забылись они.
А на утро, как зорька забрезжит,
серый свет обозначит свой срок,
пилигримов накинут одежды,
ступят снова за шаткий порог.
Не спросили их, кто они были.
И откуда до дома пришли.
Слава Богу! На ночь приютили,
от зверья и напастей спасли.
В дальний путь выйдут рано, до срока,
до околицы будет звучать
лай собачий да с ёлки сорока
залихватскую песню трещать.
За околицей встанут с рассветом,
обратят взоры вдаль, на восток,
укрепиться, чтоб солнечным светом,
та, постарше, возьмёт образок.
Тихо спросят у Бога удачи,
сил телесных до дома дойти.
Та, малая, тихонько поплачет:
ждут таёжные вёрсты-пути.
Ждёт зверьё, испытанья стихии,
«Половинкин лог» путников ждёт,
с кистенями ждут люди лихие,
мертвецы ждут, оскаливши рот.
Вдоль колдобин завьётся дорога,
будут ели беспечно гудеть,
будет в сердце плескаться тревога,
как до ночки к селу вновь поспеть.
-3-
Шёл октябрь. И, порою, случалось
иней падал в траву по утрам.
Шла малая, о горе печалясь-
расползались «обутки» по швам.
Всё смотрела на тёткины чуни
и слова вспоминала, порой:
«Распустила тут слёзы и нюни,
загостилась! Всё, к мамке, домой!..»
Ну, а как не гостить, посытнее
жизнь была в хлебородном краю.
Дома каша и щи попостнее.
Здесь раздолье и «пузо в раю».
На Алтае она загостилась,
намотав юной тётке соплей.
С лёгким сердцем с девчонкой простилась,
дав в попутчицы женщину ей.
Старше став, о вине говорила,
утирала слезу, мол: «Прости,
что малою под снег отпустила
в тот поход, через сердце тайги».
В ночь морозец ударил осенний,
выпал первый короткий снежок.
И бродили еловые тени
вдоль таёжных сибирских дорог.
На пригорочках талые лужи,
рыхлый снег, утонувший в хвое,
в дальний путь ватник старенький сужен
да косыночка на голове.
Вся измёрзла, почти что босая,
на ладошки дышала подчас.
Хмуро солнце, сквозь пихты взирая,
отмеряло полуденный час.
Одолела сознанье морока
и минутам не стало числа…
Что село недалёко сорока
на хвосте весть добра принесла.
Тихо плакала, Бога молила,
не сгубил, чтоб на трудном пути.
Воля жизни и Божия сила
помогли до селенья дойти.
В первый дом, как всегда, постучали,
не дождавшись ответа, вошли.
Отступили тревоги-печали,
на таёжном и трудном пути.
Две селянки да малые дети.
На деревню два-три мужика.
Слабосильного солнца повети
да морозца, ночного, рука.
Обогрели, раздели малую.
Под свечою растаяла мгла.
Чуни сняв, осмотрели босую
и на сердце тревога легла.
Посинели, опухли ножонки,
больно было на тельце взглянуть.
- Что ж ты, девка, в такой одежонке
ребятёнка отправила в путь?
В оправданье та слов не сказала,
только куталась зябко в пальто.
Сквозь тайгу и войну провожала
не своё, а чужое дитё.
Покормили крестьянским припасом,
на лежак уложили печной,
сжав в ладошке иконку со Спасом,
успокоилась - сонно, покой.
Как забылась сном жарким, тревожным
гостья свой разговор завела.
Подбирала слова осторожно,
но хозяек в тревогу ввела.
- Да куда же я с ней - всё смелее.
- Обезножила, ведь, не дойдет…
Становились хозяйки белее,
осознав в перспективе, что ждёт.
А старшая с напором и жаром
убеждала: «Чужой, знаю, рот.
Я дойду, мать вернётся - не даром.
Вам гостинец, какой, принесёт».
Не спешили решенья итожить,
на сердцах была тяжкая грусть.
Та из двух, что была по моложе,
разрешила сомнения
– Пусть
будет так, как ты, девка, сказала!
Сколь денёчков девчушке гостить?
Нам самим пропитания мало,
чтоб детей до весны прокормить.
Не спугнуть, чтоб удачу слепую,
прохрипела: «Не больше трёх дней…».
Мне до города сутки, всухую,
вслед мамаша вернется за ней.
Делать нечего, те согласились,
прошептав: «Да поможет нам Бог…».
С незнакомкой под утро простились,
та ушла навсегда, за порог.
Напоследок спросили: «Девчонка…
Звать то как? Ты скажи, не молчи...».
- Кержаки девку кликали Онька….
Та дремала на тёплой печи.
Та сопела, спала и не знала,
что решилась судьбина её,
что попутчица ночью сбежала,
навсегда позабыв то село.
-4-
В закуточке из ситцевой ткани
пахло пряной таёжной травой.
Тёплой печки белёные грани,
полусумрак и тихий покой.
И какой-то, едва уловимый,
запах дразнящий, сладкий – еды.
Занавесок струящие гривы,
как предвестие грозной беды.
Тишина обожгла, мглою краха,
позвала… Не ответил… Никто!
Заревела от лютого страха,
на гвозде не увидев пальто.
Упредить не сумела ту драму.
Проспала! Захлебнулась виной!
Что не сможет сестрёнку и маму
вновь увидеть, вернуться домой.
Распахнулась дверь, воздух осенний
на девчушку дохнул холодком,
заметались лиловые тени,
за печным растворившись углом.
На подшёстке горшочки шептались,
словно чей-то просили совет,
в тусклом свете снежинки метались,
забежав за хозяйкою вслед.
- Это, что там за рёва-корова
да на тёплой печи завелась?
Примеряй-ка быстрее обновы,
хватит дрыхнуть, немедленно слазь!
Та, за шторкой, притихла, молчала,
пересилил сознание страх.
Только слёзы беззвучно глотала,
край подушки сжимая в зубах.
Но хозяйка решила задачу -
распахнула в свет ситцевый рай.
Онь, не плач, а то тоже заплачу,
ну, спускайся, малыш, примеряй!
Боль вступила, движенья неловки,
так, вдвоём, пять шажочков прошли.
На полатях лежали обновки.
По размеру, как раз, подошли.
Полушалок, кофтёнка достались,
пальтецо, сапоги - чистый хром.
На, носи, от дочурки остались…
И смахнула слезу рукавом.
Те событья впитались, как губка,
в память чистою детской слезой.
Каждый день, как на сердце зарубка,
девять дней, потерявших покой…
-5-
О былом не спеша вспоминала,
замолкала, сживаясь с бедой.
Снова память со дна поднимала
колодезной тяжёлой бадьёй.
Рукоять барабана крутила,
поднимая бадью на цепях,
память, словно мужицкая сила,
наливалась в поникших плечах.
Просинь неба, в седеющих прядках,
облаков, деревенский закут,
белоснежные пихты в распадках,
ветерка обжигающий кнут.
Как прижавшись щекой к огороду,
речка шало вздымала бурун,
как по мелкому сельскому броду
пальцы волн щекотали валун.
Как горели закаты тревожно,
как хрустел под ногами снежок,
как ступал почтальон осторожно
с похоронкой на вдовий порог.
Ненавязчивой быть как старалась.
Помогала в делах как могла,
словно белка на ёлку взбиралась,
вдаль смотрела, с надеждой ждала.
Как по хвойным полям солнце плыло,
как берданки сжимала цевьё.
Сохранила в душе все, что было,
только имя забыла её.
Как смеялась она, как грустила,
чисто русской была красоты.
В сердце образ добра сохранила,
только память стерла все черты.
Девять дней в ожидании мамы,
бесконечных молитв: «Помоги…».
Девять дней не стихающей драмы.
Девять шрамов на сердце легли.
- 6-
Что есть мы? Только Память и Слово.
Кто есть мы без Любви и Добра?
Эта Истина вовсе не нова.
Эта Правда, как время, стара.
Благодать, что на тракте таёжном
повстречала Любовь и Добро.
В крае диком, суровом, острожном
повстречаться с Людьми повезло.
И поклон до земли той селянке,
что согрела душевным теплом,
излечила телесные ранки,
не корила нечаянным ртом…
На десятые сутки свершилось,
перекличкой собак вдоль села,
на десятые сутки случилось.
наконец к дочке мама пришла.
Задержалась… события в прозе…
Был отправлен пожарный отряд -
из девчат - на работу в совхозе.
Боевой им был выдан наряд!
Но как только до дома вернулась,
и узнав, что беда подошла,
мигом в дальний поход обернулась
и с гостинцем в селенье пришла.
Принесло утро добрые вести.
Материнский поклон - за труды.
Попрощавшись, ушла с мамой вместе,
навсегда, снег замёл их следы.
Свидетельство о публикации №120121602358