2 Отцу моему Алексею Петровичу Новикову посвящаетс

Продолжение.

Служил Батин отец Петр Архипович связистом и заряжающим при "Катюше". Но недолгой оказалась его служба. Прямое попадание в ракетную установку спаяло тела расчета в один слиток. От них не осталось почти ничего для похорон. Жене с матерью написали, что нашли только один сапог Пера... яловый, приметный он был.

После уже, при перезахоронении находили что - то от людей, это и захоронили в одну огромную братскую могилу, бой был жестокий,  и погибших были десятки...

Мария с двумя сыновьями осталась одна. Лёня (Алеша) и раньше, со своих шести лет, летом работал вместе с матерью, а в восемь-то  был уже "взрослый", мужики его даже курить научили уже. Мальчишка садился на волов и погонял их при перевозке семян, травы, а затем и урожая. Надо было зарабатывать трудодни, чтобы мать с Колей могли что - то поесть зимой.

Сам Лёня зимой рос у деда с бабушкой по линии отца, а Николай - то при матери, то с материнской родней.
В школу пошел он поздно, потому что в деревушке школы не было... И ездить приходилось в райцентр. Не с кем было ездить.

Вернулась после "срока" домой Полина. Она и стала опекать Лёню, как родного сына.
В школу его нужно было возить из деревни, а это восемь километров степи да перелесков.
Иногда зимой ей везло,  девушке выдавали коня, тогда тетка с племянником ехали "барами".
Как - то раз был случай, что конь начал чудить, он останавливался, дико ржал, не хотел ехать вперед.
Волки, догадался мальчонка. Он вцепился в вожжи, отобрав их у тетки, крикнул ей держаться что есть сил, и со всего маху хлестанул бедную скотинку, ну давай, Серко - выноси, родной... Мы же все трое погибнем...
Конь летел из последних сил, вывозя вроде бы легкие сани с людьми...
Волки отстали уже на улицах села. Серко еле доплелся до двора.
Лёня сильно плакал, умоляя не забивать загнанного коня - он же им жизнь спас...
Но скотина в ту пору вволю не ела, много работала... Батя на всю жизнь запомнил косящий с мольбой на него конский глаз. И уже взрослым мужиком, рассказывая нам об этом, всегда плакал...

Был и смешной случай, о котором не любил рассказывать батя, но всегда со смехом рассказывала тетка его Полина.
Как - то они летом возвращались из деревни и малец, сморенный солнцепеком, сказал, что больше идти просто не может. Он ляжет спать прямо тут.
Дело было летом, волки не лютовали, но молодая женщина испугалась остаться на ночь в перелеске с мальчуганом. Она взвалила его на закорки и, шатаясь, пошла домой...
Это сейчас, в городе, да и в селе с хорошим покрытием дорог, людям, которые имеют трехразовое питание,  пять километров пути - так, прогулка.  А тогда малорослой и худющей Полине этот путь показался вечным.
Но более всего ее разъярило то, что как только они подошли к своему проулку, Лёня,  увидев друзей, играющих в мячик, соскочил с плеч тетушки и помчался играть с ними. Полина в изнеможении рухнула на землю. Вот же чертенок, только и вымолвила она.

После восьмого класса мать решила определить старшего сына в соседний райцентр в училище. Там было общежитие. Но кормежка домашняя, сколько запасешь, столько и твое, на сколько хватит...
Батя рассказывал, что дня на два общего пайка хватало на комнату. Дальше подростки жили на сухарях, которые были НЗ.
Батя вспоминал эти годы как самые голодные в его жизни.
Здесь тоже была масса приключений, о которых частенько нам с братом рассказывалось.

На выходные мальчишки старались добраться домой - хоть что - то из еды запасти на неделю, поесть, отмыться,  одежку постирать. Общежитие тогда, конечно же, никакого вообще благоустройства не имело.

Из нашего села их было несколько человек. Иногда они добирались вдвоем,  иногда втроем. Транспорта меж селами не ходило, да если и ходило, платить им было нечем, а попутно вечером редко  встречали кого. Вот и добирались пешком.
Чуть меньше суток туда, чуть меньше суток обратно.
Летом и в теплую пору еще ничего, а вот зимой "нахлебались они досыта".

Как - то шли, и при переходе через речушку товарищ бати провалился в полынью. Вытащив друга среди зимы из воды, и растерев как получилось,  батя отдал другу свою сухую одежду, одев его - мокрую... Он де в воде не барахтался, не промерз.
Шли они в этот раз еле - еле... И когда промерзший друг прилег на снег отдохнуть, батя начал было его тормошить, но парень не поднимался.  Ничего лучше не придумав, как закидать снегом друга он бегом побежал до недалеко расположенного хутора.

Парнишек в те лихие времена из училища - вечно грязных и голодных, по хуторам не жаловали. Всех не накормишь...
Но тут была уже беда. На ходу одевшись и захватив тулуп, мужик с хутора и парубок в мокрой одежде с конем в поводу да с волокушами уже вдвоем бегом кинулись к замерзающему мальчишке.

Батя, хоть и сильный был паренек, по роду, но еле сам выжил тогда... Парнишку  отогрели... спасли. А отец с тех пор стал прихварывать сердцем. Видимо бежать туда - обратно натощак несколько километров не очень - то полезно.

Другой раз они добирались и видели, как по краю дороги с ними  параллельно шла волчья стая.
Они не тронули парней. Проводили их до самого села и ушли обратно...

Было несколько раз, что и на подводах всю дорогу туда и обратно добирались... Эти случаи отец и через десятилетия вспоминал, как моменты счастья.
В армию батю из - за сердца не взяли.  Он начал работать и поступил в сельскохозяйственный техникум.

Об этой поре своей жизни батя практически не рассказывал.
Одну только историю, как его пытались ограбить. Выдали ему новые кожаные борцовки (обувь) и он ехал счастливый домой. В трамвае.  Пара крепких ребят наступала на него - отдай подобру ботинки. Да не ботинки это, борцовки, они же без каблуков! Не твоя печаль, жить хочешь – отдай. А мне, говорит батя, их же возвращать после соревнований, а заплатить за них – да я три года расплачиваться буду, они же кожаные… Тогда он, говорит, повис на руках на поручнях и так ногами шибанул гоп-стоповцев, что они, как раз остановка была, из дверей вылетели… А уж со своей остановки, говорит, я так бежал, что, наверное рекорд установил – кто бы замерил…
Еще о паре случаев, когда снова попадал на волков, но уже верхами.
В этом случае, батя говорил, отпускал поводья и,  держась за шею лошади,  давал ей волю спасаться самой и спасать его. Вскоре волков всех перестреляли.
В окрестностях больше не слышно было  воя...

 А ведь батя вспоминал, как мальчишкой, раз в деревне вышел утром, и быстрее забежал в дом, рассказывая деду - "деду, деду, там большой серый собак нашего Шарика за загривок и в лес утек"…  Дед было за ружье... да кто волка утром в перелеске увидит. Так что и в село, они раньше захаживали, а тут совсем их не стало.

Да и коня бате заменили на полуторку. Был он на ту пору механиком МТС.
И жил теперь в другом маленьком селе нашего же района. К нему переехала его мать Мария и брат Николай. Мать завела скотину. Дом по сельским меркам, даже учитывая, что отец бати Петр с войны не вернулся, а значит и помощи мужской, до этого (как в других семьях, где отцы вернулись) в доме не было, стал вполне себе процветающим.

Матушка бати и сноху себе заприметила неподалеку в соседях.
Девушка  была на ее взгляд – «залюбование»!
Рослая, крепкая, к работе по хозяйству приученная, не поперечная...

Но тут случился нежданный поворот событий.