Мой кореш Сашка Зеленцов

Мой кореш, – Сашка Зеленцов,
был тем из многих пацанов,
что жили в семьях без отцов.
И безотцовщина сквозила
сквозь Сашкин жалостливый взгляд,
его изношенный наряд,
что он таскал лет пять подряд.
Мне часто друга жалко было!

Ютилась Сашкина семья
совсем не в доме, как моя,
а в лишь пригодном для спанья
огромном сумрачном бараке.
С сестрой и мамкой на троих
была там комнатка у них.
И перехватывало дых
у непривычных – в той клоаке.

Огромный общий коридор
с дверьми щелястыми во двор,
туда, где (вижу до сих пор!)
нужник маячил всепогодный…
А в коридоре – кто как мог –
варили пищу… В потолок
струился керогазный смог.
И люд слюну глотал,
голодный…

Ошмётки классовой борьбы?
Тупик безжалостной Судьбы?
Но, голытьба из голытьбы,
Барацкие, да чтоб обиду
терпеть или там шею гнуть…
Попробуй, «рыпнись» кто-нибудь!
Мой кореш часто дыбил грудь.
Но это только так – для виду…

Был нраву тихого Санёк.
Я помогал ему как мог.
Когда он что-либо «не сёк»,
затюканный учителями,
я терпеливо разъяснял:
про дроби и про интеграл,
про Н.Ростовой первый бал…
Мы были, как-никак, друзьями.

Всё вспоминаю, как вчера…
Зима… Шальные вечера!
И старики, и детвора –
кто лыжи раздобыв, кто санки,
а кто и нацепив коньки –
летели наперегонки
с крутого берега реки –
льдом затянувшейся Елшанки…

Мороз ли, вьюга – ерунда!
И разве думал кто тогда,
что неустройство и нужда
в бараках мрачных сторожили
навскидку – добрых полстраны,
не отошедшей от Войны!
Но, благ простейших лишены,
светло и дружно люди жили!

И я ни разу не слыхал,
чтоб Сашка Зеленцов роптал.
И долгожданный день настал:
всех расселили по квартирам
в пятиэтажке пребольшой,
где (позаботился Хрущёв)
и газ, и свет был, а еще –
отдельно – ванная с сортиром!

…Уяснено не только мной:
ничто не вечно под луной.
Но – ни детали не одной –
не уступает тлену память.

Где б ни был Сашка Зеленцов –
среди живых ли, мертвецов –
но ни за что средь подлецов
я не могу его представить!