тлеющие угли

в этом имени родились горы.
годы свистали в этих зданиях
на рогах,
на этих ватах поверх ран.
соком лилась тяга к возмездию,
и соль лишалась девственности,
погружаясь в стойло пробуждения.
солнце свистело на ветру,
воплощалось в монеты,
отличалось от богатства,
от славы от мудрости,
было чем-то другим не здоровьем,
не благополучием на модных
лимузинах в вышивке снега.
в спину взмывали они на погашение,
белым пламенем целовали нежность
и слово,
память и буревестник на крыльях
очарования,
заштопывающий последние раны на моем сердце
своим изумрудным когтем.
в зубьях рос порождающий оскал ,
в зубрах отметал наводные мушки,
лодки из снега,
нашивки из исписанного пергамента,
порожденного отчаянием невозможности,
наслоениями фетишизма восточных
прений.
сладости лизали тело,
они прекословили в этой ознаменованной тиши,
изрыгались гладкими ладонями,
прикасаясь к формальным племенам зубов,
к книгам домов,
к книгам людей.
люди в рыбах были,
в их пастях,
они там застревали,
как в бесформенной массе утопленников,
угасающих своей ширпотребной литературой.
цена была высока -
мор из тканей, наперстки
стекла вздыбливались,
опороченные
ооооооооооооо
эти ткани лились как ваза,
над осколком снега витиеватая рана приставала к губам
не меньше как вчера я вспоминал эту сушу,
вспоминал отъявленную молодость
и косился в нутро бесполезной болезни.
она умерла в огниве,
в шалости она изволила,
в маске она наточила зыбь,
рождающую металл света.
роя, я погибал,
медленно, уверенно,
отказываясь от света во имя
лучезарности тьмы.
там я рыл себе могилу из отверстых
очей.
там, на дне всевозможного прииска,
погибал я внутренний,
я сок из камня,
воздух из памяти,
рой вещей из ума.
погибал я, одинокий,
преимущественный,
поперечный,
читая по глазам своим свое
будущее. там, в уме,
рокот доходил до созвездий,
там горы сдвигались вместе
в никуда,
там сон спадал в олово потерь,
и литры глаз настойчиво ложились на бумагу,
на перст имущий,
пишущий и попирающий все незыблемое.
там я мечтал ,
отставая от времени,
отшлифовывая свои
ледяные пальцы.
медленно росли они в пагубе,
медленно падали в ров,
в яму,
в скотскую избу.
север дико гримасничал в подворотне,
дико рыгал буднями.
травма была близка,
оскал был уже на корабле,
он уже плыл ,презирая обладание.
светом диким я себя огорошил
дааааа
гроши летели, кто куда,
кто как может,
снимая длани со стекла,
помогая автобусам длиться дальше,
растворяться в страдании песен.
месиво выжимал из губ,
тварными паданцами метал в окна,
в духов забвения,
отгораживая время от времени,
пространство от пространства.
там было всегда,
здесь было никогда.
так я вошел в умирающий путь,
вошел и приник к сугробу тлеющих
углей,
светозарно омрачающих мой полдень.