Читаю Кентерберийские рассказы Д. Чосера

(отвлечённые строфы)

Что жизнь? Лишь постоялый двор,
Где всякий путник скрашивает время,
Рассказами о жизни – что есть бремя,
Подобное похмелью. Так с утра,
Коль виночерпия весёлого рука
Была легка, по чашам разливая
Бургонское, так тихо, двери рая
Нам отворятся в сумерках ночных,
С утра похмелия геенну порождая.

Сито - аббатство, где росла святая
Лоза, отобранная от простых, что свет
Познал как истину, но в истине той нет
Лишь райских кущ, а есть и очищенье
Через огонь похмелья нам прощенье
Даётся с мукой! Отпущение грехов
Монахи создали, без лишних слов,
Чтоб время не терять, к исповеданью,
С похмельем привели нас к покаянью.

Вертеп приблуд и вечное гулянье
Тех лиходеев, что лишь титулом своим
Едва прикрыли наготу греха – в том им
Так явно, пастыри смиренно помогают,
Так мненье есть, что в сём располагают
Ключом волшебным к разному греху
И в индульгенции свои писать строку
Спешат, скрывая низость сильных мира…
(Над здравым смыслом это лишь сатира).

Ах, не о том я!.. Так, лишь этим пиром,
Что наречён был жизнью кем-то свыше,
Жажду страстей мы утолим под крышей
Корчмы, что на распутье притулилась,
Как пылью придорожною покрылась
Грехами стойкими, на перекрёстке дней,
И власть лукавого над ними всё сильней.
Здесь благородство поросло бурьяном,
А на свету глазам, тьма кажется темней…

Во тьме холодной, всё же, меж огней,
Что разгораются в ночи в жилище сиром,
Бывает яркая звезда взойдёт над миром
И в ней родится новый Вентадорн,
Дабы звучать, как ветер и как гром.
В канцонах свежих жизнь свою осмыслить,
К друзьям Орфея, будто встарь причислить
Себя, в поэмах воспевая свой удел,
А что не спето им – иным дано домыслить!

Внимай сему рассказу, что замыслить
В корчме осмелился беспечный трубадур,
Что нравы хрупкие смущает, коль не хмур
Бывает к часу, в сей момент ласкает
Уста девичьи! Может лишь мечтает
О даре том, чтоб прикоснуться к тем устам,
Чтоб после волю дать, и сердцу, и перстам…
Но, что же я?.. Уж снова отвлекаюсь,
Предавшись не о том совсем, мечтам!

Всё время так! Не исцелить векам
Натуры страстные, что лишь Орфею служат
И словно хищники, вокруг сердец закружат,
В которых трепетных желаний и грехов
Хранится тайна и секрет девичьих снов.
В девичьей тайне и секретах юных страстно
С менадами спешат, как лани, столь опасно,
Пугливым вихрем от охотников лихих,
Что ждут в холмах - настороже всечасно!

Жил виноградарь, весело и праздно,
Но как-то сталось так, что встретил он
Девицу нежную, прекрасную, как сон,
Гуляя в рощах где-то, где смоковниц
Листва… так, словно перси скромниц,
Сокрыла нежностью плоть сладкую плодов,
Плоды под оным изыскали скромный кров,
Так в девственных чертогах пребывая,
Познав любви порывы в царстве снов.

Кто-то в любви божественной покров
Узреть способен, душу скрыв молитвой,
Кто-то страстям, как будто перед битвой,
Даст утешение, что в трепете клинка,
Обрятщет рыцарь, чтоб сильней рука
Была его! Но трубадура страсть красивым
Цветком в розарии растёт и нежно-милым
Звучит напевом лютни перебор,
Свивая сласти в пасторали прихотливо!

Прелестницы невинной взгляд, о, диво
Созревшей сладости подобен – сие знак,
Так гроздь янтарная на солнце зреет, как
Хмельная юность наполняет кубки,
Красы кокетством горлицы-голубки…
Так вот, герой наш пал от стрел Амура
Испив в мечтах красы… а с тем понуро
Блуждал у озера, отринув белый свет
(От сей болезни не придумана микстура).

Девица нежная, стройна и белокура
Легко сведёт с ума, коль жизнь в груди
Пульсирует! Так пламень жжёт в крови
Плоть свежую пиита, иль монаха,
Иль рыцаря, не знающего страха.
Сын виноградаря герой наш, тихой тенью
Безумцем бледным шёл, сокрытый сенью
Дерев, растущих у озёрных вод
Что убаюканы и вскормлены теченьем!

Явилось так пред ним тогда виденье
С небес сошедши, как туман, на твердь,
В нём Афродиты длань отверзла смерть
От сердца юного, что от любви страдает,
Ведь кто-то холоден, а кто-то так пылает,
Что, будь соломы ворох рядом с ним,
Воспламенился бы и возгораньем сим
Все муки б завершил свои навечно,
Себе на гибель - в назидание живым.

Не передать то языком скупым,
Как виноградарь юный наш в страданьях
Дотла сгорая (так ведь лишь в преданьях
Мы можем прочитать), так, он рыдал
Молил небесный свод, чтоб перестал
Амур – насмешник, в сердце десять стрел
Пускать, увы, поочередно!.. Тот, кто смел
И тот бы пал от этого стрелка,
Любовь – вот участь – кто попал в прицел.

Просил он Афродиту, пока цел,
О том, чтоб в сердце девы поселила
Любви томление ей нежное внушила -
Ответных чувств избыточную страсть,
Чтобы ему в страданьях не пропасть.
И что ж? Услышала, исполнила желанье,
В уста вложив ответное признанье!..
Влюбленный же о том забыл спросить,
Кто дева та, что цель его дерзанья?!

С тех пор страдают оба от любви
Друг другу в страсти сей не признаваясь,
Ведь дева юная, супруга короля, играясь,
Заставила любить юнца себя! ... Смешно,
Когда, есть повод, а любить, увы, грешно…
Так… в сей же час пииты набегают,
Узором строк искусно прославляют
Ту драму, что полна страстей и чувств,
В конце ж лишь смерть влюблённым предрекают…


Картина: Братья Лимбург. 1410 - 1490-е. Великолепный часослов герцога Беррийского. "Май".