Но мрак светоносен...

По холстинам равнин не до вышивки гладью -
это синие тени по снежным полям.
В самый раз перештопывать старые платья
там, где ветхая даль посеклась по краям.

Позабытая стать... Пелагея, Аксинья
в величавом босом хороводе своём...
Возвращается круг - нас пытает Россия
аржаным сухарём, сквозняком да тряпьём.

Словно дразнит, зовёт воспылать нелюбовью,
и от козлищ овец отсекает с плеча,
и смиренным своим то просфорку поповью
приближает к губам, то подол кумача.

И даруется быть и не бредить о снеге -
он всё валит и валит, чтоб нам навсегда
оставаться на этом ледовом ковчеге,
во спасенье несущемся нЕвесть куда!
1988г.

  *   *   *

Равнина ещё не остывшей постели,
наплывы завешенных белым зеркал -
всё сглажено, будто бы после метели,
и лунная ртуть пролегла через зал.

И полночь мехами лисы чёрно-бурой
и плач придушила, и спешку шагов.
Но мрак светоносен... Так режут гравюры
и в вечность уходят по хрусту снегов.

Уходят, а ты не поплачешь, Россия, -
иль слух не дойдёт, иль замёрзнет слеза.
Спасибо, что бабы ещё голосили
и тёрли платками сухие глаза.

Россия, уйдут и они безнадежно,
и плакальщиц этих не выкопать впредь,
и молча ты будешь вдовой безутешной
в окне мироздания ликом белеть!
1988г.