шьется манеж

робость слилась
с междометиями: куда,
эх, зачем, голубчик?
восвояси пришло свойство,
и груды металлов -
в подкидышах,
в россыпях иноземных преданий.
палицы кварцуют  -
в долине стекла, отделяя вопли от мнимых.
руда и сила -
в оттянутых харях,
в дешевизне пропитой снеди
на трубке противогаза.
из зыби шьется манеж -
культура из крови.
в седле - как на перинах,
когда во множестве ничто учтено.
присно истерзая,
приваливая в давешних,
в отчизнах за упрямство шепота.
кровь в нагайку ,
и сук на окраине кармина и бирюзы
бронзовых жаровень.
из стекла в невидаль
чистую запрятаться,
выговаривая сквозное,
оставляя утекающую лавину будущего.
равное количество вдохов и выдохов,
тьма в сандале бежит из чайника,
грот занесен из отставки материка,
улица крепко нянчит свирели клубничных
метеоритов.
сука-сталь,
подвигнутая на выпад ,
и крохи радости в мечте,
пересыпающейся через край.
будоражит сутулое новшество
на завалинке грязи,
писарь в клетке,
в хоботе обвиняющий.
с самых дешевых тризн,
в невозможности обветшав,
короткие возгласы начиняют по
радости,
по равновеликости божества
в утробе.
сеет и повевает в радужном некто,
стол и грань на дне пустых карманов,
когда невозможно не быть
в тишине отличий,
перегоняя втулку на ссадину,
прививку на поддевку.