Планида

Эпохи нерадивый сын
Он жаждал счастья и удачи,
Но будто в полудрёме плыл,
Как будто был совсем незрячим.
И волей случая, наперсника судьбы,
Что с молодостью часто ходит рядом,
Что друг беспутства, мелкой ворожды,
Питающей рассудок горьким ядом,
Он был приговорён, закован в кандалы,
И брошен юношей на царские галеры,
Где дни проходят сердцу не милы,
Где нет тебя, нет жизни, нет и веры.
Там на скамье, в отверженных ряду,
В руках сжимавших древки вёсел,
Что жизнь свою, не хлеб пекут в поту,
Не выбирая путь свой и ремёсел,
Сидел наш юноша, немало возмужав,
Хранимый только чудным проведением,
От жизни и судьбы своей устав,
Молил богов о скором избавленье.
И боги слушали, вплетая в сеть судьбы,
Его в отчаянье погрязшие молитвы,
И вот однажды средь агонии борьбы,
В пылу морской ужасной битвы
Удар, пробоина, волна,
С водой пришедший демон смерти -
Слепой урядник мира сна
Жнец душ, страдавших в круговерти.
Был мрачен он, но с виду благороден,
Силён, могуч, но всё же не свободен,
Как рядовой солдат, как каторжный гребец,
Движения свои вверяя барабану,
Чтоб чьей-то жизни принести конец,
Лишь службу исполняя высшему тархану.
Он мерно, души утопавших забирал
Из тел беспомощно тонувших,
Над ним как будто слышался хорал,
По всем навечно для живых уснувшим.
Объятья демону открыв, герой наш жаждал избавленья,
Сознаньем век земной избыв,
Не ждал он более спасенья.
«Но в смерти нету испытанья,
Ещё предел не вышел твой!
Пускай продлится ожиданье
Прости, не в этот раз, герой»
Так демон громогласно молвил,
Срывая цепи с ног гребца,
И силой плоть тому наполнил.

На пыльной мостовой, в лохмотьях, у стены
Усталый путник опустился на колени.
Страданиями глаза его полны,
И сам он будто созданный из тени.
А добрый ангел, дух веселья,
Ему тихонько говорил:
На шумной площади весёлый карнавал,
Огни, и песни, крики, шум и пляски,
И сколько б ты до толь не тосковал,
Тебя развеселят шальные маски.
Оставь заботы и сомненья,
Почувствуй радость новых сил!
Вставай, вливайся в шумный круг!
Для грусти нынче места нет!
Стряхни с себя хандру, мой друг,
Забудь про тяжесть прошлых лет!
И в тот же миг его лицо,
Карельским мрамором покрыто,
Чуть шевельнулось, ожило,
И будто свежестью омыто
Зарделось (радости) румянцем,
Морщин красивых собрало,
И тело, околдованное танцем,
Порывом дерзким (налило).
И в тот же миг, легка, как лань,
Она пред ним, что свет явилась,
К нему свою простёрла длань,
Героя сердце бешено забилось.
И кровь горячим эликсиром
Омыла раны прошлых лет,
Вернула связь с реальным миром,
Толкнула в бездну новых бед.
Он жизнь земную страстно жаждал,
Стремясь до дна её испить
Ведь счастье не даётся дважды,
А завтра может и не быть.
Так думал он хмелея в танце,
Средь масок, шума и толпы,
Сегодня где одни пояцы,
Где все сатиры и шуты.
Вокруг него мелькали маски,
Как будто демоны страстей,
Меж факелов сливались краски,
Рождая царствие теней.
И с той палитрою смешавшись,
Всецело ею поглощён,
Веселой глупости отдавшись,
Как будто разума лишён,
Он выл, рычал от наслажденья,
Смеялся будто бы дурной,
Всё было как бы наважденье,
И он не зрячий, а слепой.
Он видел только пред собою,
Её волнующую плоть,
За ней бежал, не за толпою,
Не в силах похоть побороть,
Что в нём, как бестия металась,
Мечтой о сладостном маня,
Что чудной сказкой представлялась,
Из мужа делая дитя.
И вот красавица в объятьях
Его больших и крепких рук,
Вот нежный стан под тонким платьем,
Вот слышен сердца частый стук,
Её рука его лаская, хмельную чашу подаёт,
Он залпом зелье выпивает,
Красотке кубок отдаёт,
И мир пред ним как будто тает,
И будто дрёма настаёт.

Холодный ветер утро студит,
Срывая с ветки тёмный лист,
В минуты эти совесть судит
Был грешен ты вчера иль чист.
И только время указатель,
Ошибок сделанных вчера,
Пути назад уж нет, приятель,
Иная начата игра.
И наш герой в игре той пешка,
За глупость, страсть и непокой,
Теперь с тяжёлою тележкой,
Век коротает в шахте свой.