IV

Любая мать ответит, что любила
Свое дитя, каким бы то не было.
Но правда в том, как там не говори,
У всех различные понятия любви.
Когда на свет явились две малышки,
Их мать была бедней церковной мышки.
А их отец, попавший под обвал,
Об их существованьи  не узнал.
Подумать страшно, что бы с ними стало,
Если бы бабка им не помогала,
Без бабки той, мы сказки бы лишились,
Ведь без нее, возможно, б девочки на свет не появились.
Ведь, как только женщина смогла определить,
Что нужно ей теперь дитя носить,
Терзаемая в сердце страхом, болью,
Найдя в своем столе лишь банку с солью,
Она решила на душу взять грех,
Пойдя к  врачихе в тайне ото всех.
Но, к сожаленью, та жила не близко
В конце селенья, очень-очень низко.
И всю дорогу по ушам как мяч
Бил пульсом в голову ей громкий детский плачь.
Придя без сил, слезами умываясь,
Она стучала в дверь к ней сомневаясь.
Врачиха эта оказалась дома -
Влив в женщину две рюмки самогона,
Чтоб успокоить и на кресло усадить,
Беременность смогла ей подтвердить.
Затем услышав просьбу, оправданья,
Без тени осужденья, состраданья
Дала ей жидкость, что давала всем,
Кто не хотел быть матерью совсем.
Схватив бутыль, краснея от стыда,
Бежала женщина неведомо куда.
Клонилось солнце красное к земле,
А силы бедной были на нуле.
Дойдя до полосы, где начинался лес,
Увидев старый, дряхленький навес
И маленькие лавочку и стол,
Она присела, подобрав подол.
Окутала ее теперь усталость
И подобралась безразличья малость.
Закончить все, желая, по скорей -
Несла ко рту отвар «плохих» корней.
Но не успев и капли проглотить,
Пришлось - пощёчину от бабки получить -
«Не смей и капли дряни этой пить, -
Охрипший голос стал ей говорить -
Родную плоть ты убивать не смей!
Родишь великих, в полночь, дочерей.»
Пробрался ужас в кости до основ,
Когда до женщины дошел весь смысл слов.
Представив тяжесть жизни и ночей,
Она расплакалась теперь вдвойне сильней.