Северный ветер в саду Сиянии. Глава 12
Гриша, ты тетрадь убрал?
– Да, мама, не волнуйся. Но я ещё её позже возьму. Начерчу план.
– Хорошо, сын.
И вот вечер, все отдыхали. Огромная луна, как бы выплыла из-за крыши дома. Сияния стояла, смотрела на луну, в сердце её будоражились эмоции, но в голове было пусто. И вдруг пошли мысли, и она их тихо произносила. Тихо, но в ночи при звуках сверчков и писка комаров, они раздавались громче, словно луна их притягивала к себе. Они летели в глубину пространства, во вселенную. Верещагин замер, прислушался, второй раз слышит голос Сиянии в стихах.
– Между нами года пролетели, все пути в переменах места.
Так петляют над огромной бездной. А душа стремиться в вечность.
Крик, застывший в ночи. И нет мочи произнести.
Володя, где же ты?
Пока солнце твоё светит, а оно светит, я чувствую, светит.
Значит, ходишь ты по планете. Может, ищешь дорогу домой?
Приходи же скорее, мой родной.
По дороге без ценной жизни, рядом шли. И всегда говорил мне ты,
Боги с нами, боги нам помогают.
Хоть упрёмся лбом в стену, Точно знаю, мы вечность,
Лишь иногда на бегу забываем. Но нам светит солнце, светит.
Твоё сердце нам светит. Знаю, жив ты, и идёшь по планете.
Вот в каком измерении? Ответь мне.
Полетит моя душа на твой свет,
Но отчего-то закрыла мне путь серая тень.
Солнечный шар вдали, это ангел с тобою летит.
Ярко сверкая крылом, светом тебя обнимает,
Слышу твой голос…..
– Будь сильной в равновесии и покое, девочка моя. –
Вдруг услышала Сияния голос Верещагина, словно продолжил её высказывания. Он подошёл к ней сзади и обнял её.
В это время в сад вышел Миша и услышал их тихий разговор, остановился, сел на ступеньку крыльца.
– Верещагин, откуда ты поймал мою мысль, ещё не высказанную?
– Да? Это твоя мысль? Удивительно! Но, хотя, ничего нет удивительного. Ты во мне разливаешься взрывом. Сердцем чувствую тебя, Сияния. Я готов удары держать, и от страха тебя закрывать, а страха ведь в реальности нет, Сияния.
– Знаю, Верещагин. Я давно перестала бояться. Ещё в лесу выздоровела от всех страхов. А ты в моих глазах не герой, хоть и первый, и последний. –
Она чуть помолчала и продолжила. –
Нет, Верещагин ты единственный, засевший в моём сердце, глубоко, глубоко и не вытащить. Но героя в тебе не вижу, хоть и иной раз видела тебя, там, я не знаю, как это объяснить. –
Она сильнее вжалась спиной в его объятия и даже надавила своими руками на его руки, как будто хотела соединить их тела, их сердца в единое целое. –
Ты когда едешь? – спросила его.
– Сегодня. Для чего откладывать? Сейчас Гриша начертит план, а может уже готов. Так и поеду.
– Поздно уже. Ночь наступила. Ты лучше отдохни, поспи перед дорогой
– Прости, что потерял то время. И не вернуть уже его назад. Кто я без тебя? Одни вопросы и нет ни одного ответа. Как я жил без тебя? Сияния я без тебя никто. Понимаешь Сияния?
– Не выдумывай Верещагин.
– И почему наши сияющие года прошли мимо нас? Наше счастье, наша молодость прошла мимо счастья. Сияния. У меня даже твоей фотографии небыло. Но образ твой всегда возникал, такой, какой я встретил тебя. Уже знал, что есть сыновья, но никак образ твой не менялся. Не взрослел. Собирал внутри себя осколки, собирал. Соединить хотелось нас.
– Откуда ты о сыновьях узнал?
– Илья перед смертью сказал, показал их, маленьких карапузов.
– А он откуда узнал?
– У него дар был, у меня слабо выражен, а у него мощно. Думаю, у сыновей моих тоже раскроется, да, уже раскрылся, судя по ним. Гриша видит и слышит прошлое. Думаю и Миши тоже что-то есть.
– Так вот это откуда у нас с Гришей и видения появились, и слышать стали.
Тихо шепотом произнёс себе Миша, замолк и стал слушать дальше Верещагина.
– Этот дар даёт свободу. Но свобода не предмет торга, в свободе парить надо. Иногда парил. А была ли свобода? Я и чувствовал только с тобой свободным в тот миг, как познал твою любовь. И когда ты ко мне приходила в бреду, или во сне, всегда, когда мне нужна была твоя помощь.
– Постой, так он мог знать, где мы?
– Мог, это абстрактно, но если занялся бы целью, нашёл бы. Но не успел. Не до того там у нас было в том кромешном аду. Он успел мне сказать об этом, сказал, «Не веришь, сам всмотрись».
А у меня плохо получалось. Если бы Илья был бы жив, вас нашли бы быстро. А так, жизнь прошла. И всё из-за того, что в молодости, когда Илья настаивал, развивать способности, этот дар, я отмахивался, говорил ему, на что мне это, если у тебя есть. А он попросил прощения, что увёз меня тогда от тебя, а мог бы оставить. Сказал, «Останешься жив, ищи». И ещё сказал, «Пусть твои дети живут за всех нас».
Его Виктория тоже носила их ребёнка, но ему не суждено было родиться.
– Почему Виктория оставалась там? Отчего, не отправили? Как вы могли? –
С удивлением и даже вскрикнула Сияния.
– Не согласилась, упёрлась и ни в какую. Оставалась, вроде бы бездействия, но при обстреле погибла. Вдребезги разбилась жизнь. И Жизнь Ильи и моя. Сияния. Вдребезги, соберутся ли осколки?
Так хочется коснуться губ твоих, Сияния, ты есть, и я по-прежнему люблю тебя. Понимаю, у тебя большие изменения произошли.
На крыльцо вышел Гриша.
– Тихо. – Попросил Миша. – Там родители разговаривают.
– Верещагин, не порть тишины и спокойствия, не обесценивай чувства. Какое касание? Знаешь, больно вновь проживать. Это же не театр и не искусство, где можно повторять и повторять. Знаешь, как душа болит?
– Знаю, Сияния, знаю. Я лишь коснусь губ твоих.
– Верещагин, касанием не закончится. Не стоит испытывать. Вчера просил лишь обнять сегодня целовать.
Верещагин тихо рассмеялся и ответил.
– Я в первый день ещё просил поцеловать тебя, но ты, не приступная скала.
– А ты, что думал? Я прям, повисну на тебе? Появился, осчастливил.
– Сияния. Нет не разрешимых проблем, есть не принятые решения и не решенные ситуации. Мы все вместе решим их.
– Вот когда решим, тогда возможно посчастливится тебе. –
Она тихо засмеялась. – Возможно, будет у тебя возможность коснуться моих губ. А сейчас, иди, отдохни, хоть несколько часов, поспи. Иди, у тёть Вали открыто.
– Я лучше пойду за машиной, она у Николая.
– Утром пойдёшь, после завтрака. Ясно? – Твёрдо и строго произнесла она. – А сейчас спать иди. В поездку направляешься, и надо быть отдохнувшим.
Сияния оттолкнулась спиной от него и пошла к дому. Братья, быстро вскочив, зашли в дом и тихо закрыли дверь.
– Сияния! – Верещагину до глубины в сердце было радостно, он даже как-то встрепенулся, от заботы Сиянии. И её строгий тон так понравился ему.
Сияния! – Вновь повторил он и продолжил. – Хоть седина в моих волосах…
– Они всегда были светлые, даже блондинистые.
– Да, Сияния, был когда-то блондином, но стал словно пепел, долго томился. Сияния, посмотри, какая луна, какой вечер.
– Верещагин, я всё сказала. Иди спать.
– Да, Сияния, хорошо. Сияния, и как хорошо, что была у нас с тобой та ночь. Невероятно, прекрасно! И я счастлив, и дети есть. Если бы не было тогда той ночи, то возможно мне и не пришлось искать. А так… я счастлив Сияния.
– Ты ещё здесь? Счастливый?
Сияния вошла в кухню, все шестеро сидели за столом. Окно открыто настежь.
– Опять подслушивали? – Спросила сияния с улыбкой.
Дети молча показали отрицание покачали головами. Всё же ответила Ольга.
– Нет, мама. – Чуть помолчав под испытывающим взглядом матери продолжила. – Немножечко мама, самую малость. Только твой стих мамочка. Красивый.
И все утвердительно закивали головами.
– Вы, отчего такие зажатые? Что-то вычитали в тетради?
– Нет, нет, нет. – Хором ответили ей.
– Я пролистал её быстро мама. Оказывается, надо было её перевернуть, и маршрут был нарисован, прям на первой странице. С одной стороны были кое какие-то записи о жизни папы до тебя, с другой стороны уже, когда тебя встретил. – Ответил Гриша.
– Ясно. Что-то вы нашли там, раз так приумолкли, просила же не читать.
Ольга шмыгнула носом, произнесла.
– Прости мамочка, но не будем об этом говорить. Это тяжело.
– И не надо. Папа вернётся, сам всё расскажет. Давайте спать, что-то я вроде и ничего не делала сегодня, но отчего-то устала. Маршрут где?
– Вот. Протянул лист бумаги Гриша. – Сияния посмотрела его и произнесла.
– Так это не так уж далеко.
– Да, мама, по трассе недалеко. На своей машине он за половины дня доедет до поворота, ну может и раньше, с такой мощностью. Но по лесу, мама не знай, как. Там далеко до конечной точки. Посмотри, по-моему, там, в километрах обозначенные цифры стоят. И какая там дорога, никто не знает. И есть ли она вообще в сегодняшнем дне.
– Может с ним поехать? Мама? – Спросил Миша.
– Нет, я вас не пущу в неизвестность. Вы наняли детективов? Вот пусть и работают. Это их работа.
– А его? Мама? Ты его посылаешь.
– Да. Его посылаю. – Твердо и чуть жёстко ответила Сияния. – Пусть долг возвращает. – Посмотрела на детей, продолжила. – Извините дети. Всё будет хорошо, я верю, он справится. Он найдёт Володеньку. Найдёт. От этого ему никуда не деться. Он не такой, как все. Он необычный человек, мальчики вы ведь уже поняли, какой он. Маршрут завтра отдадите ему. Утром, не раньше, пусть отдохнёт перед дорогой. Я пойду спать
– Хорошо мамочка. Доброй ночи, тебе родная. – Тихо почти хором ответили дети. – Отдыхай мамочка.
– И вам доброй ночи, любимые мои. Поцеловав всех детей, она вышла.
Войдя в свою спальню, открыла ящик, открыла тайничок, взяла оттуда тетрадь и, подержав, думала.
«Куда её затолкать?» Но не придумала ничего, как подняв на кровати матрас, и с силой бросила тетрадь. Она попала под самую середину матраса.
– Вот, так пусть будет.
И погасив свет, легла, но мгновенно уснуть ещё не смогла. В глазах стоял этот нахал Верещагин. Она улыбнулась, тихо произнесла. –
Вот зараза, так зараза, Верещагин. Верещагин! Это ты зараза. Заразил своей энергетикой нещадно. Она меня пугает и манит. Твои касания уносят меня в тот миг юности моей. Ох, хорошо, хоть разум действует у меня, и бог творящий ограждает меня.
Но вдруг вспомнилось, то далёкое, как ярко горело её тело в его бурных ласках. Сияния ударила кулаком по подушке. –
Зараза Верещагин. Не могу удалить твой аромат, он и тогда был таким. Аромат, жаждающий любви.
И у неё, как и тогда перед глазами замелькали бабочки с разноцветными крылышками, и очень много было огненных с ярко оранжевыми крылышками и ослепляющими белыми, что стон вырвался из глубины сердца, где раскрылся замочек, хоть и ключ был давно утерян, взял и раскрылся без ключа.
И теперь она вся в огне. И лишь мозг командует,
«быстро под холодный душ».
Схватив полотенце и помчалась в ванную. Включила холодный душ, и долго стояла под ним, пока Верещагин не исчез в видении. А появился Володя с ласковой улыбкой и она услышала.
«Всё хорошо, девочка моя, я с тобой и Боги с нами».
Она успокоилась и почувствовала пронизывающий холод. Затем стук в дверь и голос Оленьки.
– Мамочка? Что с тобой? У тебя всё в порядке?
– Да милая. Жарко, очень жарко, я слишком устала, а ты знаешь, папа всегда говорил, «спать ложиться надо отдохнувшим». Я уже выходу.
Сияния выключила душ, замотала полотенцем голову надела халат и вышла из ванной, дрожа от холода, с посиневшими губами. Возле кухни стояли все шестеро и удивлённо смотрели на неё.
– Мамочка мы с тобой? – Обняли её все разом.
– Понимаем, тебе трудно.
– Все наладится и разъяснится
– Не волнуйся, мама.
– Не волнуйся, папа найдётся.
– Мама и мы волнуемся, но верим, всё будет хорошо.
– Конечно любимые мои. – Ответила Сияния. – У Миродаровых по-другому быть не может, скоро папа вернётся. Идите тоже спать.
Сияния уснула и спала без сновидений, что даже проспала, чуть ли не всё утро. Проснулась она от стука в дверь, и дверь открылась и три светлых головы внучек просунулись в дверь.
– Бабуся! – Тихо позвали они. И заглянул Миша.
– Мама, а мы тебя ждём. Дядя Ярослав уже стоит возле машины.
– Ох, ты! А сколько времени?
– Девятый час, мы не решались тебя будить, дядя Ярослав говорил, «пусть спит». Мам, извини, но, кажется, он всё же, ждёт тебя. Ты выйдешь?
– Ой, я сейчас. Мишенька, а его накормили?
– Да, мама. Мы вместе завтракали, а девочки и в дорогу ему собрали. И термоса и сумку холодильник. Снабдили его, что можно без остановок ехать хоть на край света.
– Хорошо, молодцы, скажи ему, я сейчас.
Вскочила и заметалась по комнате. Переодеться, кинулась к зеркалу. –
Даааа! Вот это видок у меня. Волосы вновь надо намочить, целый взрыв макаронной фабрики.
Но когда? Намочить и ещё сушить? Ох, боже, прости меня, и чего это я заволновалась? Ещё чего! Верещагин! Всё же удалось тебе, лишить меня спокойствия. Но ты и за это расплатишься.
Она остановилась, выдохнула весь воздух, из лёгких, затем вздохнула. Подержала ладони на лице, прошептала, –
Творящий исток, освежи творящей энергией моё лицо.
Затем провела пальцами по массажным линиям, улыбнулась, взяла из шкафа домашнее платье надела его, достала в тон ему тонкий платок, и упаковала взрыв макаронной фабрики, в изящное сооружение, повязав так платок, что получилась довольно таки обворожительная причёска.
Порой она удивляла Володю такими сооружениями, а он радостно улыбался, говорил всегда. «Какая ты красивая, Сияния моя».
Надела туфли и вышла.
Дети были на крыльце, а вокруг Верещагина присевшего на корточки возле крыльца, лазали внуки по нему, прыгали вокруг, целовали его и он обнимал их, целовал, смеялся. Чувствовалась его радость.
– Ну, просто идиллия какая-то деда с внуками. Само очарование. – Тихо с недовольством прошептала Сияния.
– Мамочка, пусть играются. – Ответила ей шепотом Ольга.
«Даа! Всех очаровал, ладно мальчики, всё же они его кровь. Но Павел-то? Видно, Верещагин тоже ему нравится. И Оленька тоже его приняла. Надо же! Да, уж, Верещагин, и что с тобой делать?» Подумала Сияния.
– Ярослав! – Сияния спустилась по ступенькам. Верещагин поднял глаза, которые засветились радостью.
– Сияния! Какая же ты красивая. Ты назвала меня Ярославом?
– А разве ты не Ярослав? Я ошиблась? Извини Верещагин.
– Нет, Сияния, ты не могла ошибиться, я знаю. – Беря её за руку, поднося к своим губам. Назови меня ещё раз. Целуя и целуя её руку, радость так и выплёскивалась из него.
– Ты, что хочешь? Ярослав Верещагин?
Верещагин рассмеялся, но видно по сверкающим изумрудам, он очень рад.
– Я бы сказал тебе, Сиянюшка, что я хочу, но не время ещё.
– Собрался? Ты завтракал? Продолжила Сияния ничего незначащими фразами, и стояла, смотрела ему в глаза, внуки продолжали теребить, дёргали его за пиджак, за руку. Кричали на разные голоса.
– Дедушка, дедушка.
Он нагнулся, поцеловал их и произнёс.
– Всё дети, я уезжаю, бегите к родителям.
– Уууууу. – И не довольные дети отошли на шаг, с интересом смотрели на бабуленьку свою, и, как к ней дедушка Ярослав протянул руки.
– Сияния.
– Верещагин, без Володи не возвращайся даже. Касание запрещаю, но вот это получи, так уж и быть. –
Она потянулась к нему и слегка поцеловала его в щёку. Верещагин не растерялся, обнял её обеими руками и прижал к себе. Она на миг ослабла, в его горячих объятиях. «Так бы и осталась в этом огне. Боже, что я делаю?»
Пролетело в мыслях. –
Верещагин, ты, что делаешь? Дети. Понимаешь, ты? Дети. Отпусти же.
С силой отталкивала его, но он продолжал её держать.
Верещагин чувствовал, что её сердце может сейчас разорваться, как он ощущал её волнение, ощущал сердце её своей грудью. Оно с шумом и плеском пульсировало, с такой натугой, что раздавалось и в груди Верещагина, казалось его сердце, и сердце Сиянии соединились….
– Прости Сияния, не удержался, ошалел от такого подарка, твоего поцелуя. Голова кругом идёт, бог одарил меня любовью, одарил счастьем.
– Хорошо, хорошо, но меня-то отпусти.
– Не могу, Сияния, не могу.
Сияния на сколько смогла в объятиях Верещагина повернулась к детям, её щёки пылали, она виновато улыбнулась, как бы прося у них помощи. А Верещагин крепко держал её в своих руках и не думал отпускать.
Оленька подошла и с улыбкой сказала,
– Доброй дороги, дядя Ярослав.
За ней подошли братья, протягивая руки для прощания. И Верещагин, не выпуская из объятий Сиянию, произнёс.
– Извините ребята, так бы и держал вашу маму в своих объятиях.
Все снисходительно улыбались, и на него самого наконец-то нашло смущение, что его лицо загорелось. Он виновато улыбнулся, лицо у него стало такое, словно у провинившегося мальчишки, что все рассмеялись, а он наконец-то отпустил Сиянию.
– Дядя Ярослав, может быть, всё же с вами поехать? – Спросил Гриша.
– Нет, ребята, я сам должен. Вы мне верите? – Верещагин обводил взглядом каждого, а у Оли спросил. – Оленька?
– Да, верю.
– И мы верим дядя Ярослав. Доброй дороги и удачи.
– Вот и хорошо ребята. – Он обнял всех и продолжил. – Спасибо за доверие. Сияния. Взяв снова её за руку.
– Поезжай Ярослав, мы будем ждать вас обоих.
Садясь в машину, смотрел на Сиянию, она улыбнулась ему ослепляющей улыбкой юности. И от неё у него стало спокойно.
Она подняла руку, помахав на прощание ли или перекрестив его. Он не понял, лишь увидел, в жесте было и то и другое.
Верещагин выехал из села, ехал, а у него перед глазами Сияния, спускающая со ступенек. Такая родная, такая домашняя, будто всю жизнь был рядом с ней, а не какие-то три дня, вырванные им у судьбы. Ворвался в жизнь Сиянии даже сам не знал, как вести с ней. Всё летело как-то само.
Из той девочки волнующей она превратилась в совершенство. Мало того, что она стала ещё красивее, да ещё, так женственна.
Когда впервые увидел её на празднике, так и остолбенел. Естественно он не ожидал её увидеть прежней юной малышкой, понимал, осознавал, прошло тридцать лет даже чуть больше. Сколько он не представлял её, образ её в своих мечтаниях, но она там никак не хотела взрослеть.
Когда приехал, прогуливался по селу, единственно, он у Николая спросил название улицы и как пройти. Село большое, улиц много, но попросил не называть номер дома. Ему самому хотелось найти этот дом, ему было интересно, как будет сочетаться дом с самой Сиянией.
Далее шёл и смотрел на дома, ничего не привлекало. И вдруг он почувствовал, где-то здесь находиться она. Нет, её он не увидел, просто увидел дом весь в цветах, хотя, если посмотреть много на улице и на других улицах пока шёл, были такие же палисады в цветах. И на заборах цветы, и на домах вертикальные цветы. И вроде бы ничем не отличался этот дом от других, но его, этот дом он почувствовал.
Точно за этим забором и калиткой увитыми розами находится она. Её он не увидел, лишь слабо светящих два окна в доме, да мелькнувшая тень в одном из них. Он стоял и боролся сам с собой. Войти к ней, или же оставить до завтра.
Николай рассказывал, завтра праздник села. И она обязательно будет там. И дети приедут. С детьми он уже встречался, но, как постороннее лицо, хотя внуки, как будто чувствовали его, с рук его не слазали, пока гостил у них.
Милые малыши.
И здесь не смог побороть в себе желание, он всё же вошёл. Калитка быстро поддалась, замок не сложный, задвижка отодвинулась бесшумно.
Вошёл во двор. Осторожно поднялся на крыльцо, постоял на крыльце, приложил ладонь к замку, но быстро убрал руку.
Что это я как вор домушник лезу в дом к любимой? Подумал он, и быстро ушёл, осторожно закрыл калитку, так что и замок не клацнул, и задвижка задвинулась, встала на место.
Какая ты стала, Сияние моё? Думал он. Завтра, завтра тебя увижу.
Праздник разгорался, но её он так ещё и не видел.
Спросил Николая. Думая, может всё же, не узнал её. Оказывается, нет. Её ещё, нет.
– Вон её подруги, рядом с Егором.– Сказал Николай. – Обычно она с ними бывает. Егора помнишь?
– Нет, в том мальчишке трудно узнать его. Ты то и то младше меня.
– А он тебя узнал.
– Да? Подойду к нему.
Оглядывал, оглядывал, нет её. И вздрогнул, хоть и ожидал её, но всё же, получилось не ожидано. Кто-то назвал её имя.
«Сияния, я уж думала, ты не придёшь». Произносил женский голос.
Резко повернулся на голос, увидел её, она подходила к группе женщин, в тени деревьев.
И, что она ответила, не слышал, в голове зашумело, что напрочь отключился весь мир. Он увидел её. И то, что увидел, произвёл взрыв. Взрыв в голове, взрыв в сердце, радостью, восхищением.
Какая же она красивой стала, ещё красивее, чем в юности.
Там, тогда, она девочка подросток, а здесь женщина, о которой только мечтать.
Мало того, что она гордо несла себя, из неё изливалась женственность. И нежность, мягкость, кротость, и вроде бы и слабая женщина, а какая сила в ней присутствовала, он сразу ощутил. А осанка?
Осанка царицы, богини. Боже!
Какая же она стала, всего не перечислить, какая в ней харизма. И так естественна. Ничего наигранного в ней не было, не играла на публику. Такая независимая и чувственная, что у него захватило дух. Дыхание перехватило, как прервалось. Вдохнуть и выдохнуть не мог.
Дааа! Такая женщина будет всегда боготворить своего мужчину. Не зря рассказывал о её семье Николай, как об идеально счастливой семье. О любящих супругах, мимо которых не пройдёшь, не полюбовавшись ими. Идеальная пара говорил о них Николай. И через некоторое время, вдруг услышал её голос.
– Витя, цыганочку с выходом, пожалуйста. Для тёти Вали дроби отобьём.
Голос, волнующий голос, и музыка заиграла, баян надрывался цыганочкой с какими-то переливами, а она танцевать вышла.
А он не мог наглядеться на неё. Вспоминал её юной в танце.
«Сияние моё, не сравнить тебя с юной Сиянией. Боже! Какая же ты стала, Сияния, настоящее сияние».
Сашка! Кричали ей.
Почему Сашка? Он так и не успел продумать, она уже вышла из этой бурной пляски, в которую сама же всех затащила. Сколько плясало и мужчин, и женщин.
Естественно, такой не откажешь. И больше он ждать уже не мог.
С дрожью во всём своём теле, всё же нахально, напустив на себя нагловатый вид, потащил её танцевать танго. Весь танец чувствовал её огонь, и мысль звенела «узнала или не узнала?»
А приглашение приняла в штыки, но позволила всё же, повести в танец.
Чувствовал её смятение, но..., ох, так бы и сжал её в своих объятиях и не отпускал больше никогда. Сияние моё сияние.
И этот поцелуй при прощании, возможно, ничего не значащий для неё, поцелуй в щёку, снисходительно подаренный ею, но его он будоражил. Вспоминал её нежное прикосновение. Мягкие нежные губы.
Боже! Какое счастье. А, как она краснела, шептала
«Верещагин отпусти, что ты делаешь, дети».
А у меня небыло сил разжать руки.
Что же будет дальше? Верещагин трезвел.
Что будет? Посмотрим, что будет. Надо найти Владимира.
Я его обязательно найду. Куда бы мне ни пришлось идти, ехать, спускаться, подниматься. Найду.
– Я найду тебя Владимир. Слышишь? – Обратился он громко в пространство, заглушая шум мотора автомобиля. – Найду! Где бы ты ни был, найду! И не такое проходил в разных поисках. Найду!
Брат! Илья! Помоги мне найти его. Укажи мне путь. – Попросил он брата, вновь обращаясь в пространство.
Продолжение следует.....
Таисия-Лиция.
Фото из инета.
Свидетельство о публикации №120120700372