другим напевом

то — мир вскормившая волчица
спит вверх сосцами!(с)



Легко приветы слать берёзкам,
небедным будучи да сытым,
и разглагольствовать о Бродском
с иезуитом -
да что там Нобель, столько премий
по политическим мотивам -
лопочут евнухи в гареме
фальцетом льстивым.
На том кончается эпоха,
ушли Софокл, Сократ, Гораций,
и в зарослях чертополоха
не разобраться.
Но это к слову. Кто ещё там
из этих юных модернистов
продул ему с разгромным счётом,
хоть был неистов,
писал верлибры, заумь тоже,
и в западниках разуверясь,
читал со сцены, длинный, тощий,
любую ересь.
То в почвенничество ударясь,
любя провинцию до края,
он клял страну и старый адрес -
глава вторая.

Теперь приветы шлёт оттуда,
воспоминания о рыжем,
зачем сегодня мы, иуды,
стихами брызжем.
Зачем живущим в третьем Риме
мечтать о Риме вечном, первом,
звучать, как в мафиозном крими,
другим напевом.
А граф охоч до юной девы,
он, соблазнитель седовласый,
умильно спрашивает - где вы
и точит лясы
о том о сём в литературе,
её сломив через колено,
в неё входя, температуря,
свежо, нетленно.
Её назвав своей желанной
здесь на столе в библиотеке.
о вива, вива итальяно
времён Монтекки.
О, Капулетти престарелый,
в делах любви дойдя до ****ства,
точи амуровые стрелы,
дели и властвуй.
Познай красу церковной чаши,
отведай прелести потира,
ведь это вовсе не тягчайший
грешок сатира.

Назад, на Родину, в пампасы!
кричали почвенники разом.
единственно, чем Бог спасался -
так наробразом.
И волочили чемоданы,
и голосили у вокзала,
коты, что падки до сметаны,
ещё - до сала.
О, возвращенцы в лоно премий,
вам рады дойные коровы,
вас ждут питательные Грэмми
родного крова.
Здесь новый Рим, отнюдь не старый,
встречает блудных по талантам -
иди себе вдоль тротуара,
кажись галантным.
Здесь купишь титул, будешь князем,
икорку запивая скотчем,
ты мни себя валившим наземь,
до баб охочим,
тем самым графом забугорным,
седым, подтянутым, богатым.
Мальчишка, с пионерским горном,
спроси - ну как там
на поприще литературном,
сноси на книжные развалы,
всю классику, чтоб пасть по урнам,
не разевала.
Мой новоявленный историк,
оевропеенный повеса,
столичной вкус всё так же горек?
Поди, развейся,
свои сомнения забросив,
кропай девицам серенады,
в тот Рим, где был тогда Иосиф,
тебе не надо.
Из грязи в князи не случится,
и смотрят вслед былым триремам
вскормившая весь мир волчица
и Ромул с Ремом.
И та же тяга к лучшей доле,
и в том же поле те же маки...
И переписан Капитолий
на лист бумаги.