Домик, где живет время

 В детстве мне пришлось ночевать в небольшом домике. В домике, где жило никому ненужное время. Все стены его были увешены часами. Все они ходили, в этом замкнутом  пространстве. Они отсчитывали секунды, минуты, часы. И маячили перед глазами: туда – сюда, тик – так, тик – так… И почему в этом домике было столько ненужного никому времени?
  Но когда я был маленьким со временем  не общался. Мне было не до него.
И, если бы, не дни рождения – а именно, подарки на дни рождения, то я бы не считал: ни секунды, ни минуты, ни года. Ну не дружил я в детстве со временем, пока не попал в дом, где оно жило, ходило, разговаривало и пело.
   Время можно не замечать, времени можно радоваться, или бояться его. Вот только время убивать нельзя. Остановить механические часы можно…
   И некоторые часы на стене стояли. Вернее – они висели на стене. Время в них стояло. И это было неестественно для часов, в которых остановилось время. Вроде бы надо радоваться: время остановилось! Оно не будет нас подгонять и торопить, и наставительно, каждую секунду, указывать нам.
   Но часы, которые не идут – это уже ненужная вещь. Не будем путать: ненужную вещь с ненужным временем, время оно живое, хотя бы потому что, оно ходит. А, может, это все мне приснилось? И не было часов с кукушкой, которая выпрыгивала из раскрытой дверцы, и вокруг разносилось ее странное пение: « Ку-ку – ку-ку»… И не было часов с глазами кошки, зрачки которых двигались то – на право, то – налево. Хитрющие, зеленые глаза, наблюдающие за кукушкой. Так бы и поймала кошка птицу…
   Но кукушка прокукует и за дверцу спрячется. Хотя настоящая кукушка гнезда своего не вьет, и вообще – эта птица с порочной репутацией. Но все же, солирует кукушка в часах, и не только в часа.

   Идем мальчишками по лесу и слышим крик: -  Ку-ку, ку-ку, ку-ку - ... Далеко разносится кукушкино кукование. Соло кукушки в лесу, таинственное и завораживающее.
   - Кукушка, кукушка! – наперебой спрашивали мы у птицы. – Сколько лет нам жить. Детьми были, потому и спрашивали.
   - Ку-ку – ку-ку, -  крикнет в ответ птица и улетит.
   - Ну и кукуй кукушка! Весь век свой прокукуешь – в досаде ворчали мы.
   …Кукушка и гнезда своего не вьет, и детушек сама не выращивает. В чужие гнезда их подбрасывает. И птица она демоническая и песен веселых не поет.
   Кукушка кукует – наши думы волнует. Всего – то: ку-ку – ку-ку, это не соловей. Но соловей кукушке не жених, и кукушка соловью не невеста…

   Мне уже за пятьдесят, - за окном соловей заливается. Молодой соловушка, в его мелодии два колена. Душа радуется у лежащих пациентов в моей палате, да и во всей больнице. За открытыми окнами лес в вечерних сумерках и соловей распевает.
   Я не могу посмотреть в окно, окошко за моей головою. А передо мною дверь: врачи, сестры снуют. У меня сложный перелом ноги: лежу на вытяжке с просверленной пяткой. Утка под кроватью – соловей за окном. Голову бы высунуть в окошко: как распевает молодец, как распевает разбойник, как распевает озорник!
   И вдруг: - Ку-ку, ку-ку,  ку-ку…
   Кукушка, кукушка, кукуешь ты в лесу а у леса больница…И твое: - куку, не только по лесу разносится, но и по палатам И никто из обитателей этих палат не спросит: - Кукушка, кукушка, сколько лет нам жить? И здесь тебе не место кукушка куковать, кому -  то дни считать. Кукушка, кукушка, улетай от окошка подальше в лес. Пусть молодой соловей лады подбирает, с двух колен начинает. Соловей – к радости, как гармонист -  к празднику и свадьбе.
Кукушка, к печали…
  - Ку-ку! – слышно за окном палаты. И кто же в больнице спросит: - Кукушка, кукушка, сколько лет мне жить? Никто не спросит. Кукушке же все равно где куковать, где тосковать.
  И соловей уже не поет – не получается соловью дуэтом петь с кукушкой: разное у них пение.
   В палату зашла санитарка. Ей не до соловья и не до кукушки – посмотрела на пустую утку под моей кроватью и вышла.
   И мы, зафиксированные и загипсованные, поговорили  и заснули.
Мне снился домик, в котором было так много времени: что ему там не хватало места.

   … И сколько же мне стукнуло лет, когда я был в гостях у времени? Нет, время в детстве не стучит – оно тикает. И сколько мне тикнуло тогда лет?
Восемь, десять? Не помню. Вот так, тик – так, мы в детстве со временем:
год – сюда, год – туда… Что нам время в детстве – его много. Мало его в старости – его начинают беречь, стеречь, считать, пересчитывать. А оно в ладошках уменьшается, и на глазах – как песок, как вода из ладошек вытекает между пальцев. И времени мало и руки не крепки, уже не удержишь и время не остановишь. Это часы можно остановить – тронул рукой маятник – остановились часы, – тихо. Прислушаешься – тоскливо становится и не хватает его – времени   то.
   Я не знаю: время живет само -  по себе, или у времени есть хозяин. В том домике, из моего детства, где скопилось  много времени – хозяин был.
   И он представлял собой обыкновенного дедушку. Дедушку с плешью на голове, которую обрамляли пепельного цвета волосы. В лохматых бровях прятались светлые, веселые глаза. Нос у деда был картошкой, а под ним торчали жесткие усы. И на подбородке сидела, как ежик, борода, которую старичок частенько поглаживал рукою, явно не без удовольствия, и это вошло у него уже в привычку.
Так вот, когда дедушка вошел, часы на миг притихли, а потом, наперебой стали с ним здороваться, поднимая шум небывалый. Некоторые часы отставали, некоторые шли вперед, и от того, и те и другие начинали виновато шуметь.
   - Так – так, - говорил дедушка.
   - Не так – не так! – спорили часы.
   - Так – так! – повторял дедушка и снова ладошкой приглаживал свою бородку.
И часы перестали шуметь. Может от того, что на них прикрикнули самые большие часы, которые стояли на полу, и загудели басом:
   - Не перебивайте мастера, он поставит стрелки как нужно!
И те часы, что спешили, и те -  что опаздывали, пытались оправдываться:
   - Мы и не спорим, мы просто так: тик – так, тик – так...
   А дедушка? А дедушка был хозяином времени. Он подводил стрелки часов, заводил их механизмы, толкал рукой маятники, и приводил время в порядок.
   Порой дедушка склонялся над столом, где лежали разобранные часы, и он колдовал над ними, при этом нашептывал свое заклинание: - Так -  так…
   А мы, дети – в домике я был не один – раскручивали пальцами шестеренки часов и отпускали их на стол. И они кружились в танце друг с другом.
   Мне дедушка казался волшебником, он был хозяином времени, и время его слушалось. И дедушка просыпался раньше времени. Он просыпался раньше петуха, а петух просыпался раньше солнышка. Петух будил солнышко. Он так громко кукарекал, что солнышко нехотя вставало из -  за горизонта, где оно нежилось в мягких, пушистых облаках.
   - Дедушка, - спрашивали мы. – Ты просыпаешься раньше всех, и даже время тебя слушается. Значит ты волшебник и хозяин времени?
   И дедушка отвечал, теребя бородку:
   - Я старый часовщик и никакой не волшебник. Я плохо вижу и уже скоро не смогу чинить часы, заводить их, подводить стрелки, и часы не будут мне подчиняться.
   Я представил домик, в котором все часы остановились! И на каждом циферблате стрелки показывают разное время, и все эти часы в пыли и паутине. Время остановилось…
  - Я не знаю, есть ли над временем  хозяин, - продолжал говорить дедушка. -  Но кто-то завел эти вселенские часы и толкнул их маятник. И идут они исправно и без сбоя, видно хороший часовых дел мастер. А я просыпаюсь рано, потому что со временем дружу. Оно идет: - Тик – так, тик – так…
И я иду со временем рядом в такт: Так – так, так – так…
   Дружить со временем, это значит уважать его, - закончил свою речь дедушка.
Взял шестеренку от часов крутанул ее и поставил на стол. А пока она кружилась, дедушка смотрел на нас с еле заметной улыбкой на лице.

   Да, надо дружить со временем. А я его проклинал и подгонял, и время мне отвечало тем же.
   Передо мною была дверь, в которую входили медперсонал и больные.Поздно вечером и до утра в дверь уже никто не входил и не выходил, в палате засыпали, а я оставался один на один с временем. И в памяти моей возникали мгновения времени моей жизни, за которые было стыдно.
   Невыносимо мучила бессонница, а так хотелось быстрей заснуть и не думать о медлительном и скучном времени.
   И почему соловей не прилетает? Молодой соловей, в мелодии которого два колена. Наверно он вскружил голову своей подруге и они, обнявшись, сидят в своем гнездышке…
   И почему кукушка не кукует? Ведь она своего гнезда не вьет.
И мне стало жалко эту птицу, которая не вьет своего гнезда, и все летает по лесу и днем, и ночью и кукует. Прилетай, кукушка.
Твой крик печальный песней не назовешь, а сколько мыслей навевает твое, нелепое: - Ку-ку.

  Ура! Свобода! Наконец – то я поднялся с кровати. И пусть я ели двигался на костылях, и моя нога в тяжелом гипсе, - я шел, шел к окну, что бы открыть его и полной грудью вдохнуть лесной воздух. И услышать молодого соловья, у которого в мелодии всего лишь два колена. Но он будет так стараться, что все птицы в лесу замолкнут. И эта небольшая буро – серая птичка будет исполнять свое соло. Соло для соловья. Или услышать кукушку, эту перелетную птицу, которая гнезда своего не вьет, и не поет как соловей, и не кричит как петух, который солнце будит. Но, почему – то, вспоминая домик, где жило время, где из всех часов мне больше всего запомнились – часы с кукушкой. И я не помню часов, из которых бы пел соловей, или петух кукарекал.
   Ку-ку – ку-ку! Какой простой звук. А сколько грусти, сколько тайны, и вдохновения, и мечты! Идут с кукушкою часы, и без часов поет кукушка.

                2015 г.