Безымянная

“И был я стар, я был и молод,
Но нераспахнутых дверей
Пред мною рухнул тяжкий молот,
Разбив осколки фонарей.”

Гремит гремучий горн.

"Не говори, протоирей,
Лишь дай мне самому расстлаться,
Себя я не нашёл, увы,
И с прошлым не сумел расстаться.

Я погубил кого любил,
Хотя молили о пощаде
Те, за кого держался мир,
Мой дивный мир, моё исчадие.

В нём каждый день улыбкой встречен -
Дугою красною кривой,
И гул в ушах от ветра вечен,
И слепит ветер буревой,
Слова в нём не имеют смысла,
А разговор любой - пустой,
Хранят в мозгу все люди числа,
А если мысли, то, постой,
Посыл любой чистейший, истый,
Будет изогнут до кривой.
Ты не увидишь в нём той искры,
Той, что исходит из живой,
Полной любви, души лучистой,
И не поймёшь: родной, чужой,
Любимый твой, иль бес нечистый.

Идя по ровной мостовой,
От камня глаз не отрывая,
Ты не заметишь шёпот волн,
Оставшихся за гранью рая;
И вместе с пенною волной,
И с гаммой птиц из семинарий,
Издаст прогорклый крик седой
Косматый ворон - мой викарий.

И с каждым годом городов
Пустели улицы, и стены
Домов попадали сперва,
Каналов потревожив пену,
Без умысла народ бродил,
В подвалах побирались семьи,
Профессора и доктора -
Во влаге сгнило знаний семя.
Перебивались попрошайки,
Губила птичек детвора,
Собрались по канавам шайки,
И вышел Зверь из врат двора.
Пока над городом витражным
С горы не ринул снежный ком,
Мной заготовленный однажды,
Когда был маленьким снежком,
Когда в тепле ладони таял,
Когда был нужен только взгляд,
Чтоб в детской он руке растаял.
Теперь же пусть мосты горят.

В лесу сначала, в поле стыл я,
С лисой и зайцем жить решил.
Пока не понял, что пустыни
Песок остов мой окружил.

Он, по песчинке, нощно, денно,
Ссыпался наземь сверху трав.
Теперь я перестал быть пленным,
Свободы, рабства грань поправ."

Закончил колокол церковный
Хоральным звоном сей рассказ.
Под переливы карильона
Из храма путник скрылся с глаз.