Почему я говорю правду

Потому как мне так легче общаться с читателями и легче объяснять свои взгляды

и позиции по разным вопросам бытия и даже внутренней и внешней политики моей

страны и других стран мира.

В филиале Международного кораллового клуба читала свои стихотворение «Мое

счастье». Пришлось прокомментировать, абы не обзавидовались.

Детство прошло в неблагоустроенном частном доме на обвалах. В зимние вечера

рано темнело, а родители еще на работе или в пути с нее. Мне, ребенку восьми-

десяти лет, конечно же,  страшно одной находиться в доме и в усадьбе.

Смеяться не разрешали, бабушка, к примеру, всегда одергивала: не смейся, как

дурочка, помолчи и за умную сойдешь. Пишу-то я обратное:

Коль смешно, смеялась,

Звонко, от души.

И всегда хорошим

Людям доверялась.

Ты себе поверить

Тоже разреши.

Вышло мое детство…

Вот такое антипозитивненькое воспитание  научило меня еще в раннем детстве 

стремиться к свободе изъявления моего подлинного характера. И все одно

воспитание эхом преследует меня до самой старости. Пошучу – и оглядываюсь,

уместно ли.

Последовала своей интуиции,  и снова разборки с самой собой: а надо ли

высовываться, брать на себя инициативу. И хотя мой опыт убеждает, что права

на сто пятьдесят процентов, мои инвестиционные, устремленные в будущее планы

и взгляды во всем мире уже подтвердили свою состоятельность, отсутствие

статуса в родной стране постоянно напрягает своей незащищенностью.

И вот уже подошла встреча к концу. И тут подходит ко мне женщина из

коралловцев, просит продать книгу, выбирает ту, что подороже, о любви, за сто

пятьдесят рублей. Что это в переводе на товары и продукты?

Попробую прикинуть и пояснить: четыреста рублей стоит обычная вареная

колбаса, бутылка водки приличного качества, а за сто пятьдесят можно

пенсионеру купить один билет на сеанс в кинотеатре «Октябрь». Какая-нибудь

гадкая мазохистская крокодиловая блокбастерская картина обойдется в кинозале

СитиМолла в двести семьдесят рублей на одного посетителя.

Женщина не удерживается и, обняв меня, целует-таки в щеку: спасибо, все

правда. Ей тоже в детстве постоянно выговаривали, если она веселилась или, не

 дай Бог, смеялась.

А почему нельзя смеяться?

Почему наши старшие родственники так боялись смеха и веселья?

Почему они сами и пили прилично, и пели отлично, и умели поплясать, а нам все

запрещалось. 

           Полагаю, им в свое время тоже внушалось: помолчишь – за умного

сойдешь. И эта двуличная семейная пуританская мораль - или же того требовала

религия – уродовала многие души поколений.

Я сегодня пару раз высказала такое предположение: если бы украинские женщины

 не мели языком, как помелом, дразня русских москалями и кацапами, если бы

они эту дурь не втемяшили своим детям и внукам, американцы никак  не смогли

бы им навязать массовый психоз!

Всякую уродливую идею – типа, бить своих, чтоб чужие боялись – подцепляет,

как заразу, только античеловек, не уважающий других: родных, соседей, детей

своих и стариков, И тут ни при чем ни возраст, ни национальность, ни

образование. Тут можно только предположить, что  мама-дура и папа-пьянь.

Мне тревожно за наш Кузбасс, за Россию, за Новокузнецк – так много у нас

тунеядцев, наркоманов и всяких...  Вот о чем я переживаю, друзья мои!