Что-то ницшеанское. 14 мая 1939

14 мая 1939.

Сегодня я увидел женщину в жёлтом платье и внутри всё сжалось. Она была очень похожа на неё. Я замер. Незнакомка прошла мимо меня. Я стоял и не мог пошевелиться. Внутри меня разыгралась самая настоящая буря. Снег, песок и огонь образовали клокочущий и рвущий внутренности кокон энергии. Он съедал меня изнутри, сначала обращая мышцы в камень, а затем превращая их в скользкое желе. Ноги подкосились и я упал на мостовую. Из последних сил опёрся спиной о стену дома. В голове играл оркестр учащённого пульса, он заводил маршевую мелодию моего безумия. А буря вторила ему, вновь превращая внутренности в кашу.

Придя в себя, я уловил мысль, летающую вокруг уже несколько дней: единственная свобода, которая мне остаётся – быть самим собой, что значит принять себя, свою боль и переживания. Но я до сих пор не мог ответить себе на вопрос: когда просыпаешься посреди ночи со сдавшимся сердцем какое имеет значение, что ты свободен?

Сегодня мне вновь снился этот сон. Я брёл по пустыне. Солнце выжигало мне кожу. В руках я нес её любимое желтое платье. Оно вело меня за барханы и не в силах противиться этому желанию, я брёл, глотая песок вместо воздуха.

Что-то ницшеанское.

А может это к лучшему? Любовь как оспа:
Сыпь по коже, лихорадка...
А все те шрамы на душе, лишь зона роста.
И даже будь она моложе, будь мулатка.

Мы знаем с незапамятных времён, что у верблюда
Два горба и я как он – покорен и смирён.
Хоть воробей в руках, всё реже дохожу до блуда,
Синица, где-то в облаках, уносит в лапках лён.

Рассыпались четыре краски года. Я пуст
И больше ничего не жду. Чревовещатель
Превратился в куклу, грубеет ткань и некий хруст
Внутри даёт понять - я пуст, я спятил.

В мой дом всё также по ошибке носят платья
Из прачечной и я не в силах отказать,
Заверить несогласие печатью,
Ведь каждый вечер отношу обратно, чтобы ждать.

Они мой календарь и не теряют красок,
Всё тот же жёлтый цвет разлуки и хандры,
Сутана, мантия, туника, ряса
Развешаны на стенах конуры.