С ворами еду в Ленинград

 

  В Ленинграде я бывал многократно. Впервые - в 1960 году, после окончания МГУ, перед  поездкой по распределению в Красноярск. В мае 1970 года была почти месячная командировка на сессию КОСПАР (комиссия по космическим исследованиям), почётным гостем которой был астронавт Нейл Армстронг, первым из землян ступивший на лунную поверхность (29.07.1969 года).До сих пор помню его его высказывание по этому поводу: "Это маленький шаг в жизни одного человека, но огромный - в жизни всего человечества". Мне даже удалось взять у него автограф.
  Последний раз я отправился в Ленинград летом 1991 года. В сентябре он вновь стал Санкт-Петербургом. Поезд должен был отходить  после полуночи, сразу за знаменитой тогда Красной стрелой. В купе я заселился первым. Всё было штатно. Я переоделся и приготовился к поездке. Все документы и деньги были "на мне", кейс - под сидением, костюм - на вешалке.
  Незадолго до отправления появились и попутчики, три китайца. Китайцы в то время были у нас редкими гостями.  Вскоре в купе вошел четвёртый китаец и они стали оживлённо о чём-то  беседовать. Потом один из них, на сносном русском, попросил меня поменяться местами с их товарищем, который оказался в соседнем купе. Без особого желания я согласился. То же нижнее место. Напротив - парень лет тридцати не очень приятной внешности. Больше никого не было, хотя на верхних полках были вещи. Поезд уже тронулся и я лёг, готовясь к непродолжительному сну. Но не тут-то было.
  Через некоторое время в купе появились несколько ребят криминальной внешности и девушка. И я впервые сказал себе: Ну, Дима, ты попал. Потом я повторял это неоднократно. Они спорили, используя далеко не нормативную лексику. Речь шла о том, кому должна принадлежать эта девушка в ходе их "командировки". Один из них, высокий, худой, с быстрым и острым взглядом, сказал, что их спор может решить только хозяин, и удалился.
  В дверь купе постоянно заглядывали какие-то личности, в основном южной наружности. Чаще других - паренёк лет 12-13. Обращаясь к нему, я сказал что-то вроде: Цыганёнок, прикрой дверь. Он бросил на меня злой взгляд и сказал: Я не цыган, я чечен. Тут ещё блуждавшие у меня лёгкие сомнения были окончательно развеяны. Я понял, что моими попутчиками были члены какой-то воровской шайки. Вскоре это окончательно подтвердилось.
  Мне уже приходилось встречаться с подобной публикой, поэтому я усвоил, что при общении с ними не следует проявлять ни боязни, ни пренебрежения, ни  снисходительного панибратства. Не следует повышать голос, но при этом быть уверенным в себе. Я так и пытался вести себя, с учётом значительной разницы в возрасте. Они уважительно стали называть меня "отец".
  Вскоре вернулся Худой и сообщил решение старшего, который ,как я потом понял, имел титул "вора в законе" : тому, кто "снял" девицу на Ленинградском вокзале, она должна принадлежать до возвращения в Москву. Для всех это решение было законом. Все споры закончились.
  Худой снял куртку и оказался в узкой чёрной майке, которая почти не скрывала  сплошь покрытое татуировками тело. У воров каждая "картинка" на теле имеет своё значение. Я наивно поинтересовался, не больно ли было "набивать" столько "картинок". Он снисходительно посмотрел на меня и сказал, что после 6 лет в "малолетке" перестаёшь чувствовать боль. Я знал, что малолетка - это воспитательная колония для несовершеннолетних преступников, где  творится беспредел и сильные издеваются над слабыми, пожалуй, больше, чем их охранники. Прежде чем попасть в колонию для взрослых, со слов Худого, он "мотал срок" в малолетках в Икше (под Москвой) и Перми. Пояснив мне значение некоторых из наколок, Худой с чувством гордости сообщил, что он член "второй воровской семьи" и пояснил , что в первую воровскую семью входят воры в законе, а во вторую - их помощники.
  Когда проехали Тверь, Худой предложил отметить начало поездки и они быстро организовали и выпивку, и закуску. Стаканы взяли у проводников, которые относились к обитателям нашего купе с осторожностью. Худой спросил, выпью ли я с ними.  При разных обстоятельствах мне приходилось быть за одним столом с самым разнообразным кругом лиц, включая журналистов, учёных, политиков, дипломатов, однажды даже с космонавтом. Но пить с ворами ещё не приходилось. Поэтому я не отказался.
  Потом началось действо, которое я никогда не встречал. Убрали бутылки и закуску и на столе появился  газетный кулёк с травкой, из которой они делали самокрутки и с каким-то остервенением наслаждались курением. На это раз я отказался от предложения покурить. Когда сработала сигнализация, прибежали проводники, но, увидев  лица ребят, они не решились вмешиваться.
  Когда ужин с перекуром завершился, я попытался уснуть, но не получалось. Сквозь полудрёму я слышал, какие-то всхлипывания девицы, которую они периодически выводили из купе. Окончательно открыв глаза, я увидел, что купе было очень перенаселено. На верхних полках лежали по два человека и даже в пространстве над дверью, предназначенном для чемоданов, разместилось чьё-то тело. Как  мне сказал один из них уже утром, московская братва ехала "бомбить Питер".
   Страна уверенно вступала в эру "Лихих девяностых".