Видение

Ещё, не нащупал я брода,
Плыву сквозь заслон кирпичей,
И лес арматуры у входа -
Видение ржавых мечей.

И вот, миновав проходную,
Где лозунг на мокрой стене,
Налево, вдоль клумбы, сверну я
Хотя, нездоровится мне.

Потом, постою у лабаза
В цеху молчаливых ткачих.
И с гулом и лязганьем, сразу,
Наш грузчик, Петрович возник.

Сидит в электрической бричке.
За ним алюминиевый щит.
И крюком, по твёрдой привычке
Коробки по цеху тащит.

«Давайте, давайте, родные!
Мне в прядильный ехать затем.
А планы на месяц не выполним,-
Останемся здесь насовсем.»

И скоро уже пересменка.
И ровница в планы течёт…
И слесарь стоит на коленках,
И крутит зубчатку ключом.

А сверху, из главного зала,
Сквозь дыры на крыше, с небес,
Стеклянное солнце упало,
Мираж отделив наотрез.

И вижу, как здесь, в настоящем,-
Как не было тысячей дней,
Петрович наш катится с ящиком
В промасленной робе своей.

"Привет слесарям! Дай дорогу.
Присвоили третий разряд?
Погодь, перебрал я немного.
А где же машины стоят?

Где люди, технолог, красильня
И сколько веков-то прошло,
Что так опустело всё сильно.
Какое сегодня число?"

Боясь, что над ним издеваюсь,
Я принялся тут объяснять:
Бывает, что новая завязь
Пытается что-то рождать.

А с теми, кто в цехе работал,
И кто поднимал комбинат
Случилось по-разному: кто-то
Уже, не вернётся назад.

И много, сбиваясь, другого
Ему я наговорил.
И он неприветливо строго
Крюком на асфальте чертил.

И в ночь новолунной тревоги,
Он выдохнул, слово сглотнул,
И сплюнув окурок под ноги,
Ушёл в предрассветную мглу.