Зарубцевалось

Гляжу в окно, в осеннее предснежье
и жду, когда подействует наркоз,
а осень мечется, как баба без одежды,
пытаясь выскользнуть из бани на мороз.

Кладут на стол.  Так странно место это,
как-будто вознесли на пьедестал.
И я лежу и мню себя поэтом
и сам Астафьев «астафьету» передал!

- Товарищ доктор, стол накрыт! Сто грамм, огурчик?
- А что в коробочке? Похоже на мозги…
Марьванна, вилочку! Не шевелись, голубчик!
Тампон, зажим!…
О Боже, помоги!

На фоне белокафельного мира,
за окнами не видно ни рожна,
лишь экспозицией квадратов Казимира,
в стене зияют чёрных три окна.

Ещё денёк и слякотное свинство
укроет белым снегом там и тут.
Махнёт Малевича на графику Кандинский,
использовав оконный сервитут.

Что жизнь, что графика – все образы бесцветны,
а я понять не в силах, до сих пор,
как в глубине Советского проспекта
явился красный Петропавловский собор?

Вот третий дом, на улице поэта*,
в нём был убит ещё один поэт.
В бесцветной жизни, за цветным букетом,
Он так недолго гнал велосипед!

Но быстро гнал и облетел, как тополь.
Вообще, кто гонит, долго не живут.
Кому нужна заноза  в сытой жопе?
Наркоз выходит, и меня, наверно ждут.

Светает. Говорят прошло успешно.
- Жить будешь долго, словно аксакал!
- Скажите, доктор, а стихи писать?..
- Конечно!
- Ну надо же! Их в жизни не писал.


*- дом №3 по улице А.Яшина(вологодского поэта), в котором до убийства жил Н.Рубцов
на фото, слева направо: Ира Астафьева, Виктор Коротаев, Мария Астафьева, Николай Рубцов, Виктор Астафьев. Вологда, 1969г.