Вых. данные и состав книги Женщины как птицы 2020

ВЫХОДНЫЕ ДАННЫЕ КНИГИ "ЖЕНЩИНЫ КАК ПТИЦЫ"

Литературно-художественное издание

Толстоус Василий Николаевич

ЖЕНЩИНЫ КАК ПТИЦЫ

Стихотворения

© Толстоус В.Н.,2020


ББК 84 (2Рос-Рус)6-5
Т 54

Т54 Толстоус В.Н.
"Женщины как птицы" - Стихи –
Донецк, "Издательский дом Анатолия Воронова" - 2020. - 72 стр.


Подписано в печать 18.11. 2020 г.




СТИХОТВОРЕНИЯ


***
Не загадывай много,
не умея хранить
дара, данного Богом –
просто жить и любить.
Просишь: «Господи, Боже,
защити, не оставь
ту, что сердцу дороже, –
лет хотя бы до ста».
Шлют ответы нечасто.
Знать бы, кто виноват:
Бог ведь – он не начальство,
не штампует наград.
Человечьих желаний
бьётся отзвук пустой.
Вот бы колокол в храме
обнадёжил мечтой,
чтоб она: днём ли, ночью –
пролетев небеса,
«Здравствуй, – молвила, – Отче.
Время душу спасать.
Мы с любимой моею
жить не можем поврозь:
нам для счастья бы время,
и детишек не брось».
Слышат просьбу, не слышат –
всё ж идти под венец.
Знать бы толком, что свыше
знают просьбы сердец,
видят муки и слёзы,
и безмолвный вопрос
ясно чувствует Боже
сквозь туман и хаос.


***
Жар упоительных ночей
и страсти пылкая работа…
Мужчина, в сущности, ничей,
и жив свободною охотой.
Смиряя зной девичьих чар,
что так заманчив и опасен,
порой зажжёшь в сердцах пожар,
не поддающийся приказам.
Вуаль притворного стыда
укрыть не сможет пыл желаний,
да и зачем она, когда
уже нет власти над телами?
Назло беспамятной земле,
что к нам бесчувственна от века,
одна любовь горит во мгле, –
подарок тьме от человека.


***
Что любовь бывает зла,
узнаёшь, когда подрос.
У души ведь два крыла –
как у оводов и ос.
Мимо жертв и первачей
купидоновой войны –
в свете сказочных лучей –
ты летишь сквозь явь и сны.
Сверху видно: кто любил,
кто обманывал, грешил,
кто истратил юный пыл
на пустые виражи.
Но, вернувшись в угол свой,
снова выбору не рад:
то ли что-то с тетивой,
то ль в стреле Амура яд. 
Мчат года. Теперь душе
не даётся перелёт,
и на чём лететь уже? –
остужает крылья лёд.


СНЕЖНЫЕ КОРОЛЕВЫ

Смотри: бескрылый сделался крылат
и в облака с подругою отчалил.
Им нипочём ноябрьский листопад
когда природа полнится печалью.
На них глядим и, завистью полны,
в немом волненье горько замираем
и вспоминаем красочные сны,
где вьются стайкой девушки из рая.
А наяву другие нас с ума
сводили и привязывали крепко.
Неважно: тьма ли, звёзды и луна –
они в сердца промахивались редко.
Подобны блеску вынутых рапир,
красавицы сверкали белозубо,
и этот свет напористый слепил,
к душе тянулись чувственные губы.
Для ярких женщин сладостна борьба
и непривычна чувственная радость.
Важнее плеть и поиски раба,
всё остальное – нежности и слабость.
Они полны изысканных манер
(наследство прародительницы Евы),
незыблемостью мраморных Венер,
и ненавистью Снежной королевы.



***
Я не люблю ни ждать, ни догонять,
но сердце постаревшее стучит,
боясь от жизни бешеной отстать,
работает при солнце и в ночи.
Оно ещё старается вовсю,
не зная о проклятье смены дат.
Я прожил жизнь пока ещё не всю,
хотя о том не смею утверждать.
Простая вещь – грести любовный жар,
а сколько после на сердце рубцов!
Хотя я потому ещё не стар,
что чётко помню милое лицо.
Да что лицо! – я помню губ вино,
нескромных рук округлость и тепло.
А умереть желательно весной
пронзённым Купидоновой стрелой.


***
Я не позволю наплевать мне в душу,
заговорить со мною свысока.
В своей душе я ненависть разрушу,
и в женщину влюблюсь наверняка.
Мы будем с ней, как два весёлых бога,
творить миры, друг дружке их даря,
и проживём, как водится, немного –
ну, может, сто счастливых лет подряд.
Пока живу, не допущу разлуки:
любовь убьют забвение и даль,
и протяну вам дружескую руку –
учить тому, что сам я испытал.
Пусть сохранятся: бьющееся сердце
и души, не затронутые злом.
Вы посудите, – если приглядеться,
мы очень ломки, схожи со стеклом.
Вот и любовь подчас не понимает
себя, срывая слабые ростки.
Она порой до неба возвышает,
порою режет сердце на куски.


***
В моих руках ты жарко дышишь,
теплеет кожа понемногу, –
не то, что там, в просторах, выше,
где ближе к холоду и Богу.
Тебя спустили с неба тучи,
отдав дождей своих ресницы,
не пожалело солнце лучик,
и подставляли крылья птицы...
Когда ты смехом оглашала
безбрежность вечного простора,
понятно стало: это шалость,
она теперь проходит скоро...
В тебе серьёзности немного,
но я люблю тебя такую,
мою смешную недотрогу,
в эпоху очень несмешную.


***
Забывшиеся строки не вернуть
с листа в горячке скомканной бумаги,
как не пройти вторично тот же путь –
не хватит прежней силы и отваги.
Забытых чувств ослабленный росток
был не для нас посажен и возделан.
Войти опять в бушующий  поток
нельзя как встарь, порывисто и смело.
Забытые обиды полоснут.
Сожмётся сердце в страхе, одиноко…

Нам просто так любимых не дают,
а отнимают с болью и до срока.


***
Нечасто женщины о жизни говорят.
Весёлые. Печальные. Любимые.
Порой полны весенней свежестью наяд,
и часто – страстью жаркой одержимые.
Они порхают за орбитами планет,
вне времени, там каждая – красавица.
В душе кружатся беспокойно много лет,
не зная, кто отстанет, кто останется.
Нечасто женщины о счастье говорят –
оно на всех и поровну не делится,
приподнимает, словно праздничный наряд,
и жжётся, точно первая метелица.
...Однажды жизни провернётся колесо,
и ёкнет сердце, радости не знавшее,
когда колдуя с равновесием весов,
судьба блеснёт наполненною чашею:
её бы мимо невзначай не пронести –
быть может, счастье нежное, последнее,
прощаясь, грустно прикоснётся на пути.

Я помню: речка, семнадцатилетие…


***
Рвётся душа – беспокойный пилот.
В теле – томление стати.
Душу влечёт разреженье высот,
тело – гормоны (некстати).
Книги листаю. Палата ума!
Девушки – стайкой и мимо…
Сердце никак не остудит зима:
бьётся ведь невыносимо…
Тесен рюкзак. Блеск и преданность лыж.
Непокорённые горы.
Взгляд незнакомки предельно бесстыж
и беспредельно покорен.
В облако льдинок нырнёт самолёт.
Что впереди – неизвестно.
Как же до боли не нравится лёд
сердца горячего вместо…


***
Приветливая Золушка,
прости, что я не принц.
Лицо твоё как солнышко
среди бесцветных лиц.
В случайностях верчения
событий и дорог
моё к тебе влечение
направил, видно, Бог.
Подаренное знание
подсказывало мне,
что чувство и признание
предвидятся вполне.
Не обижайся, Золушка,
что в жизни я не принц.
Не прячь улыбку, солнышко,
за сеточкой ресниц.


КРАСАВИЦА

«…Конечно, есть красавицы поярче,
с лебяжьей шеей и ногами подлинней,
но та, чей образ только обозначен,
являться стала и хозяйничать во сне.
Обычная, живая и простая,
на каждой улице вы встретите стройней,
но с каждой ночью, плотью обрастая,
всё дольше снилась и по нраву стала мне. 
Она росла грудастой девкой, крепконогой,
в футбол могла играть, и ездить на  слоне,
в меня, как знать, влюблённая немного, –
я крикнул "Браво!" ей за сальто на бревне.
Припомню сон: мы под руку гуляли,
на мне бейсболка, ну и маечка – на ней.
На тротуаре в стареньком квартале
нам повстречались ночью четверо парней.
«Дай закурить», и что-то в том же роде,
плюс две-три фразы, толерантных не вполне:          
мол, хорошо, что мы не при народе,   
и враз прижали нас к облупленной стене.
Они уроды, в этом нет сомненья, 
один вдруг девушку похлопал по спине –
«Ну что вы, бра…», но в это же мгновенье
мне мир представился в кровавой пелене.
Пока лежал, я чётко видел снизу, –
и буду помнить это до исхода дней, –
моей любимой вечер бенефисный
при ослепительно сияющей луне.   
Минуты три всё длилось, вряд ли дольше.
Один кричал ей: «Отпусти, ведь больно мне!»
А остальные, в сторону отползши,
стонали тихо, присмирев и поскучнев.
Я приподнялся, сопли утирая:
«Хоть как зовут тебя?» – и слышалось во сне,
что: то ли Майя, Тая или Рая,
но не уверен точно – так ли, или нет. 
Конечно, есть красавицы и ярче,
с лебяжьей шеей и ногами подлинней,
но если дама даст верзилам сдачи,
слона стреножит, в поле выпасет коней,
то мой совет: зачем искать другую,
и если станут жечь гормоны по весне, –
бери из сна, из яви вот такую,
и выходи гулять – мужчинкою при ней…»


ВДВОЁМ

Чуть видя край  земли,
как по морю, – по жизни   
прошли мы, как смогли,
не зная укоризны.
Теперь мы только прах,
нас нет на этом свете,
и мы на всех ветрах –
нигде, а может, где-то.
Ты помни обо мне:
я душу посылаю
на потайной волне
к тебе. Зачем – не знаю.
В эфирной тишине,
в истоме тихой грусти,
мою к себе во сне
душа твоя пропустит.
О чём-то невзначай
спрошу тебя несмело, –
молчи, не отвечай,
не речи это дело.
Считай, что мы во сне,
и значит – слов не надо:
слова – они извне,
где темень и прохлада.


***
Я – человек обычный. Не безгрешен.
Едва ли ждут меня у райских врат.
Предупредителен с любимыми и нежен,
и, каюсь, только в этом виноват.
Но не хочу виниться и казниться,
пока теплом душа ещё полна.
Припоминаю всех любимых лица,
тоскуя у раскрытого окна.
Я вас люблю, подруги тёплых вёсен,
за простоту, за ночи, за кураж.
А кто чужое счастье не выносит,
пусть говорит о зле интимных краж –
их нет, есть право быть любимым
и доверять безмерно, как себе.
А кто не верит – пусть проходит мимо.
Уверен, это правильный совет.


***
Ты любила меня издалёка,
я смеялся, не верил тебе.
Мы поэтому так одиноки,
что упрямо не верим судьбе.
Мы не видим порой притяжений, –
ими дышит родная душа.
Выполняя неправду решений,
кем-то чертится в сердце межа.
А потом открываются двери,
но за ними давно никого…
Сердцу вовремя надобно верить, –
ближе сердца ведь нет ничего.


***
Все женщины когда-нибудь уходят.
Невелика уверенность в удаче…
Мы в пику неуступчивой природе
твердим, что всё, конечно же, иначе,
что милые как феи легкокрылы
и чувства их заведомо глубоки.
Домашней основательностью тыла
обманывались рыцари и боги. 
Вины ни капли в ссорах и в изменах,
а зло проскочит разве что случайно.
…Но если вдруг тебя через колено,
то это мило так необычайно.


***
Стучится кто-то тихо в двери:
ногтями звонкое «цок-цок».
Сквозь шум и шорохи материй
о кафель топнет каблучок.
Молчи же сердце. Тише, тише –
за дверью счастье и беда.
Воспоминания бесстыжи
и непорочны иногда.
Они свободны от обиды,
им что ни день – бесценный дар…
Они беспомощно открыты
из "было" в "есть" и во "всегда"...
А то, что было – эта вечность
касаний рук, слиянья тел,
опять пытается увлечь нас
в полёт к несбывшейся мечте.
Но даже сердце (камнем став ли?),
застыв от звонкого «цок-цок»,
не в силах вызвать и доставить
в "теперь" ушедшего виток.


ДОРОГА

На веках сухая дорожная пыль,
а в зеркале взгляд твой спокойный…
Отдам всё на свете за ту, что любил,
и грош – за пейзаж заоконный. 
Дорога, дорога… В мельканье – азарт
от скорости бега забвенья.
Тому, что прошло, не вернуться назад
по зябкой дороге осенней.
Стоят облака или тоже бегут,
скрывая ненадолго солнце
и пряча пролёт убежавших минут –
мол, полно, – любовь не вернётся.
Мотор дышит ровно, рука на руле,
и пыль за машиной клубится.
Нас двое. Мы мчимся по сонной земле,
небес незаметна граница.
Бежит за окошком неведомый мир,
то степи в пыли, то озёра,
но нету мне дела до – чёрт их возьми! –
озёр и степного простора.
Лишь время в висок, да молчанье твоё –
а степь хуже вымерзшей тундры! –
мы едем и едем, как будто вдвоём, 
и – порознь. И как же нам трудно…


***
Тяжела жизнь и густо наперчена,
что ни день – за ударом удар.
Знают только любимые женщины,
как спасти от навеянных чар.
Нет успеха? Болезни? Не пишется?
Не идут, как мечталось, дела? –
Брось! Пройдёт: это сплин и мальчишество.
Лишь бы милая дома ждала.
Лишь бы тёплым сиреневым вечером,
(их так мало в природе, поверь),   
вслед за новой загаданной встречею
для любви не захлопнулась дверь...
Ведь тогда тебя ждать будет некому,
в старом доме сгустится тоска.
Не на день, не на год, а навек она,
и ты сам её внёс на руках.
Льётся время, скользит между пальцами,
и стареет за дверью любовь.
Шепчет: "Выпало в жизни расстаться нам,
ты и я – мы чужие с тобой.


***
Я вырос из собственной кожи,
как змеи из кожи своей.
Предстал пред собою моложе –
такое бывает у змей.
Стройней стал казаться и выше.
Мне многое в силах понять:
как тучи сгущаются, слышать,
и время, бегущее вспять.
Семь лет обновляются клетки –
я вычитал фразу из книг.
Семь лет узы вязкие крепки,
но рвутся в безвременный миг.
Тогда закружатся быстрее
года, и однажды найду
на лавочке в старой аллее
утерянную красоту.
И с ней из далёкого "прежде",
сердечной улыбкой маня,
быть может, вернётся надежда
хотя бы на день.
На полдня…


ПРОШЛОЕ

Неуверенность. Неизмеренность.
Из стакана, качнувшись, вода...
Было молодо, было – зелено.
Не отходчива только беда.

Завернувшись в остывшие простыни,
не спасёшься. Но ищет рука
беспощадно ушедшее прошлое,
что не хочет остаться никак...
Мысли дробно грохочут, предатели –
как ни жми кулаками виски –
я их тоже убью, обязательно:
но ведь как же приятны... низки...
Спит в окошке Большая Медведица.
Звёзды медленно, тихо летят,
шепчут: "Нужно ответить – ответится
каплей жизни, бегущей назад".
Но за что отвечать – за любимую?
за прошедшие в спешке года?
Просто ветер расшвыривал мимо их –
не туда... не туда... не туда...

Переменчивость. Неоконченность.
Устаканенный бытом уют...
А вдали, в заброшенных отчинах,
и теперь ещё счастье дают.


***
Не считаем года, что остались:
их дорога пылит за окном.
Лишь бы лет убежавших усталость
огибала распахнутый дом,
лишь бы вечером звёзды-обманки
так же грустно смотрели в глаза,
снег вразлёт разрезали бы санки,
а от ветра срывалась слеза.
Непоседа, смешная девчонка,
от незваного чувства застыв,
пусть опять разревётся в сторонке –
до того полюбился ей ты.
Ну, а ты – всё такой же повеса,
так же юн, бескорыстен и смел...
Не старик, что в продавленном кресле
плачет, тихий и белый как мел...


***
По вечерам, с теченьем лет,
когда взгрустнётся отчего-то,
беру я в руки твой портрет
на старом чёрно-белом фото.
Тебе, я слышал, трудно жить –
хотя по виду и не скажешь:
ты в вальсе бешеном кружишь.
Ты и сейчас, наверно, та же.
Но почему же так болит
внезапно сжавшееся сердце?
Какая злая из обид
не даст улыбкой отогреться?
Куда же делся этот мир,
оставив память сладкой страсти? –
как будто кто переломил,
и этот кто-то зол и властен.
На фото росчерком пера
«люби» написано и «помни».
Такое близкое «вчера»
и очи ясные огромны.
Они глядят всё так же сквозь,
и губы сложены сердечком.
Наверно, главную из просьб
на них теперь читает вечность.


***
Вперёд смотри: ты видишь – это вечность,
и нет пути, ведущего назад.
Завьюжило. Набрось пиджак на плечи
и вытри заблестевшие глаза.
Идём давно. Наверное, так надо:
стареть и опираться о плечо.
Мы путь прошли по большей части рядом,
друг к другу нас по-прежнему влечёт.
Не надо слов – они солгут и канут.
Прижмись щекой, а лучше – обними.
Пускай в одно сольются два дыханья –
как будто мы одни на целый мир!
Не оступись: укрыла тьма дорогу,
а впереди – позёмки круговерть.
Сказала нам, что путь приводит к Богу,
попутчица, назвавшаяся – «Смерть».
Она идёт от нас неподалёку,
смешно махая новенькой косой.
То невзначай полой заденет локоть,
то отойдёт, исчезнет словно сон.
Не говорит о том, когда прибудем –
забыла, что ли, старая, о нас?
Лишь иногда мелькнут – оскал беззубый 
и нехороший, выпученный глаз.


***
Ты в плену беспечной лени:
смотришь, как струится тень.
Я – писатель объявлений
о несбыточной мечте.
Мы теперь не сможем вместе
собираться у костра.
Ты, наверное, невеста,
и жених беспечно рад.
Но не знает он о тайне,
что связала с детства нас:
только в марте снег растает –
снова нас пленит весна.
Жениху тогда непросто
удержать в раю тебя:
рай другим, бесспорно, роздан –
кто сердит, весной не пьян.
Пусть они живут в довольстве
в мире розовых садов.
Мы же вдруг махнём на остров
без газонов и цветов,
разожжём костёр, как в детстве
и, наверное, тогда   
мы найдём простое средство
не прощаться никогда.


***
Эта женщина как птица –
порхает, немного поёт.
Даже если чудит и злится –
задор только красит её.
Граммофонную пластинку
поставит – Ободзинского.
Ещё она любит Стинга –
любые композиции.
Она послушает, заплачет,
от грусти – обнимет любя,
шепча что-то типа: "Ты мачо!" –
в женщинах чёртики спят.

Домой он придёт наутро.
В природе будет ненастье.
Жена промолчит: не дура,
и в ней уже нет той страсти.
Он ляжет в постель, под стенку.
Она повернётся, вздохнёт,
подожмёт к груди коленки –
тепла ведь никто не даёт.
И вот обОим не спится.
Окно станет серым к пяти,
а между ними граница –
так просто не перейти.

Да разве несчастье это?!
Любовь умерла у многих.
И есть ли она на свете?
И есть ли на свете боги? –
они бы сделали что-то,
наверняка бы сделали,
ведь даже анод с катодом
рождают пламя белое.
А мы – не хотим. Не можем?
Или всё-таки – не хотим?

И молча лежат на ложе:
она – одна, и он – один.


***
За каждым днём такой же поспешает –
не отличить от канувших в ночи:
вослед жаре и с ней неурожаю
желанный дождь по крышам застучит.
В один из дней сестрица разродится,
и дом услышит первый детский крик,
да в год суровый сменится столица,
а ты и к старой толком не привык.
И так вот шатко, валко, без азарта –
струятся дни, и ты за ними вслед
сменяешь вдруг на цех родную парту
и пронесётся кипа скучных лет.
А в год, когда придётся оглядеться
и ахнуть, видя в зеркале себя,
ты будешь плакать, вспомнив речку в детстве
и стайку уплывающих ребят.
И будет та же девочка-соседка
тебе платочком слёзы утирать.
Она теперь встаёт с кровати редко
и говорит, что рано умирать.


***
Ты сегодня не звонила,
да и мне в ответ нельзя.
Для завистливого мира
мы обычные друзья.
Конспирация достала:
не живёшь, а учишь роль.
Чувств и текста в пьесе мало,
и беспомощен герой.
Ни пожать при встрече руку,
ни прижать к устам уста.
Мы родные друг для друга
только в розовых мечтах.
В понедельник, вторник, среду,
всю неделю до конца;
от зимы к весне и лету –
неулыбчивость лица.
Календарь считает годы,
призывает потерпеть,
ведь ещё не стар я вроде,
чтобы взять и умереть.


***
Зайди ко мне без стука, запросто.
Я здесь тоскую в тишине,
сижу в плену с начала августа,
при плотно запертом окне.
У аллергии на амброзию
не забалуешь – эта мразь
владеет летом силой грозною,
и мной, увы, – не в первый раз.   
Наверно, можно в бесконечности
найти каких-то два часа,
прийти ко мне – пусть так, отметиться,
чтоб "языками почесать".
И ты узнаешь много нового,
но даже если нет – приди.
Мы будем просто петь взволнованно,
чтоб сердце чувствовать в груди.
Два человека, две безбрежности,
два пола – женский и мужской, –
две нерастраченные нежности
для жизни маленькой такой.


***
Сегодня солнце светит,
но ждём назавтра дождь.
Ушли мечты о лете,
тепла уже не ждёшь.
А как всё начиналось! –
жара, рыбалка, пляж,
но чувства запоздалость
мерцала как мираж.
Опустит солнце лучик –
тепла последний знак,
и ты в нём станешь лучше
с улыбкой – просто так,
с воздушным поцелуем,
с непрошеной слезой.
Давай же нарисуем
сердец двойной узор,
и пусть волна не смоет
его хотя бы день –
давай запомним море
и тел двойную тень.
Давай не будем злиться, –
у жизни краткий век.
…И пусть горят на лицах
слезинки из-под век.


***
Остановись и улыбнись при встрече,
пусть время нас не тронет в этот час:
ему несложно – мир, сказали, вечен.
Мы от него отнимем только часть.
Ты спросишь: «Я не очень изменилась?
Подруги шепчут – сильно, мол, сдала…»
А я отвечу: «Ты мне ночью снилась.
И наяву стройна ты и мила.
Мы, помнишь, танцевали хабанеру?»
«Да, помню. Это было так давно…»
«Нас звали Ихтиандр и Гуттиэре,
хоть плавал я топориком на дно».
Ты прикоснёшься бережно и спросишь:
«Слыхала я, ты снова одинок?»
А я скажу, что помню твои косы,
и как из лилий плёл тебе венок.   
«Да, на Купала, – ты ответишь, – ночью».
И время снова сдвинется тогда.
Ты руку отведёшь и, между прочим,
заметишь, мол, не красят нас года.
Я изумлюсь: откуда перемена?
Что на тебя находит каждый раз?
Шепнёшь ты: «Время в паутину плена
поймало и не отпускает нас…»   


***
Она вплыла, одетая по-летнему,
с волной духов, защекотавших ноздри.
Игрался ветер с юбкой над коленями,
к фигурке стройной в чувствах заподозрен.
Она внесла с собой усладу юности,
прошла, улыбкой радость рассевая.
Тогда мы были счастливы до глупости,
питомцы легкомысленного мая.
Любовь для нас казалась чьей-то выдумкой,
но что-то ввысь двоих приподнимало –
что ни вдохнуть от счастья и ни выдохнуть,
и только крик: «Ещё!» и шёпот – «Мама!»
Года промчались, нас не пощадившие,
но ту улыбку и тот лёгкий ветер
вписали мы в свои четверостишия –
кто скажет, что не лучшие на свете?!
Кто скажет, что любви на свете не было?
Да без неё ничто не совершалось!
И ветер вам из выморочной небыли
шепнёт вдруг: «Всё прошло. Какая жалость!»


***
Под Новый год, а может быть, на Старый,
под грустный фильм о главном «С лёгким паром!»,
я сяду рядом, милая, с тобой.
Мы вспомним жизнь, свидания, любовь,
и трепет рук случайного касанья.
Увидим лица юными глазами,
поймём, что есть влеченье и кураж,
что жизнь свою за милую отдашь.
Быть может, к нам весёлые соседи,
что стали шире в талии и седы,
придут с шампанским, и потупят взор:
мол, как же постарели вы с тех пор…
Ругаем фильм, где вечно молодые
поют и спорят в городе, что стынет
в декабрьский холод сорок лет подряд,
и в нём ни мая нет, ни сентября,
но всё равно мы смотрим вновь и плачем
и верим: жизнь, конечно, что-то значит,
и будем пить с соседями опять,
чтоб никогда друг друга не терять.


*** 
Ты у меня последняя,
я у тебя – нет.
Ноченька моя летняя,
утренний мой свет.
Свил паутину крепкую
тот, что внутри ждёт.
Слушай – он шепчет – реквием,
лучшие семь нот.
Помнишь, наивно верили:
жизни, мол, сто лет.
В окна ли вплыли, в двери ли –
чёрные сто бед.
Вот они, рядом, в воздухе,
ждут из-за туч знак.
Слёзы лишь вытри. Досуха.
Или оставь так.





СОДЕРЖАНИЕ

  1. «Не загадывай много…»…………………………………………………………..4
  2. «Жар упоительных ночей…»……………………………………………………..7
  3. «Что любовь бывает зла...»........................................8
  4. СНЕЖНЫЕ КОРОЛЕВЫ..........................................10
  5. «Я не люблю ни ждать, ни догонять…»………………………………………….12
  6. «Я не позволю наплевать мне в душу…»………………………………………..14
  7. «В моих руках ты жарко дышишь…»……………………………………………16
  8. «Забывшиеся строки не вернуть…»……………………………………………..18
  9. «Нечасто женщины о жизни говорят…»…………………………………………20
10. «Рвётся душа – беспокойный пилот…»………………………………………….22
11. «Приветливая Золушка…»………………………………………………………..24
12. КРАСАВИЦА………………………………………………………………………26
13. ВДВОЁМ……………………………………………………………………………28
14. «Я – человек обычный. Не безгрешен…»………………………………………..30
15. «Ты любила меня издалёка…»…………………………………………………….32
16. «Все женщины когда-нибудь уходят…»…………………………………………34
17. «Стучится кто-то тихо в двери…»………………………………………………..36
18. ДОРОГА……………………………………………………………………………39
20. «Я вырос из собственной кожи…»……………………………………………….42
21. ПРОШЛОЕ………………………………………………………………………….44
22. «Не считаем года, что остались…»……………………………………………….46
23. «По вечерам, с теченьем лет…»………………………………………………….48
24. «Вперёд смотри: ты видишь – это вечность…»………………………………….50
25. «Ты в плену беспечной лени…»………………………………………………….52
26. «Эта женщина как птица…»……………………………………………………..54
27. «За каждым днём такой же поспешает…»………………………………………56
28. «Ты сегодня не звонила…»………………………………………………………..58
29. «Зайди ко мне без стука, запросто…»……………………………………………60
30. «Сегодня солнце светит…»………………………………………………………62
31. «Остановись и улыбнись при встрече…»……………………………………….64
32. «Она вплыла, одетая по-летнему…»…………………………………………….66
33. «Под Новый год, а может быть, на Старый…»…………………………………68
34. «Ты у меня последняя…»………………………………………………………..70