Две грозы

Град шумел и по стеклу
                щёлкал,
ветер с воем задувал
                в щёлку.
Вспышка – гром – по коже му
                рашки.
В детстве ночью, да в грозу –
                страшно!..

…Папу тоже увезли
                ночью.
Ливень сильный был в ту ночь,
                точно.
Тихо плакала в дверях
                мама…
Лет мне было там совсем
                мало.
На кровати в полутьме
                сидя,
я отца в последний раз
                видел.
До утра не спал, а дро
                жал всё
и к подушке в темноте
                жался.
А потом пришла ещё
                банда:
оккупант шёл на окку
                панта.
Двум в Европе было так
                тесно,
что решили не делить
                место.
Малолеткой я войну
                видел
в неприглядном, тыловом
                виде -
с голодухой и трудом
                рабским,
с преимуществом одной
                краски.
С серой затхлостью её
                студня,
с бесконечностью сплошных
                будней.
…А вернувшись, не нашли
                дома –
под бомбёжку он попал,
                сломан.
Подселили, где нашли
                место:
дали кухоньки кусок,
                тесно.
Снова голод, нищета,
                ругань.
И у мамы нет пока
                друга.
Ведь вокруг почти что сплошь
                бабы.
Жил на кухне я, и без
                папы.
А потом был праздник: сдох
                Сталин.
Мы чуть-чуть свободней жить
                стали.
Но успела поседеть
                мама,
забелела в волосах
                манна.
Как сказал герой Михал
                кова:
Мама доктор – что ж тут так-
                кого?
Как я выжил, знал лишь тот,
                свыше.
Мама вскоре из тюрьмы
                вышла.
Вот Прокофьев умер, вот
                Бунин.
Кукуруза, стук по три
                буне…
К тем годам я стал уже
                взрослым,
в голове роились во
                просы.
Самиздат читал и джаз
                слушал,
сквозь глушилки продирал
                уши.
Я по самую увяз
                шейку:
Ахмадулина, Евту
                шенко.
Но тиран ушёл и бровь
                хмурил
нынче просто самодур,
                дурень.
Мы завязли посреди,
                между,
появилась даже на
                дежда.
Но надеялись мы зря,
                в общем…
Поделом! Никто ж и не
                ропщет.
Кукурузник без большой
                крови
на посадку повели
                брови.
Поднимался смрад густой
                жижи,
и застой болотный всё
                ближе.
Вот в таком застое и
                смраде
я совсем уже большой
                дядя.
Я женат, и у меня
                дети,
может им получше что
                светит…
Но застой застыл и сгу
                щался,
я забился в щель и ску
                чал всё.
У верховного во рту
                каша,
все смеются, что и как
                скажет.
Только вдруг, как иногда
                в степе,
всё в ускоренном пошло
                темпе:
замелькала череда
                станций –
перемёрли все вожди-
                старцы.
Не успел оттанцевать
                лебедь,
вышло солнце и глаза
                слепит!
Ветер свежестью задул
                в морду!
Танцы но;вые вошли
                в моду.
Вдруг повылезло всего
                столько –
удивляться успевай
                только!
Но свобода ведь не по
                дарок.
Если что-то нам далось
                даром,
мы обычно это не
                ценим.
Будь готов платить двойной
                ценник.
Мы больны, у нас болезнь
                роста.
Нам свободу дали так
                просто.
Взял народ свободы с лих
                вою,
надорвался и не ос
                воил:
ведь не сеет она, не
                косит…
Повертел в руках, да от
                бросил.
И затянутый тугой
                узел
вновь удавку на стране
                сузил.
Вот и здесь не суждено
                снова.
Подполковник, что ж тут та
                кого?..
Я пожил уже, я не
                молод,
наковальне уж не я
                молот.

…Град шумел и по стеклу
                щёлкал,
ветер с воем задувал
                в щёлку.
Что вокруг ночной грозы
                краше!
Мне, как в детстве, и сейчас
                страшно…


            © Сергей Тененбаум