В нашей гостиной

В  нашей гостиной, в разухабитстом кресле с нарождающимися  пружинами, нетерпеливо ёрзал Человек. Открытый лоб, выжидательный взгляд доброго наставника  и учителя, губы – словно натянутая благородным Гудом тетива. Перед Человеком стол, накрытый на одну только персону, так долго званную и столь глубоко уважаемую. Да и не Человек это –сотни лиц и образов, выстроившихся в ряд - мол, принимай и нас, дорогая хозяюшка.
Вот мальчик лет семи со светлыми, похожи на стружки, светлыми глазами и озорными голубыми глазами; тоненькие ручки -ножки на шарнирах, подвижная голова и длинный нос, который изо всех сил пытался укоротить его приёмный папа и совсем не пытался – литературный. Озорник показывает нам с Гостем язык  -  на столе откуда ни возьмись появляются: полная сока и гастрономических надежд жареная курица,  ароматная из детства манная каша пополам с малиновым вареньем.  Прыжок-переворот – и на другом конце стола  вырастают чашечка пышащего жаром какао и золочёный подносик с  изысканными миндальными пирожными. Голубой волосок на краешке блюдца…
А вот красивый темноглазый человек с острой бородкой. В холодных, с тёмным ободком, глазах его жило недавнее воспоминание об англо-американском завтраке с безвкусной ветчиной и пищей разве что нравственных людей да спортсменов – овсяной кашей на воде без соли. К чёрту режим и нравственность! 
Слово опомнившись,  человек с бородкой  бросает взгляд на всё так же ёрзающего в нетерпении Гостя и даёт дорогу высшему консультанту по Большому Искусству Вкусовых Восприятий и Пищеварения. В темно-серой визитке, с холеной ассирийской бородой и благородным лбом, мосье почтительно кивает сидящему в кресле - и на крахмаленной с великим усердием скатерти объявляются: безукоризненная мадера и выразительное сухое Пуи, жирные устрицы, королевская тюрбо в ароматнейших травах на луковой подушке, непревзойдённое крылышко цыплёнка и  немного аристократических стебельков спаржи. Вкусовая гамма, напояющая силами и пробуждающая дух…
Но нет, всё это не по-нашему, не из детства, не из манящей и загадочной вековой глубины. А хочется, чтобы уверенные щи со свининкой да сальцем, очень может быть, что и куриные пупочки на пахучем медке с  ядрёным имбирём, лапша с разваливающейся курой – да почему бы и не вот так, по-простому, пожаренное мясцо!
Вот приближаются к столу молодые, только-только осыпанные хмелем и препровождённые в опочивальню, – в руках у обоих по скатёрке, в которых хлеб, соль и курица. Петруша, Евдокиюшка… А где-то за стенами уплетали за обе щеки хрусткие пористые караваи с  сыром и огурцами в меду.
Гость перевёл взгляд с  точно таких же жадных до жизни  людей-призраков,  в его и только в его честь сошедших со страниц многочисленных литературных творений, на сиротливые столовые приборы и поблёскивающую от робко заглядывающего в щёлку между шторами лунного диска узорчатую тарелку.
- Вы готовы к сказке, Дарьюшка?
-Да, Алексей Николаевич.
- Что ж, добро пожаловать!