Житомирская богема

Пр.: Живым и лживым.

Ты слишком даже к лиху падка,
Моя девчонка-лихорадка!

Ворвалась зверски, быстро очень,
Сей скорости не знали ныне строчки!

И взглядом же меня пронзила,
Как-будто самой острой шпагой.
Спросила: “Сила? В чём же сила?”
Ответил тихо: “Сила в наших.”

На сей тусовке много места
Для выпивки несущей волю,
Неипроизвольных жестов,
Для боли, очень жуткой боли,
Для дам — провинциалок.
Мне все равно, я слишком жалок,
В таких делах те Якоб — бог.
А я таким не занемог.

Всё это — западня: тут черти,
Мне водку заливает граф
И люцифер поёт, поверьте,
Я ведь неверный, хоть и прав.

Снаружи даже воздух чище
И снег белей, к тому и слаже.
Там братец мой суда не ищет
И не скулит он о пропаже.

Скажи, забыв все правила
И отрекаясь от мирка сего,
Скажи, ты бы меня избавила
Ничтожного от ничего?

Клянись, убей, зарой, взгляни:
Я не изменчив, даже так.
Ведь я другой, чужой при них,
Тебе пою, не пью во мрак.

Иль это всё не так? Я вру...
И ты ведь знаёшь всё давно,
Ведь я сыграл сию игру,
Чтоб на века залечь на дно.

А ты всё мыслишь-мылишь глазки,
И растирая след любовный
На вовсе новые участки,
Мне смерть готовишь бромом.

Та хоть и серым золотом,
Подавно мне ничуть не больно!
Пока игралась ты всем городом,
Я не сидел в чумных заборах,

Я не писал стишки-дешёвки,
Я всё ломился вгору, вверх!
И потому мой голос ломкий
Сейчас кромсает белый снег.

Ты мне чужда, и слишком даже,
Весь мир лжецов — и это наше?
Тогда к чертям наследство Бога!
Твоя большая грудь — моя дорога.

И знаешь, к чёрту путь для всех,
Баронов этих, быт - богему.
Меня взял за душу твой смех,
Ни разу нрав недосистемный.
II
Пламенеют девки, говоря,
Пацаньё на скейтах вертится.
Гаснет новость — ранняя зоря,
Начинается метелица!

Я поэчу ночи, чтобы ради
Рассказать своей сестричке Наде
О дружках пропащих, растаможках
Современной бури эгоистов.
Сила скоро грянет в честных ножнах,
Но и силой дур когда-то был неистов.

В наших улицах загрянет праздник,
Запоёт былой дурак во славу
Чистых нравов, отрекаясь мрази,
Примыкая гордо в наши лавы.

Пусть полемика струёй польётся,
Так кому же трон достанется?
Из библиотечной полки Солнце
Выглянет взглянуть на нацию.

И взглянёт на лица их Талько.
Скажет: “Бога ради, прекратите[!]
Портить сладкий свет былых икон,
А создайте же свою обитель!”

Там Афоничкин примкнёт,
Пёрышком своим помажет.
Опуская с неба грот,
Он напишет строчку даже!

Там и я: с Сенсатом в ряд,
Пусть все дальше говорят!
Я перебивать таких не буду:
Мне стихи кричать не трудно!

Ведь мне очень страшно думать,
Как всем им страдать придётся.
Потому сомкну я губы,
Засвещу на мир с Га-Ноцри.

Там богема разойдётся,
Им веселья не сыскать.
Глянет, дрогнет наше Солнце,
Загорится страсть в висках!

Крикну радо: “Славу нашим!”
Тот, кто душу продал важным,
Низко паст пред стадным делом,
Заметут таких с помелом.

Загремит в потёмках Фомка
И богема затресётся[!]
Расбежится словно в ломке,
И засветит круто Солнце.

Запою тогда на Русь,
Что я жизни не боюсь,

Что люблю богему слабых,
Хоть и к ним не отношусь.
Посажу всех на усадьбу
И затрону их ажур.

Но не бойся, человечек,
Сказка вовсе не страшна!
Там портрет младых овечек,
Что расселися у дна.

Завоняли улей запустелый
И всё тлеют новою чумой.
Заломали цепью двери тела
И рассудок скрыли громко свой.

Но придёт же скоро время
И снесёт гнилую веру.

Я радушным знамям посветлею,
Розовое пламя сдавит шею.
Удивлённо тотчас спросишь: “Где мы?”
Я отвечу: “Смерть былой богемы.”

20.02-21.11.2020


Рецензии