взбивая сливки

01.
"По случаю чего за тобой посылать все туда же?"- шамкая, обратился рыхлый и с виду сонный мужичок, медленно проводя ладошкой по лоснящейся лысине, к парню в заляпанной травой и глиной камуфляже, изначально, видимо, цвета хаки, который задумчиво пересчитывал талоны с четкими сизыми печатями, изображавших в середине анфас этого самого мужичка, ныне принимавшего обращение "Хребет", только без растительности на лице. Хребет, никогда не заботившись о рельефности своего тела, сколько его знали, понимал цену репутации, был в меру умен, и когда народ морально окончательно опидорасел, предавшись шкурничеству без заглядки в будущее и окружение свое, сохранившие еще одекватность пацаны попросили Хребта стать головою их, после чего последовательно и вдумчиво установили в поселке относительный порядок по совести.
"Аха",- ответил Ни`гель, как прозвался еще в окопах за незаурядный пофигизм, вздыхая про себя,- он считать талоны нужным не считал, но Хребет был суеверным, с детства подхватывал суеверия, как конфетки, и смаковал их перед всеми почем зря.
"В Растайке становится все загаженней, я могу поселить тебя в домике за Харькой",- делая в думках губы бантиком, произнес мужичок.
"Та ни, Харька ж твоя ночером всё еще светится с радиацыы…"
"Скоро перестанет, я отрядил Туда еще пару залетунов, скоро вытянут этот сраный танк с русла!"- самодовольно заулыбался Хребет, как будто сидел на коробке с козырьными тузами. Нигель ухмыльнулся краем рта, представляя столько же надежды как и прогноз погоды; он не спешил поддаваться на уловки хитреца, которыми тот умел заставить любого бросаться на амбразуры.
"Паидду йа. С меня разит как с борова. Ладно бы ичщо у Маман была готовая горячая вода…"
"Отправлю к ней бегунка."
"Не суети…"
"А ты стесняшку выключи тут. Я все одно выгоню его тренироваться. Ступай, пока на завтра с ранца не слепил для тебя дЕльца."
Когда Нигель уже с заторможенной осторожностью захлопывал за собой входную дверь, мужичок зачем-то взял щепоткой пыль с блюдца, что прятал в отсеке канцелярского стола, и порхнул этой пылью в сторону выхода.
"Почтааак!"- заорал он затем так, что зазвенело стекло. Минут пять просидел, периодически повторяя ор, и, недовольно бурча и заранее вороча глазищами, вышел из-за конторки в соседние комнаты.

02.
Что-что, а массажировать Мамановские девки обучены бЫли, к тому же большинству мужиков допуслуг и не требовалось, так что отожгли они на Нигеле так, что в микрорайон Растайчик он плелся, как тесто. Замыленным взглядом он отметил появление первой звезды на небе, сосчитал костерки, освещенные окна, нечаянно кашлянул и решил пойти по собачьей тропиночке через пустырь, зарастающий вязами.
Сознание путалось, посему он одернул себя на том, что палец его играет, переключая режимы стрельбы: "так недолго и курок спустить на какой-нить шорох",- промелькнуло, будто чужим голосом, мыслишка, заставив замотать головой со стороны в сторону.
И шорох не заставил себя ждать. "Не шмальни, тиишше…"- заистерила тень в бурьяне, с поднятыми руками выходя на наставленный ствол. "Ты проходди, я один, не завали, смотри",- лопотал тип в рванье, как будто бомж, но не особо вонючий, как у них принято, и бородатого лица черт не разобрать, так что Нигель, ступая, как кошак на охоте, молча направился дальше, обойдясь без разговора да знакомства. Много разных носит на горбу эта планета, но лутше не акулеть, как говаривал его батя, на всякую рыбу найдется рыба покрупней.
Выходя уже на тротуар у полуразвалившихся элитных коттеджей, рефлекс сработал и заглушенная пуля ударила в кирпичный забор. Нигель подошел к комку, завалившемуся в лопухи, и легонько толкнул его носком ботинка. Комок шмыгнул и захныкал, и - тихо заплакал, как девочка. "Да это и есть девчонка"- заворочалось в зевающей голове. Нигель встрепенул себя волевым усилием, оглядел местность, ведя дулом, прислушался, и, так как интуиция ничем себя не проявляла, поднял девчонку за шиворот с земли, брезгливо растер ладонь об кладку, и, еле слышным шепотом отдавая приказы, куда идти, повел ее в свою халупу.

03.
Нигель вскочил с матраса и с лету взглянул на часы: проснулся ровно за четыре минуты пятьдесят секунд до будильника. Отметив данный факт, сердце у него екнуло и в жилах заструился адреналин: схватив винтовку, он оценил количество патронов в полупрозрачном магазине, уставился в отдернутый затвор, оставив в левой руке, засунул правую под подушку и вынул пистолет. То, что в комнате никаких зрительных перемен, слегка озадачило его, он аккуратными движениями напялил тапки и выглянул в кухонную зону.
Вот это уже совсем ни в какие ворота.
"Фиг ли валяешься?"- возмущенно обратился он к грязному комку в углу между радиатором и кухонной стенкой, из которого торчало два округленных глаза. К ним добавился округленный от ужаса рот.
И тут до Нигеля дошло, что одно он произнес в уме, а на деле вышло "игълъашьшьс". Он поспешно подошел к тумбочкам, порылся в них и, вынув из закоулок бутыль, выдул всю. Рыгнул. Затем отодвинул плитку под раковиной и достав две такие же стеклянные завинчивающиеся, протянул одну девчонке. Видимо. То есть возможно. Времена давно такие, что еще двадцать лет тому возникали трудности в определении пола тинейджеров. Еще в мирное время пацаны перестали таращится на попки и комментировать "ябывдул" и окликивать "эйхрасавыцца", постоянно попадая в казусы. И только сейчас происходившую тогда хрень называют "гормональной войной".
Нигель эту "гормональную" называл про себя "первым вдувом". Потому что вдули как следует, превратив с помощью бухла и жратвы полстраны в полупидоров или откровенных трансасеков или как их там… Наконец вся эта философия в солдафонской голове встала на паузу, так как "комок", икая, захлебываясь и отперхиваясь допило воду. И уставилось. Типа драной кошки, подсевшей на "кошачий" корм. Тысячи лет все люди считали, что кошачий корм - это мыши и воробьи, но тут корпорации прочли кошачьи мысли и вычитали там рецепт "мискас".
Нигель мыслей читать не умел, потому с спокойной миной достал еще бутыль. И вяленое мясо рыбы и какой-то дичи, которое баба Тырья как-то подсунула ему полгода назад, ибо он солдатик-нужный-стране и ему расти еще надо. Он не взял эту завонючую дичь даже как приманку на мудь какую, а вот нашлось существо, на ком можно испытать брать ли в будущем вяленку от бабки.
"Ухусно",- произнесло существо, однако, вопрос половой принадлежности не прояснился, кроме, разве, того, что садиться за стол оно не собиралось и чувствовало себя на кафеле как будто привычно.
"Какая у тебя кликуха?"- добродушно спросил солдафон.
"Шилка я",- растерянно заулыбалась девчонка,- "не помнишь?"
"Чего не помню?"
"Меня…"
Нигеля замутило, и только сейчас он обратил внимание насколько спертый в комнате воздух и висках уже пульсирует предвестник головной боли. Он открыл форточку, закрашенную белой краской, как и все окна, и влетел буйный солнечный свет, застревая в вихрящейся пыли; он прошел через спальную и распахнул предбалконную дверь и в комнату влетел запах росы.
Он стал дышать и прислушиваться к тишине. В прежние времена всякая крылатая дрянь заливалась бы во всю свою эндорфиновскую. Бывало, подростком еще, идешь себе на рассвете с ****ок, натискался с неумелыми шлюшками, рыгаешь себе самогоном, а все эти жаворонки и другие счастья орнитологов трещат по швам от какой-то своей крестьянской радости и действуют на нервишки: ведь ты ужо все - больше не можешь, вымотался. Вот гады, мне бы их энергию, думаешь, значит. А теперь вот людишки разобрались с этими нервотрепками, значит. Тот ребенок на кухне, наверно, даже не знает, что раньше были птички. Она живет себе без них, как будто так и надо.
Надышавшись, Нигель поднялся с пуфика и побрел на кухню, нащупывая носом нитку смрада. Нужно было решать. Решать - и все тут. Как он и делал. Часто, нет, постоянно, практически, на уровнях подсознания, или интуиции… да херь его знает чего, епт. Не мямлить. Сколько колеблющихся Нигель сам уложил. Да, многие из них сами искали того, кто освободит их от бренных тягот поганой жизни, требующей Решений.

04
Нигель прислонил обитый кожей с витыми резными ножками стул к шкафам и полез шарить по антресолям. Развернув цветастые тряпки он вынул из них брикет в полиэтилене, размером с плитку шоколада, и, разминая его руками, прошагал в огромную туалетную, с зеркальным потолком и с "иВсеДелА", как часто говаривал любящий похвастаться Хребет. Там он бросил массу на пол, потоптал секунд десять и, взяв за краешек, погрузил в ванну с ржаво-серой водой.
"Иди отмойся",- обратился он к Шилке.
"Ты извращенец?" - услышал, значит, от нифиганеблагодарной.
"Не злоупотребляй гостеприимством".
"Чем?"
"Тем, что ты Гость".
"А при чем тут Мыться?"
"При том, что ты воняешь - псиной, говном и ссаками, тупая курица!"
"Ты извращенец!!!"
"Вот тебе полотенце".
"Чаво?"
"Вот эта тряпка с бахромой и золотым тиснением - называется полотенце".
"Мне все равно".
"А мне - нет, потому что все гавно, что ты не сможешь с себя смыть, останется на Нем. Вот здесь - мои старые плавки, рубашка и толстовка…"
"Че?"
"Слушай, Курица. Все свое тряпье засовываешь в этот мешок и просовываешь в дверь…"
"Зачем?"
"Штоб не с****или. И надеваешь на себя все, что я оставил у ванны…"
"У чего?"
"Надеваешь вот это , на себя, прикинь, я вот тычу пальцем, в любой последовательности!"
"Вода холодная".
"А ты опусти руку, Курица".
"Ай, теплая. Чего это?"
"Ну все, угорай, значицца. Я пойду пожую чего на кухне зА столОм в тихом ахуе".
"В чем?.. Эй, извращенец!"
"Ну".
"Что значит Курица? Бывает что не курится?"
"С вами, с бабами, не бывает".
Как только Нигель услышал шубуршание мешка, покрался к нему и, брезгливо морщась, понес из дому. Отойдя метров пятьдесят к другому концу участка, он вырыл лопатой яму, затем пораскинул мозгами и докопал до метра глубиной. Притоптав дерн, он даже подсадил кустистый сорняк и посыпал трухой и пылью.
Как и ожидалось, с порога на него обрушилось нытье: пока извращенец где-то бродил, у нее одежду из шкур муди с****или, из всего егошнего она смогла надеть только толстовку и сидела холодная на голой заднице у себя на кафельном углу. Объяснение задачи: как пользоваться трусАми? солдафон хладнокровно решил отложить до лучших времен и применил тактику бывалого мужа: рухнул на диван и притворился мертвым. Унылый гундеж Шилки возымел неизвестное для него доселе действие - Нигель умиротворенно в кои-то веки задремал и видел заурядные мещанские сны: гулял в небольшом парке с клумбами с петуниями, держа за локоток жеманную барышню с густым ярким макияжем, с волосами, по-клоунски покрашенными с правой в розовый, а слева в фиолетовый цвета, хохмил с ней, тискал ее и оба заливались веселым смехом. Смех из сна выходил и въявь, и девчонка, слушая его бормотание, громко утвердила: "мало, что извращенец, еще и дурак".

05
"…одежка-то из шкурок жирных мУдей, а в Етом околею я, как ШамбалА, когда он насрывал с сухих солдат тряпок, напялил их, взъегОрился, и объявил себя нашим главным, когда Угумн полез в бункер этот гиароием этаким, хотя говорили ему не лезть, и обратно не вылез ни ночью, ни потоом; ну и спи где-нибудь над нами, раз встал над нами, без спросу, сказали мы ШамбалЕ; он взъегорился такой, и пошел отдельно спать, и околел ночью с холода, а мы не околели, потому что сгрудились в кучу, как мудь, и все были в шкурках муди…"
Нигель подивился "с кем она болтает…", разодрал глаза, достал полуслепой фонарик и посветил в сторону голоса Шилки, которая сразу отвернулась и прикрыла глаза ладошкой, затем посветил во все углы комнаты.
Во-первых, выяснилось, что девчонка самовольно поменяла дислокацию на угол у выхода на балкон; во-вторых, что для задушевной беседы ей достаточно самой себя.
"Ты вообще знаешь, какая важная эта жирная мудь?"- наехала она, вконец распалившись.
"Обещаю подстрелить тебе самую толстую, и заставлю тебя тащить эту дрянь до самого дома".
"Причем тут тОлстую? Жирная - это такая, что шкура блестит, как тот черный камень, что горит, только ровная сторона, конечно…"
"Ясно. Помолчи". Солдафон нервными движениями задернул окна тяжелыми плотными покрывалами и, щелкнув тумблером, включил рассеянный голубовато-серый свет. Повернувшись к девчонке, еле сдержал смешок: она ошарашенно дрыгала тощими ножками, будто пытаясь врасти поглубже в стену.
"ТакОва я с дЕтства не видела",- ляпнула, и тут уж парень загоготал до слез.
"НебАтый потолок... Ничего смешного!"- заявила обиженным тоном.
Нигель стал рыться в шкафу, нашел комбез в обтяжку, который брал с собой, если предполагалось лазить в шахтах, по завалам или еще какой тесноте, и швырнул на Шилку. Затем он взял с подоконника гнилые нитки, которыми подшиву стёгал и так же бросил, хотя на сей раз девчонка успела их поймать перед самым лбом.
"Ушшей так, чтоб впору себе, поняла?"
"Чево не понять? Поняла. Ушы у вшей!.."- хихикнула, значит, но вовремя оценила серьезность ситуации и стала возиться с иголкой, средоточенно высунув темно-фиолетовый язык и скосив темно-карие глаза.
Чтобы она отнеслась к шитью проще, он достал из-под дивана вязаные носки и стал штопать их, хотя мог и не штопать, че тут, если приволочь сюда Малинку, она все тут вылижет, перепроветрит и поладит, а наутро уставится щенячьим взглядом, рявкнет: "сволочь ты", и хлопнет дверью. Только ей в этом поселке и дозволяет он такие дерзости, вроде хлопанья дверью, потому как у них взаимопонимание: Малинка понимает, что Нигель не станет контрачить с ней из-за своего анархистского характера; а пацан понимает, что Малинка не станет требовать с ним контракта, потому что влюблена и не решится рисковать, а он, без особого удовольствия, но использует чужое расположение к себе,- почему бы и нет? остается, конечно, легкий осадок взаимонедовольства ситуацией, поэтому Нигель проводит с ней денек-другой только если она сама подстроит "случайную" встречу, обычно недалеко от входа в бордель Маман, как бы он не петлял, тварь такая…
Прорехи в носке закончились и мыслепоток стопорнулся. Солдафон поскреб щетину и начал оглядывать Шилку, хотя и осознавал, что это все равно, что оценивать щенка, взяв за шкирку: пока ты не разверзнешь ему пасть, не осмотришь что у того творится внутри в ухе, не убедишься, что тот - кобель, пока тот не заскулит, от него значительно проще отказаться.
Нос у нее заметно курносый, но в общем, правильной формы без горбинок, ноздри начинают раздуваться, если нервничает или волнуется, что говорило о глубинной жесткости и сдерживаемой гневливости; густые брови и длинные ресницы говорили о наличии степной крови, так как служат для задержания и отвода пыли и пота, к тому же, она не щурилась и держала шитье на расстоянии, что говорило об отсутствии близорукости, нормальной для лесного и болотного люда; насыщенная белизна кожи говорила о том, что какая-то из прабабок ее была, вероятно, с Предкавказья, с балкарок ; впридачу светло-русый цвет волос почти не оставил сомнений, что Шилка - ...чка.
Солдафон швырнул заштопанные носки ей в ноги, вызвав умильную радость на ее прыщавом, перемежающемся фурункулами, лице. Из хорошо оборудованных и затаенных сусек на кухне он достал еще до войны просроченный офицерский паек и поставил ей на коленки, чтобы не осталось сомнений, что это "прям все ией" в единоличный ужин.
"Надень комбез, пока схожу в толчок",- велел солдафон и, вернувшись, нашел ее рукоделие сносным, несмотря на размашистые корявые стежки, которые в большинстве мест сразу, видно, разошлись. Он сдернул простынь с дивана и стал укутывать остолбеневшую от перемены отношений девчонку.
"Шшто",- залопотала бледными тонкими губами,- "и ккуда, ык, за-за, ммыкъ…" но могла лишь раскачиваться из стороны в сторону, как гусеница. Когда зажужжала машинка для стрижки, ее лицо приняло вид смиренной обреченности, какой солдафон видел прежде у многих сослуживцев, и у врагов так же, перед тем, как те легким кивком давали знать, что - все, хорош, высушен, выжжен, дайте остаться здесь, напишите хорошие слова, прибавьте к какой-нибудь цветастой медальке и отправьте тем, чья горечь мне важна, или не важна, но лучше бы я этого не знал…
Когда осталась только аккуратная щетина и последняя из спутанных вместе с сором, перевитых хуже плюща патл упала на пол и хамка лишилась прически в виде вывернутых наизнанку кишок муди, ее душераздирающее раскатистое рыдание огласило комнату.
"Перезашей свОй комбез нормальными нитками",- велел Нигель, поставив другие нитки перед зеркалом, за которым та сидела, и развязал узел.
"Мне стало еще холодней! Ты хочешь, чтобы я околела, как ШамбалА! Я тебя ненавижу!"- услышал парень, запирая за собой дверь, и ощутив, что в железо гулко ударилось что-то тяжелое.
Сырой ветер злобно подвяз в обросшей шевелюре. Угрожающе раскачивался бурьян, серебрился и тяжко трепетал зажухлавевшими листочками. Здесь, конечно, не Саскачеван, и даже не Мейкомб, но на диске все равно намалеван профиль девушки, признал Нигель, хотя, когда бывал под хмельком и тянуло запеть, явственно видел ухмыляющуюся над ним жабу. Или на всех-всех. Но люди - не вода.
Сколько бы мудрецы ни тарахтели увесистыми афоризмами, люди - они как магнитики, правда с магнитиками все ясно: так повернул - не хотят прижиматься друг к другу, сяк повернул - и шмякнулись, как шерочка с машерочкой, будто и не было разотвращения. Узнать бы, кто все никак не угомонится и вертит людьми.
"Дааа, здеся тебе не Саскачеван",- пробубнил под нос солдафон, медленно досылая патрон и щелкнув предохранитель, и направился в Центр. Все дороги, может статься, и ведут в Рим, а мужики идут к Маман.

06
"Мэн, вэйкап",- отУмничался посыльный Хребта, еще шире растягивая лыбу на румяном, как блин, лице. Нигель сидел на краю кровати, закинув ногу на ногу, и потягивал какую-то коричневую жижу из огромного бокала, в бокале отражалось окно, в окно билось солнце, шелковые шторы рвались наружу, сквозняк выносил под носом неестественные запахи духов, запах жидкого варева, запах канабиса, запах наслоившегося мужланского пота от какого-то дыревенщины, запах алкоголического поноса… Наконец, вернулась Ами, тайка смешанных, с европейской, кровей, захлопнула дверь и наполнила комнату нотой духов, от коих появлялось ощущение будто жуешь карамель. Она провела бархатными пальчиками по его плечу и гладко побритым щекам и, подойдя к окну, уставилась стеклянным взглядом, горделиво вздернув подбородок, на улицу.
"Я",- продолжил Рыжий, за естественные обстоятельства получивший прозвище, кувыкнув нечаянно, как голубь,- "сначала был у тебя дома, пробрался по подвалу, и все делА, походил по комнатам и не нашел тебя, все дела. Тебе надо быть у диаа… Хребта в ленч."
"Ленч, мля, через полчаса. А есть уговор. И по нему предупредить меня следовало не позже, чем вчерашним вечером, малец".
"Но я не нашел тебя".
"Каким образом?"
"Каким чо?"
"Как ты смог не найти меня? я ж узнАю в каком часу тебя отправили".
"Сначала на пустыре я услышал голоса, и пошел в обход…"
"В каком часу?"
"А?"
"Слышал голоса на пустыре".
"Смеркалось…"
"Довольно, демьянбедный херов. Ва-ли отсюда",- раздраженно оборвал посыльного Нигель, задумав было постебываться над ним, дохлебывая травяной шейк, намученный Ами, но вовремя осознав, что смысла в том столько же, сколько в демократическом голосовании - победа одного из уродов неизбежна, и добровольно он не уйдет - только в политубежище.
Гребаное блатнячество. Гребаные племяши. Гребаные подкаблучники.
Солдафон притянул к себе Ами за подол, коснулся губами ее кожи между лопаток и прижался к ее спине щекой, смежив в неге веки. Когда-то в дремучей древности, в бутике с розовой вывеской, он ненароком ухватился за какую-то ткань, мгновенно оценив тактильную прелесть, замерев, щупал ее с минуту, но необходимо было преследовать гребаную дивгруппу противника, а когда покончили с ними, так и не смог найти тот самый бутик, возможно, взрывом разворотило, возможно, что и вывеска была нифига не розовая… да фиг на его. Навряд ли, канешно, что платье то, что Нигель комкал, было из кожи таек, да и не в том суть. Его придавило, будто гусеничные траки наехали, и защемило в груди от мысли, что вернется в поселок и не обнаружит Ами, только простынь с запахом, словно жуешь карамель; и к чему бы потом всю оставшуюся жизнь не прикасаться - все будет грубым, шаршавым или склизким… его всего передернуло. Ами обернулась и приоткрыла рот, но передумала и промолчала.
"Значит, ушла. Гребаный приблатненный аут Рыжик ни на кого не наткнулся".
Тайка с нежностью расчесала пальцами его непослушные вихри и прижала его голову к своей груди, как сестра его прижимала, когда еще школьником он сломался, разбился, как фарфоровый болванчик, осознав, что они с сестрой одни в этом мире, у могилы деда, который увял всего за пару часов у них на глазах, забил на ответственность перед осиротевшими потомками и слег, и молчал, и утром не пробудился. "Ты мне нУжен",- сказала ему сестра, и он стал обрастать хрящем, весь превратился в цельный хрящ и шел спустя десять лет, под конец активных боевых действий, в первом бою на пятисоттонный танк, как будто это прыщик, который он сейчас выдавит.
"Значит, я ей нЕ нужен",- оскорбленным тоном выдавил из себя Нигель.
"Ты мнЕ нужен",- призналась тайка, но солдафон воспринял ее слова как вежливое утешение и они рикошетом полетели "в молоко".   

07
Хребет покрасил свою бородку хной и напялил на лысину бурого оттенка шапочку. Он всегда был в тренде. Чтобы быть "своим парнем" в давлеющей фракции. Сейчас в тренд вошел искаженно-мусульманский. Сектантско-искаженные идеологические тонкости пропелись мИмо ушей Нигеля, так как он выработал привычку уходить в астрал и тренировать там тактику последующих прегрешений, когда очередной мессия, обычно до дна пошлости седо-волосато-бородатый с пухлыми чувственными губами и взглядом лемура, заводил подобную алилую.
"Закажи себе такую же шапОнку, но с рисунком мозга".
"Зачем?"- бросил рассеянно ковырявший в зубах спичкой Хребет.
"Чтобы казалось, будто тебе сделали трепанацию. Потому что мозг тебе сильно жжал",- нарвался на солдафонскую булавку. 
"Аии! А вот и плоская!"
"Земля, что ли?"- буркнул снова Нигель. Хребет сжал над столом кулаки и скорчил мину, словно решил обделаться прям за конторкой. Когда у солдата было такое ненастроение - следовало отделаться от него как можно скорей.
"Снаряжение давно завьюжено, Бескостый и Грыжа уже ждут тебя…"
"Моя снаряг…"
 Хребет, зажмурившись, интенсивно замотал руками перед собой:
"Дело плевое…"
"Не убедил, хоть глаза свой выбрызни…"
"Дело - без-от-лагАтельна немедленное! Всё… Молчи! прекращай к черту спор!"
"Не чертыхайся, а то еще с секты попрут, как потом чЕстно в глаза народу смотреть будеш…"
Хребет побагровел, будто готовый расплавиться чайник, но вместо взрыва угрюмо шарнУл по комоду за спиной и вытянул, с натугой, таежный рюкзак:
"Это - Безбашенова. Держал - как эталон".
Солдафон кивнул с уважением к алчности, ведь хоронили, если рядом не оказывалось жучар, со всей снарягой, а во время господства секты Пидорюги, имени коего Нигель не помнил, потомучто выработал в себе привычку не запоминать имена тех, с кем не собирался иметь в будущем дела, - бросали к останкам в могилу еще и жену, перерезав ей горло. Потом конфликтующая с Пидорюгой секта сумела убедить народ в приоритете кремации и тот поскользнулся, бесновано проповедуя, пытаясь потушить костер и рухнул в сей пламень преткновения. Бывают же стойкие религии, с которыми разве что нелепость какая и сможет справится. Только когда его, как оказалось, любовник обезумел от горя и запричитал у удвоенного палева человечинки с неприличными подробностями сексуального характера, народ и смекнул, что неспроста мессия бабами-то разбрасывался.
"Бескостый растосУет тебе в дороге…"
"Ну ни, если Грыжа станет свидетелем такого, решит, что я в опале, и начнет вести себя, как твой Рыжжый, а с Бескостым они запанибрата. Ты отлично в курсе, во что превращается "плевое" дело - без дисциплины".
Хребет почесал всеми пальцами левой под нижней своей спадающей, но все еще дрыгающей, от гнева губой и затарроторил явка-пароли привычки-страхи-регистрацию цели, уложившись в шесть минут и одиннадцать секунд.
"…ну всё, вон с меня! ни пииска больше!"
"Ты это, Дядька, запакуй пару таких же, по эталону",- сказал Нигель, обернувшись в проеме и приподняв в руке рюкзак,- "раз уш вводишь в привычку дергать меня прямо из притона…"
"Не ввожу в привычку! хорош ужЕ! А "поэталону" не получицца! потому что часть духа истинного воина остается в его снаряге! и защищает тех, кто наследует их вещи! а просто ничейный рюкзак будет без дУха!!!
"Ну уссё, приплыли, значит. Ты мне это, Дядька, - дай табличку, на дверИ вывесить…"
"Какую еще табличчку?"
"С надписью: "Осторожно! Буйный спиритист"!",- крикнул в щелку солдафон и в дверь ударилось что-то увесистое с обратной стороны.
Ну, хоть какая-то стабильность.

08
На перевале Нигель спрыгнул со своего Хряка и первым обоссал сто лет засохшее древо, одиноко отказывающееся превращаться в труху, на его стволе даже осталась тень какой-то крупной птицы, когда на долину огрызнулась нейтронная бомба. Традицию ссать на Костяного Стража завел два года тому Безбашеный, когда местные нео-перенеосектанты завели суеверие протяжно лобызать ствол, проходя тута.
Долина пестрела в багрец и злато одетая - клочками, большую часть ее покрывал серо-бурый бурьян с точками громадных ярко-желтых тополей. По незнанке поселка сразу и не разглядишь, удовлетворенно отметил солдафон. Пока его спутники, хохотом поминая Безбашеного, так же умиротворенно сикали, Нигель похлопал Хряка по загривку и заглянул в его добрые глазки. Этих существ в разных местах звали по разному - в Костяной Долине, в глубине которой и находился поселок, их называли "нюни" и давали им звонкие сложносочлененные имена: свою нюню Грыжа называл Развеушанный Задумчивый Ыкун; Бескостый же - Бедрастая Слоновая Машка. Когда солдафон прозвал своего просто "Хряк"ом, к нему стали относиться еще более тревожно и еще тише шептаться о нем за его спиной, а сплетни-то о парне стали какие заковыристо-драматичными - оймамочки! - даже Паланик и тот схватился бы за сердце и закатил глаза.
Нюни были генетически перекроенные кабаны: их значительно укрупнили, вместо копыт срастили огромные кошачьи лапища, полностью лишили возможности издавать горловые звуки , упрочнили позвоночник, сделав неповоротливыми, добавили завитые рога, чтобы удобно держаться и править ими, и далее селективно отбирали самых смиренных и дружелюбных.
Неприхотливые и всеядные. Из недостатков: езда на них утомительна, они были психически неспособны на самооборону и об угрозе могли предупредить разве что тыча пятаком в пятку. В общем, на редкость удачная химера. Честно.
Хряк был выдрессирован шагать практически не раскачивая груз и обходить  колдобины и препятствия, и солдафон жалостливо взирал на то, как по-свински болтало его спутников. Они перешли вброд, пиная нюнь в рыло, чтобы те не вздумали пить, невдалеке от порогов, и по глубоко втоптанной в гравий тропе вскоре добрались до "скопа", места, где по окуляры увяз "Т-204-мд-608к" или просто "****ыйТарантул" по невоенной классификации. Четыре из его лап валялись отброшенные на метров по двести от "туловища" взрывом, что его и подбил, оставшиеся четыре безуспешно пытались отсечь уже не первый год, чтобы слегка облегчить, потому что он ввяз в ущелье - и устье отводить было некуда; поток был слишком силен, чтобы захоронить в бетоне, и было сомнительно, что на Земле остался транспорт, способный вырвать заиленные около восьмисот тонн, и это если без всех лап. Вокруг копошилось несколько десятков обреченных - военнопленные и дебилы, выбравшие отсрочку смертного приговора.
В саморегулирующемся обществе, разумеется, были преступления, казнь за кои была изощренной и порой длилась месяцами, не оставляя у одекватных ни малейшего желания скопировать подобный исход, но, в основном, просто иссекали по сантиметру конечности, пока виновный не умирал от потери крови, или, так же по сантиметру, с паузами, заталкивали под специальный барабанный пресс, - но дезинтегрироваться заживо от лучевой болезни, вздуваясь язвами и опухлями, теряя рассудок и выблевывая свои кишки - это был не лучший метод цепляться за бытие.
Путники приторопили нюнь и, с любопытством разглядывая разнокалиберные рваные пробоины и рассуждая, есть ли какой-нибудь прогресс действий у обреченных, все как один сморщили лбы и каждый ушел в себя. Харька протекала через поселок Костяной по бетонному обводному устью, поэтому Нигелю все больше казалось, что Хребет возжелал спилить спаренные зенитные рельсотронные пушки, но - на что они ему сдались? сделать экспонат на заднем дворе и понтоваться перед дошколятами? всё может статься в этом неискоренимо безумном мире. Мнительный Грыжа перечислял в седые усы болезни, с которыми - наверняка - сляжет задолго до привала, а ему нужна смерть в бою - и всё тут, пусть О`дин пребудет с ним, ибо стал считать себя истинным викингом, после того, как один приблудный собутыльник с затерявшимся в ночи именем, наверняка сАм Один, нашел в его рельефной физиономии с глубокими оспинами черты сходства с Лундгреном.  Бескостый протирал левым функциональным протезом, похожим на конечность осьминога, засаленной тряпочкой с антирад-составом правый БПР-20-31-ИГП, на котором нельзя было задействовать только плазмобой, из-за нехватки мощности на выстрел даже с присоединенной к цепи МРП-13 - мобильного реактора подпитки, видимо, были неполадки в схемах, но Бескостый никак не мог найти толкового техника, чтобы вновь тряхнуть "стариной". Киборг потерял обе руки банально из-за гангрены где-то в джунглях Амазонии. Высадили с руками - забрали без них. Сам ампутировал. Он не врет - ума не хватает. Как ампутировал вторую - не признается. Только ухмыляется. Эта черта характера действительно делает его значительно более таинственным. Право на таинственную задумчивость даже в саморегулирующемся обществе - свято. На самом деле думал он примерно столько же, сколько разговаривал - односложно, редко, с длинными паузами. Сейчас Бескостый ни с кем не разговаривал. Ну и не надо. Зато он мощный.
На приграничный пост добрались уже в рассветном тумане. Грыжа хлопнул по плечу Гамлета, пустившего струю через разделительную линию в сторону Греческого Полесья. Тот радостно осклабился и не пресекая свои потенциально эсколационные действия стал расспрашивать о жене Грыжи, о том, что не хорошо, что та уже два года "не дает" Грыже, что нельзя создавать "прецедент", а то, сам панимаш, бабы могут солидарно ударить по мужикам "запретом допуска", а он, Гамлет, предпочитает использовать жен по основному назначению… наконец, он стряхнул еще пару капель и застегнул ширинку. Грыжа стоял пунцовый и виновато пялился в пАрящее огромное пятно на дороге, Бескостый испытал зависть к объему мочевого пузыря Гамлета, Нигель подивился умению Хребта назначать на неподходящие места неподходящих людей: в кадровой политике Дядька торчал на лезвии ножа и прихлопнуть могли не только голову, но весь поселок.
"Ты давнО заметил нас?"- спросил солдафон.
"Ну да, ясен пень…"- неучёно солгал Гамлет.
"Если в следующий раз я бУду входить на пост нЕ на мушке твоего "пашани", и ты, согласно инструкции, не окликнешь и затем не отдашь честь, - я тебя расстреляю".
"Виноват! исправлюсь",- сглотнул залетчик и представил себя копошащимся на "тарантуле", зря сомневаясь в немедленной казни.
Трое заспанных пограничника выбежали и стали расседлывать трех вьючных и разгружать еще трех гужевых нюнь, с нескрываемым удовольствием фыркающих в забродившие многодневные помои.

09
Нигель делал разминку в своем экзоскелете, подпрыгивал, делал кручения и выполнял акробатические номера, которые только в ЛВСАР-53-мод-27 и мог свершить, но не стеснялся этого, владея САРкой равноценно искусству ученых выбить кошмарные ресурсы на предмет сдерживания агрессии, а затем бегать, схватив бесценный свой суперчереп с криком "ойбожечки", когда сдерживаемые начинали лупить друг друга этим самым предметом.
Греческие Полесья были плато из беспорядочных холмов и оврагов, с островками кустов и мелкими заболоченными озерками, незамерзающе испаряющих гнилостные газы. Недавно, с год назад, возобновилось обострение локального конфликта, несмотря на активный протест простого люда, но когда политическую элиту волновало мнение простого люда, скажите тоже? По большей части стычки имели вид: "греческое" войско сбиралось на главной площади своего стольного Гольца, с раболепным видом выслушивало спич конязя Рынды, демонстрируя несокрушимость маршировало до главных врат, и отойдя с километр, выйдя из поля обозрения быноколем, - фермеры брали за плечи смердов и шли вкалывать на свои фазенды, наемные работяги также разбредались, за время марша найдя калым, мещан в на лугах поджидали жены с детьми и они устраивались на пикничок, мОлодцы удалялись на шашни с ****ушками, что активно подсекали их на до боли знакомом маршруте. До погранпоста добиралось, в лучшем случае, с десяток наемных разновозрастных бродяжек, связанных финансовым обязательством перед конязем Рындой. Они за сотню метров сгружали на голу землю все вооружение, с радостным воплем врывались на вражескую пядь - начинались обнимашки, расспросы, раскуривали гашиш, разомлев, разменивались свежими байками и сплетнями, накрывали поляну и начиналась гулянка, подтягивались шлюшки с фингалами и гнилыми споловину выбитыми зубами. Наутро опохмелялись, делились впечатлениями от попойки, кто что запомнил, выбирали самого сильно побитого спьяну-сдУру и справляли того к Рынде, чтобы доложил об очередном неудачном штурме и героической погибели всех остальных наемников. ГероИческие дружной толпой дезертировали в Костяной, где - либо приживались в обществе, либо - отправлялись на "тарантула".
Нигель полагаться на авось не смел, посему, с учетом непредсказуемости конфликтного времени, приказал следовать в САРке в минимальной выкладке. Учитывая особенности эсколации, Грыжа грыз ногти, обоснованно беспокоясь, что о казусе в его браке осведомлены прям все Полесья и также осудят, по-гамлетовски уважая использование жен в основном назначении. Бескосный протирал антирад-составом железную кружку с бурым вязким пойлом из жареных корней чурниссы и тонус-пакетом из пайка, каждый раз как хлебнуть.
"Мы заберем МРП",- заявил солдафон, кому другому стали бы слету возражать, что батарей хватит на сутки марша пОтемну, что Эска не зря покрыта составом энергозахвата простых излучений, что со светоподпиткой недельный-то марш-бросок вытянут, не то што такой… погранцы молча взглянули на Нигеля с жалостью - в семье не без урода, что уж, подтянут лямки и побудут пару дней с ракетницей и без мафона: Гамлет замельтешил и нервозно врубил "спайсгерлз", пока еще вилка торчала в жопе МРП-13, что размером с овечку, с рассованными по бокам насадками на конечности, что для имитации следов различной муди.
Боевые экзоскелеты давно были доведены до пика возможного совершенства, на них была навешана оптимально прочная броня, шейные компенсаторы не стесняли движений, под поглощающим покрытием была отражающая, все оружие было интегрированным и импульсным, то есть в магазинах были только иглы, разгоняемые в стволе наносекундной вспышкой энергии, прицеливание и контроль поля боя осуществлялся шлемом, который считывал не только голосовые, зрачково-моргательные, мимикрические, но и мозговолновые приказы. Потому погранцы покрутили у виска и раздосадовались и пожалели ребят, которыми командует такой придурок, как Нигель, прицепивший к рюкзаку тактическую винтовку Таянамури - ТВТ-33-мод-6, механическую, с регулируемой вручную - представьте себе в двадцать первом веке! - оптикой, стреляющую только спецпатронами восьмого калибра; а к икрам приладил кобуру во сто раз крашеным спреевой краской раритетным глоком.
ТВТ-33 вызвал у сотоварищей смешки только постольку, поскольку осталась неузнанной: это была именная наградная винтовка, трофеирование ее врагом считалось несмываемым позором, а главную ценность представляли спецпатроны, так ни разу и не захваченные противоборствующей стороной. Пули из ТВТ всверливались в броню даже среднетяжелых экзоскелетов, выбравшись через бронелист, раскрывались юбочкой и превращали часть врага в фарш; магазины были полупрозрачны и вакуумно упакованы, но на дне был черный участок в полтора сантиметра шириной и с пимпочкой, вдавив и сдвинув которую активировали химсамоликвидацию и спустя всего ровно две секунды происходила плазменная реакция, спаивавшая все в радиусе пары-тройки метров в обугленную массу. Винтовка была компактна, с виду будто одноразовая штурмовая ШВА-4"Гном", но в комплекте шел навинчивавшийся ствол с сошками, облегчавший стрельбу на дистанцию в две-три мили, в зависимости от навыков.
У "гречан", в целях экономии феодального бюджета, застав не было. По Полесью, вплоть до независимого ни от кого ныне укрепбункера "Моннанда" яйцеголовых, парадный вход в который был на северном склоне, казавшемся нелепым в этих местах, террикона, трио в САРках пронеслось без происшествий и никого из цивилизованного люда не встретив. На душе у Нигеля скребли и ммуаачили коты и кошки: "только бы аахаться не началИ", твердил он шепотом.

10
Бронедверь отошла на мгновенье, в нее выпихнули кого-то в такой же САРке и послышался скрежет заглушек. Неизвестный вскочил и стал бодаться в дверь, явно протестуя несправедливости изгнания, получил смачного пенделя от солдафона, и забарахтался на спине.
У Грыжи появилась надежда, что о его постельных неладАх ну хоть этот мудак не знает - ведь кто с подобными уродами вообще станет водиться? Бескостый потирался тряпочкой. Нигель отметил, что щербины и потертости на экзоскелете ученого замазаны розовой краской.
Неизвестный затих. Солдафон постучал тому по забралу, тот сдвинул его, и стало ясно, что урод включил радиосвязь и что-то виззжит в эфир. Нигель въехал ему и тот, глотая кровь из уничтоженного носа, начал обреченно всхлипывать и успокаиваться.
"Заблокируй связь, мудаёбонь",- обратился солдафон с опытным спокойствием, сам защелкнув шлем: "Двигаем немедля",- отдал общий приказ.
Мученик наук вышагивал неуклюже, спотыкался, бежать вообще не мог, жестов не расшифровывал, к пенделям быстро притерпелся и спустя час, когда солнце стало уходить равномерно распределять тепло за далеким погранпостом, услышался шлепок и растеклась ядовито-салатовая светоотражающая краска по торсу его.
И начался аахх! Грыжа, вихляя и сигая, как молоденький козлик, понесся на агрессоров, пытаясь внести смятение и панику в их ряды, Бескостый через мгновение уже дубасил одного боевым протезом, щупальцем срывая с поверженного батареи и меняя ими свои, вскочив, он шандарахнул заработавшим плазмобоем пару раз, заслепив большинство, и кинулся обдирать батареи с другого почившего. Нигель тащил за шкиру обморочного ученого на вершину холма, где ходил волнами густой ковыль, шмаляя во все движущееся и полагая на случай, что не зацепит товарищей.
На вершине обнаружилась полуосыпавшаяся щель, куда они с салатовым в розовую крапинку уродом завалились. Нечаянно стихло, только булькающий мат и агоническое дыхание где-то слева. Нигель запустил мини-дрон и тот успел передать дислокацию противника, подсветив точки с большой вероятностью живых, на тактическом дисплее, мгновенно оказавшись сбитым. Следом запустил ослепительную гранату, рассыпавшуюся фейерверком во все стороны и вспыхнувшим повторно.
"Выйдь! Валаззь, падла!"- заорал Нигель в ухо ученого и тот, командой открыв захваты, вынырнул из САРки и стал выкарабкиваться из щели, но солдафон хватил его ногу подмочным манипулятором, уставил обе руки в небо, запустил дрона, и, спустя пару секунд, так же командой высвободился. Он крикнул какую-то абракадабру в зияющий шлем своего экзоскелета и над головами пошел громовой раскат. Солдафон выхватил из лямок рюкзака ТВТ-33, забросил за спину, выхватил глок и выскочил, наступив на толстый корень, из щели. Он подбегал и стрелял в место сочленения на шее, от одного к другому, и сбился-таки со счету и начал озираться: вот один высвободился и побежал от него на полусогнутых - Нигель снес ему голову из винтовки; вот еще один. И движения не стало. Солдат крутился минуту в тристашестьдесят градусов, затем резко вынул беруши и еще минуту крутился тише. Наконец, он понесся обратно в щель и вдавил экстренную, на случай, нежели заклинит, кнопку на манипуляторе и яйцеголовый тюфяком осел на глину. Нигель вынул писюн и окатил тюфяка струей, чем слегка привел, вроде, того в чувства, дополнительно пихнул в челюсть носком ботинка, и тот, как зомби, последовал за солдатом.
На дне оврага валялся МРП, не знавший за кем из троих хозяев следовать, и заметно раскалялся из-за более не контролируемой реакции распада. Валявшиеся вокруг по обоим склонам экзоскелеты теперь были невосстановимы и являли собой просто металлолом с полностью выжженной "начинкой" и полопавшимися батареями.
Расстояние, которое можно было бы пройти за полторы суток, парень вместе с зомби, не желавшим оправляться от шока и, вдобавок, оглохшим, верстали неделю, обходя вроде что ли брошенные фермы и деревеньки и никого прямоходячего не встретив.
На погранпосту со смотровой вышки свисало тело с арбалетным болтом, вошедшим в челюсть и пробившимся шишкой за теменем. Гамлет был пристрелян сидящим за конторским столом и, видимо, отключившегося от бюрократического перенапряжения. Остальных зарезали спящими на кроватях.
До "тарантула" шли два дня и задолго до подхода к нему увидели столб белого дыма, перемежающегося периодом черным: там требовали подкрепления. Здоровенный детина с опухолями на черепе, которого Нигель видел впервой, волок трупы и швырял их в одного в кострище: надо полагать, что именно на него Хребет возлагал надежды, что тот вытянет танк. Лунь, древний знакомец солдафона, по инструкции держал на мушке и, убедившись в дружелюбности, бодро доложил: выжили только он с детиной, никто из супостатов не прошел, готов продолжать бдение, пока в Костяном телятся - чертовы уиебки; и, да, обреченные бились как демоны и - кИдались голыми руками, хотя могли и не биться, глядь, О`дин тюкнул ых в ум, пусть пируют с ним заслуженно.
В обморочном состоянии перешли брод, задыхаясь и матерясь, окоченевшими руками выцепляя до поверхности канат, натянутый черным потоком по дну. И, когда до Костяного Стража оставалось десяток метров, из-за его белеющего ствола вышагнул тип, держа их под прицелом арбалета. Потребовал винтовку. Приняв ее за ШВА-4"Гном" уставился туда, где должен был быть отключатель отсчета самоликвидации. Замялся на секунду. Нигель активировал магазин, швырнул и повалился на землю, потянув ученого. Арбалетчик превратился в развороченную обугленную кривляку, с гномика ростом. Зомбо-яйцеголовый ослеп, не понимая происходящего.
Сердца стучали с перебоями, воздух заглатывался рывками, дыхание обрывалось спазмом, в рту был вкус металла и бошки обоих гудели как с запоя, когда Нигель доволок в обнимку своего зомбишечку до здания, где восседал Хребет. Когда солдат пихнул ученого в дверь, тот, в лучших традициях треша, подвернул лодыжку и заголосил.
Выскочил, лупя глаза Голова, и пристал, и пристал…
"…что? безносый? слепой? глухой? хромой? Отлично! Нам же нужен его мозг!" - "ну кто бы сомневался!" - "всех, кроме Луня и Детины, вырезали? Дым? какой дым? Где, ссука, восточный сторожевой? На "тарантула" пиддораса - и жену его и детей, и мать его! чтобы надолго запомнилось! От этого ччма требовалось чтобы смотрел на восток и - всё! вся его бплядская работа"…
Наутро Нигель очухался на диване в кабинете Хребта с непередаваемыми ощущениями, будто смесили из него колобка - и медведь его, вместо того, чтобы сожрать - трахнул, и заяц побрезговал отведать, но - трахнул, и лиса трахнула да выкинула на помойку, где рот кошки обосрали. Он выдул заботливо приготовленный шейк и развалился на спинке, как пирог.
Вошел Хребет с бутылем, и самогон был слезой младенца, и валькирии сыты, и в борделе Ами робко обняла его, словно он тоже снежинка, что хлопьями пошли стлаться на мир.

11
Снег хрустел под ботинками. Так и остался на всем, на чем только возможно, налипше коростой.
Нигель долго возился ключом, потом дул, пока не закашлялся, во врезной замок. Наконец, дверь обиженно скрыпнула и впустила-таки.
Взойдя по винтовой лестнице на второй этаж, он посветил полуслепым фонариком и, добравшись до тумблера, щелкнул его, но освещения не случилось. Солдафон разожмурился в темень и задумался: поломались все ветряки и солнечные панели разом? хто-то отвел энергию в его отсутствие? ааа… все освещение осталось включенным и убило аккумуляторы? Он спустился в подвал и запустил аварийный дизельный генератор: на улице слыхать лишь глухое назойливое жужжание, ну, пусть пачадИт до утра.
Вернувшись в жилую комнату парень остолбенел. В куче тряпья в углу с выходом на балкон была мумия. Он кинулся на нее и прижал пальцы к ее горлу. Она открыла глаза и уставилась на него.
Нигель шмыгнул на кухню и полез в ненайденные ей закрома, достал сгущенку, взял стакан и побежал в ванную. В ванне валялся забытый разогрев-пакет, унитаз был загажен и закрыт, крышка бачка скинута на пол, а спусковая система вынесена наружу - видимо, мешала; он вернул все на место и вода зашипела; покрутил барашек смесителя и нормально побежала вода из глубинной скважины… Солдафон проткнул банку, затем расковырял, затем отскреб густую, как сливочное масло, субстанцию и стал звенеть ножиком в стакане.
Мумия отпила по-птичьи, заперхнулась, глаза заблестели. Со второй попытки смогла проглотить немного.
"Ты фиг ли здесь валяешься".
"Хы прОсил меня. Стелал минья холотной и - прОсил. Ты исфра… птитатель".
"Ты почему не ушла".
"Усхала ухотить. Не ферила, фто ты прОсил. А ты прОсил."
"Меня две недели не было".
"Хы - хах фсе. ТаЮт куфок лыпы. А потом хонят. А хами хак путто хамые топрые в миле офтаюффа. И фыффут тофольные фопОй. А ия ухоху. Усхала ухохить".
"Ты почему не ушлааа…"
"Хы хтелал мне офень холатна. Птитатель".
Нигель, как сапер, выгреб Шилку из тряпья. Она была в комбезе, но солдат боялся, что если он тряхнет неуклюжестью, ее кости зазвенят и она взорвется, взорвется сильней всех бомб, что взрывались на планете, вместе взятых и окончательно похоронит человечество. Без малейшей надежды на воскресение, без рая, без ада, без чистилища, - просто в небытие, как люди, может статься, вполне заслужили.
Солдат не знал, как держать младенцев - для того придуманы матери, не знал, как держать паутинку с крапинками росы - для того придумана трава, не знал, как держать солнце - для того придуман туман… Он не мог прижать к груди хрупкость девчонки, как когда-то родную ТВТ-33, не мог прижать, как когда-то хохотащую Ами, не мог прижать, как многих товарищей, когда избавлял их от адской боли, вдавливая их дыхание в свое сердце.
Нигель решил думать, что Шилка - перышко последнего ангела. И этот ангел сдался и ринулся с небес, пробив Землю людей насквозь, а затем, как пуля восьмого калибра, раскрылся "юбочкой" и начал превращать людей в фарш.
Нигель сейчас сядет в углу и перышко в его руках будет день за днем превращаться в прах.
Не будет. Ни фига подобного. Он - хрящ этого мира. И об него разобьется да хоть самый распоследний ангел. И Шилка - не перышко. Девчонка - плазмобой с бесконечным зарядом. Хотя схемы, стоит признать по справедливости - барахлят.
Хрустя снегом, солдат уже дошел до хаты бабки Тырьи.
"Надо запустить ее желудок, она давно ничего не ела",- просто пояснил он.
Бабка приняла ее на руки и, не подавая вида страха, понесла на свою пропитанную запахом дряхлости тела перину и стала там молча возиться.
Солдат вышел и сел на крыльце, вынув глок. Переливалась, как аврора, Харька на своих порогах, с разных концов долины переговаривалась безобидная местная мудь - языком из кряхта и сиплого воя, из нескольких печных труб окраинных особнячков поднимался почти прозрачный дым.
Из хатки послышались унылые жалобы девчонки с требованьем оставить ее в покое и вообще - отвалить с этой вонючей своей "пахашшей" подобру-поздорову. Солдат незаметно для себя переполнился счастьем и начал мерцать, словно снежинка.

продлжение следует, возможно, пока я пьян, а то и не следует...