Белая война

Клюёт мороз гортань и ликовую кожу,
смотря ветрами вглубь, в блестящие глаза,
как будто в мясо бьёт зубчатый, мелкий ножик,
киркой - породу гор, как пленника лоза.

Лишь мародёрит волк, голодный до бессилья.
Дымит вдали мой танк, трубой слегка коптя.
Зима внесла сюда тоску и тишь, насилье.
Но мой топор со мной. С ним горе - не беда!

Вращается волна, неся белейший порох,
и россыпью зерна стегает в полумгле.
Так труден этот путь, хотя не так уж долог!
А холод - дикий ёж - залез за щёки мне.

Шрапнель снежинок вверх, навстречу, по затылку.
А льдинки пылью вьют, шурша и чуть ползя,
осколками кружат, ложатся на могилки,
сугробы и бугор собою серебря.

А за спиною тяжь! Как будто враг вцепился,
иль это друг-боец, кого спасти тащу,
иль щит от пуль "своих", обломков и чекистов?
Хваленья раздаю заплечному мешку!

Метель - горчичный газ - сложил и убаюкал
повстанцев и борцов, что ждали битву год.
Живые - по домам, а трусы все на юге,
и под покровом спит животных малый род.

Один лишь я бреду. Дрова все печка съела.
Пора готовить впрок снарядов целый строй.
Вокруг лишь белый прах, зола и взрывы мела.
Большой январский день, как яро-ратный бой.