Рассказы о войне ветерана 514

                А Т А К А  С  Х О Д У

                Повесть

                Автор повести Василь Быков

  Василь Быков, Василь Владимирович Быков(1924-2003)
(белорусс. Васіль Уладзіміравіч Быкаў).
Советский и белорусский писатель, общественный деятель.
Участник Великой Отечественной войны. Член Союза писателей СССР.
Герой Социалистического Труда(1984). Народный писатель Беларуси(1980).
Лауреат Ленинской премии (1986). Лауреат Государственной премии СССР(1974).
Лауреат Государственной премии Белорусской ССР(1978).

Продолжение повести.
Начало — http://stihi.ru/2020/11/23/5562

  Пилипенко страдальчески хмурился, подёргивая под палаткой плечами, и мне было жаль старшину. Он был самый старый в роте из всех командиров и держал себя даже с некоторым достоинством, которого, впрочем, не признавал Ананьев. Я вглядывался в фигуры его автоматчиков, однако, как на беду, Чумака нигде не было.
— Вот так и получается, ядрёна вошь! Найти и доложить! — приказал комроты и выругался.
Пилипенко, молча повернувшись, послушно зашлёпал по снеговой слякоти. Он отошёл уже шагов на пятнадцать, когда Ананьев неожиданно смягчился:
— Отставить! Веди взвод! — и легонько подтолкнул меня в спину. — Васюков — бегом! И заодно глянь повозку.

  Разбрызгивая в стороны снежные лужи, я бежал по дороге. Остерегаться мокряди уже не имело смысла — и так на мне всё было мокрым, не спасала и худенькая немецкая палатка-треуголка. Навстречу устало брели автоматчики — знакомые, что уцелели в зимних боях, и новички, за неделю до наступления прибывшие в роту. Я знал далеко не каждого — меня же тут знали все. Как-никак я был на виду — всегда с командиром роты, в колонне, на привале или в цепи. При Ананьеве они, конечно, вели себя сдержаннее, а теперь, завидев меня одного, дали волю своему любопытству:
— Что, Васюков, немцы?
— Куда бежишь? Может, ночуем, да?
— Ординарец, ком сюда - перекурим!
Я никому не отвечал: на бегу скользя взглядом по их нестройным рядам, я надеялся увидеть Чумака. Но его нигде не было, и я мчался всё дальше по склону пригорка вниз.

  Ординарцем к Ананьеву я попал полгода назад, в тот самый день, когда прибыл в роту. Ананьев тогда прошёлся перед строем молчаливых неуклюжих, в необмятых шинелях новичков и, остановившись возле меня, приказал: «Пойдёшь ординарцем. Понял?» — «Понял», - сказал я, хотя в то время понял не много. Со временем, однако, приучился, сложного в этой должности оказалось не много. Иногда было неспокойно, иногда страшновато, особенно под огнём, когда все лежали, втиснувшись в свои ячейки, а Ананьев посылал меня в какой-нибудь взвод, или с донесением к командиру батальона, или просто посмотреть, кто занимает лесок, или позвать старшину. Правда, комроты и сам не очень берёгся и бегал не меньше меня, а часто и вместе со мной.

  Чумака я тоже искал не впервые — этот Чумак был просто наказанием нашим. Из-за него Пилипенко почти ежедневно получал нагоняй от начальства — то он потеряется, то станет не в свой взвод при построении, то не успеет вовремя пообедать, потому что не имеет ложки, то под огнём вылезет на самое убойное место — ползи тогда, сгоняй его оттуда в укрытие. На марше же он отставал, наверное, уже раз десять, не меньше.
Я вглядывался в тусклые, намокшие, облепленные снегом фигуры автоматчиков, на дороге их становилось всё меньше и, наконец, не осталось ни одного.

  Я остановился, послушал, собираясь уже догонять колонну, как поодаль заслышал шаги. Действительно, через минуту из сумерек вышли двое: Чумак, который, подоткнув под ремень полы шинели, едва тащился по грязи, и замыкающий сержант Цветков. Кажется, Чумак и ему уже основательно надоел, потому что Цветков, не скрывая своего раздражения, ворчливо говорил:
— Тебе трудно, да? Силы не хватает? А мне вот легко тащиться с тобой?
Я подошёл ближе, и Цветков, узнав меня, заметно обрадовался:
— Ты не за этим?
— А за кем же!
— Надоело толкать. Прямо безногий! — пожаловался сержант.
Я его, конечно, понимал, но таковы уж были обязанности замыкающего, чтобы подталкивать тех, кто отставал. Обычно этим занимался старшина, который теперь где-то пропал вместе с повозкой.
— Что, отстал?
— А чёрт его знает! Отстал или притворяется.
— Так что же делать?

  И тут, будто впервые поняв всю затруднительность нашего положения, Чумак обернулся:
— Пусть бы вы шли. Я уж сам как-нибудь.
— Ну да! — сказал Цветков. — Мы пойдем, а ты в кусты? Знаем таких.
— Ей-богу, нет. Я потихонечку. Мне бы только водички глотнуть. Нету во фляжке, а?
— Нету, — сказал я.
Чумак с недоверием оглядел меня — низенький, кривоногий, в обвисшей мокрой шинелке, с тощим вещмешком на спине — и уже совсем жалобно попросил:
— А может, у товарища сержанта есть? Дай, будь ласков.
— Это не вода, — сказал Цветков. — Это водка.
Чумак смолчал, с заметным усилием вытаскивая из грязи ноги и по-утиному переваливаясь с боку на бок. И вдруг с неожиданной для него решительностью сказал:
— А дай водки!
— Ещё что надумаешь?

                Продолжение повести следует.