Инок

На гибель революционера-большевика Иосифа Дубровинского в Туруханской ссылке в 1913 году.


На таинственную гибель
Пролетарского борца,
Чей уход внезапный выбил
Скорби отклики в сердцах,

Я ответил сочиненьем,
Что сегодня вам дарю,
Словно в храме вдохновенья
Поклоняясь алтарю.

За Подкаменной Тунгуской,
Где упал метеорит,
В поселенье старом русском
Инок при смерти лежит.

Он лежит и больно дышит –
Съел его туберкулёз,
А за стенкой споры слышит.
И по коже жжёт мороз.

Спор над сходкою подпольной,
Зол и на расправу скор.
Над округою окольной
Будет кто в законе вор.

Распоясались соседи,
Раз уж вместе собрались,
Словно бурые медведи
Из берлоги поднялись.

Но сначала собирались
Те на сходку бунтари,
Шли – конспиративно крались
Под полоскою зари.

Прибывающим представил
Всех подпольщиков связной
И к общению без правил
Звал манерою простой.

«Там товарищ Иннокентий,
Здесь товарищ Тимофей,
Прибывший этапом летним,
И товарищ с ним Андрей».

«Что? Неужто здесь Махровый?!» -
Встал неистовый грузин
И суровый взгляд тигровый
Скрыл в улыбке средь морщин.

Сталин, Коба, Бесошвили
Подошёл к Свердлову сам:
«Что, товарищ, приуныли?
Веселей на зло врагам!»

Два вождя пожали руки,
Но друг к другу были злы,
В политической разлуке,
Наплели свои узлы.

А потом поднялся гомон,
Переросший в ярый спор.
Будто каркал чёрный ворон,
Накликающий раздор.

Призывал Андрей речисто,
Подготавливать побег,
Это шанс быть коммунисту,
Лидером своих коллег.

Говорил, что здесь ущербный
Репрессивный аппарат.
Громким голосом победным
Был оратор тот богат.

«Здесь в селенье Монастырском
Только десять казаков.
И побегом нашим быстрым
Мы ошеломим врагов!

Кто мы им: старообрядцы,
СкОпцы, тайные хлысты?!
Впереди нас в ссылке, братцы,
Ждут могильные кресты.

Убежим с партийной кассой
Енисеем в Красноярск
Поднимать к оружью массы,
Ожидающие нас!»

Тимофей хотел жандармов
Агитировать пойти
В их казённую казарму,
Что к причалу по пути.

«Мы марксистской пропагандой
Сможем их разоружить…»
«Ну, а примут нас за банду?
Вряд ли сможем дальше жить», -

Возразил грузин с Кавказа,
Что метал тигриный взгляд,
Словно бил тяжёлой фразой
В собеседника снаряд.

«Не для этого, товарищ,
Ты был сослан в Турухан,
Чтобы жертвой стать ристалищ», -
И уселся на топчан.

«Ну какой товарищ Сталин -
Лидер Русского бюро?» -
Напряженье нарастает:
«Он – заштатное мурло!

Я – масштабнее фигура!
Он для этой роли мал.
Я б его трусливой шкуре
И ячейку бы не дал.

Что он смыслит в нашем деле?
Уголовник-боевик.
В эксах урки натарели
И от туда он возник».

Сталин нецензурной бранью
Стал Свердлова поливать,
Обозвал «еврейской дрянью»
И грозился расстрелять.

Тут закашлял Иннокентий:
«Эй, марксисты, вашу мать!
Вы товарищу ответьте,
Для чего ему страдать.

Для чего?» - огнём объятый
Им Дубровинский кричал, -
«Я в Москве в девятьсот пятом
Гренадёров поднимал,

Призывая на восстанье
Полковой их комитет?!
В доме Фидлера собранья?
Первый выбранный Совет,

Чьи летучие дружины
Нападали на посты?
С оружейным магазином
В баррикадах все мосты?

И драгуны, и казАки,
И лейб-гвардия сама
Помнят уличные драки
Рабство сбросивших ярма?

На заре кровавой века
В съездах РСДРП
Инок был среди эсдеков
В межпартийной их борьбе?

Для чего была ретивость
В том тревожном декабре?
Чтоб делили вы на милость
Власть партийную себе?!

После Пражских конференций
Стало у большевиков
Слишком много преференций
К руководству бедняков.

Вашу подлую химеру
Не пришлось мне развенчать,
Но хватило б револьвера
В одночасье разогнать!

Для чего я гнил по тюрьмам?" -
Затихал больного крик, -
"Чтоб в Швейцарии культурной,
Не нуждаясь, жил Старик?!"

Спорить тотчас перестали,
Тащят Инока с одра
Спандарян, Свердлов и Сталин
И выносят со двора.

И тунгусу заплатили
Взять на лодке вёсел взмах,
В Енисее утопили
Умирающего прах.

Им Дубровинский ругался
И проклятия ссыпал,
И расправой лютой клялся,
И безумие орал.

Но оратора больного
Тут чахотка доняла
И, к объятиям готова,
Набегавшая волна

Приняла почтовым грузом
Тощий труп большевика,
Что грозился быть обузой
Новым лидерам ЦК.
***
Вот таким смешным фанфИком,
Не свершённым наяву,
Я хочу обставить с шиком
Смерть в тринадцатом году.

В каждой шутке – доля шутки,
Остальное – ерунда.
Знают юные якутки
Тайну, что взяла вода.

Почему нашли утопшим
Пролетарского вождя,
До сих пор эвенки ропщут,
Но открыться им нельзя.

Наложили их шаманы
Им заклятье на века,
Где таёжные бураны
Погребли большевика.