61. Тетради - отклики

     "Всякая вещь, обладающая свойствами, есть не только благо, но и нечто отличное от него. И поэтому она не есть ни полное благо, ни то, что является благом всегда и во всех отношениях. Все, обладающее свойствами, смешано из блага и зла.
Благо не имеет никакого другого свойства, кроме того, что оно благо. <Итак,> оно — пустота? Оно — <определяется лишь через > отрицание? Да, пока мы не направляем на него все наше внимание. Но поскольку мы не можем немедленно обратить на него все наше внимание, так как это требует долгого обучения, тем временем <о нем можно говорить только через> отрицание; оно пусто, и мы направляем внимание на это отрицание, на эту пустоту. Это «темная ночь» св. Хуана де ла Крус, которую мы находим и у Платона.
Наконец, эта пустота являет себя открыто как единственная поистине реальная реальность, и даже в «темной ночи» мы иногда уже предчувствуем это. Но что служит стимулом во время этой ночи? Только то, что никакие блага не дают нам удовлетворения.
Воспитание внимания — самое главное".

     С. Вейль. Тетради.


    Говорят, что отрешённость приводит к пустоте, но кто может выполнить эту отрешённость, если он не сказочно богат, двигающим им внутренним позывом к чему-то большему чем то, от чего он отрешается. Сознательно в одиночество уходят только наполненные иным богатством люди. Люди призыва, люди свершений. Все прочие отрешаются для того, чтобы через минуту снова обладать, чтобы обладать не тем, так этим.
    Говорят, что тех, кто проходит великий путь уединения ожидает смерть и пустота - страшные кары отказа от жизни. Что они называют жизнью? Ежеминутный, повседневный поток привычности - речку, чьих берегов они никогда не наблюдают и чьё начало и конец никогда не определяют собой. Жизнью они называют ощущение себя песчинкой в тоннах песка и чем менее заметна эта песчинка, тем ей лучше. Пустота, которой они пугаются это края потока, края той Ойкумены, до которых доходят только смелые. Естественно, стоящие на этих краях уже не ощущают себя только песчинками, скорее, имея возможность заглянуть за край, они растворены в беспредельном Космосе и ощущают себя в этот момент как ничто, взирающее ниоткуда на мир.
    Что же прекраснее - быть "нечто" под названием песок или быть "ничто" перед лицом Космоса?

    Самое смешное заключается в том, что привычка говорить "я - ничто" присуща как раз песчинкам, лежащим на берегу или плывущим в общем потоке, стоит только взмахнуть этот песок ногой или остановить ладонью воду с плывущей по ней песчинкой и тут же эта песчинка громко орёт: "я -ничто", "я ничего не могу поделать", "от меня ничего не зависит" и она права, потому что от неё действительно ничего не зависит, потому что на самом деле "ничтойность" как "ничтожество" принадлежит характеру именно этой песчинки. Она не любит о нём вспоминать и не любит на него самостоятельно натыкаться - говорить о своём ничтожестве в обществе приличных людей не принято - не так ли? Разве кто-нибудь из самодовольных, напыщенных павлинов сказал когда-нибудь о себе - "а вы знаете, взаправду я - полное ничтожество"?
    Но характер "ничто", которое вышло к краю совершенно иной - реализовав себя как исполненное и принятое в сердце "ничто" оно при этом приобрело характер "всего". Тот, кто смотрит на открытый перед ним Космос говорит "я - всё", а не "я - ничто", поскольку последнее остаётся за его спиной, как то, что уже им преодолено.
    Ницше, который кричал в моменты безумия "Я - Бог" - не был безумен, просто он кричал это "нормальным психопатам", для которых главное - счесть безумцем другого - прежде всего того, который вышел к краю.

    Каждый из нас, любой, всякий это такое "ничто", которое способно стать всем, но никто стать и быть "ничто" не хочет, все вопят "я - нечто": "Я, Иван Иваныч начальник рабочего участка и приличный семьянин" - "а ты кто?" - спрашивает меня Иван Иванович. И я отвечаю ему "я - никто", и Иван Иванович бежит звонить в соответствующие органы.
    Между тем, вся философия - это ничто. Это такое ничто, которое позволяет выйти ко всему свободным образом.