Было страшно

Как давно нет ни папы, ни мамы.
Я сижу у воды у самой,
Я сижу у реки, на мосточке.
Уж никто мне не скажет: «Дочка».

Никогда не прижаться к маме,
Не коснуться её губами,
И себя не прервать с полу фразы,
Чтоб послушать отца рассказы.

А вода у ног будто шепчет:
«Не грусти, ты была всех крепче,
Ты не просто на землю явилась,
Ты жила, чтоб семья сохранилась».

Я на воду смотрю: память, где ты?
И всплывает далёкое лето.
Бесконечные ссоры были,
Когда братика мы схоронили.

Это было давно, где-то в детстве,
И осталось памятью в сердце.
Случай, может обычный самый:
Помню, папа ругался с мамой,

Говорил сердито и громко
И, зачем-то, фуражку комкал,
А я камушки собирала,
Белогрудым чайкам махала

И решила в лодке укрыться,
Пусть поищет папа, позлится,
Уплыву, вот тогда поплачут,
Если я для них что-то значу.

Страх ли, страха преодоленье?
Помню замершие мгновенья:
Поднялась в качнувшейся лодке
И, стараясь по самой серёдке,

Оторвавшись, душою немея,
Прошептав: «Я смогу, я сумею»,

Напряглась, до судорог сжалась,
Устояла я, удержалась

И шагнула, сердечком шая,
Повторяя: «Я же большая».
А река волною лизнула,
Лодка с берега соскользнула.

И отец, оглянувшись, замер,
Мама в страхе взмахнула руками,
Закричала: «Не бойся только!»
Страшно не было мне нисколько

До того до самого крика,
Но потом испугалась дико,
Я заплакала, заревела,
Я обратно, к маме, хотела.

В борт шершавый вцепилась руками.
Плыл отец в одежде, рывками
Сокращал, сокращал расстоянье.
Я не думала о наказанье.

Было страшно. Вода шумела,
И охрипшая я ревела.
Всё всегда мы делаем сами.
Нас спасают, иль мы спасаем?

Через жизненные испытанья
К нам приходит и опыт, и знанья.

Бестимьянка, домашняя речка,
Семь шагов от неё до крылечка.
Тихо-тихо течёт, будто дремлет,
Ветерок лёгкой рябью треплет.

Наблюдаю её с мосточка,
Ощущаю себя листочком,
Что плывёт, на волнах качаясь,
А, сморгнув, опять возвращаюсь

На мосток и плыву водою,
Корни ивы прибрежной мою,
Карасей, чебаков ласкаю,
Отдыхаю. Душой отдыхаю.
Только в сердце живут мои драмы.
Нет давно уж ни папы, ни мамы.
Всё пытаюсь в себя всмотреться,
Только боль застарелая в сердце.

Ещё помню день пасмурный, лето.
Мы с сестрёнкой в пальтишки одеты,
С рюкзачками, у мамы братишка
В одеяле, тяжёлый слишком.

В голубом, с бантом, одеяле.
Мы стоим у реки на причале.
Мы за ручку стоим с сестрою,
Я не плачу, сестрёнка ноет.

Я не плачу, я зубы сжала,
А в уме всё шептала, шептала:
«Почему ты так долго очень,
Может, чтоб мы уехали, хочешь?

Где ты, папа, уж виден катер,
Подойдёт он и мы укатим.
Не хочу я ни к бабе, ни к деду,
Ни за что я к ним не поеду».

Вот и катер, и папа подъехал.
Временная сомкнулась прореха,
Будто молния в сумке змеилась …
Получилось. всё получилось.

Когда мама нас собирала,
Я к подружке, к Ленке, сбежала
Попрощаться, помочь просила,
Чтоб узнал про всё папочка милый.

Чтоб не дал он уехать с мамой
Вслед за маминой телеграммой.
Они ночью посуду били
И делили, с сестрой нас делили.

Было страшно. Делить как брата?
И нас тоже делить не надо.
Значит Ленка всё же успела.
Получилось, как я хотела.

А отец нас обнял всех разом.
Мотоцикл закашлялся газом,
И мы были все вместе снова.
Да, из песни не выкинешь слова …

Я подвинулась к речке ближе,
И вода мои ноги лижет.
Всё, что было водою смыло.
Все ушли, кого я любила.

Знают дети и помнят деда,
А ведь это моя победа.
Разорять всегда легче, чем строить.
Не пустое – семьи устои.

И дороги нет к счастью гладкой.
Не всегда то, что помнишь, сладко.
И, я думаю, мы не знаем,
Что спасаем, себя спасая.

Два не лучших сюжета детства.
Сколько ж было, если всмотреться?
А река шепчет: «Счастье было,
И ты этого не забыла.

Боль, обиды и страх пережиты,
Одним свитком в памяти свиты.
Не озлобилась, радость знаешь
И по жизни горишь, не шаишь».

Ах, водица моя, водица,
Как хочу тебе поклонится,
Но сижу, спину боли сводят
И шепчу: «Всё уходит, уходит».

Я смотрю в след медленной течи.
Только мне слышны речки речи.