Альфрэд Лихтэнштайн. Я был в психушку помещён
И без противоборства.
С диагнозом: свихнулся вон,
И то от стихотворства.
Во-первых, то, на чём запрет,
Я славил, не этичен,
А во-вторых, вообще ль поэт
Раз натуралистичен?
А в-третьих, всё пиша как быль,
Совсем атеистичен,
В-четвёртых, писанины стиль,
Как говорят, мистичен.
Затем, поэзия моя
Была бы лишней тоже,
И, был бы даже гений я,
Опасною, похоже.
В-восьмых, я не отсюда сам,
Пропит до сердцевины,
И должен я по всем делам
В палату, из резины.
Мне всё равно, что ни реши,
На сердце нет тревоги:
В уюте там твори в тиши,
Влагая мысли в слоги.
В палате же культурна тишь,
Да в ней ли быть притворству.
Она, скажу, когда творишь,
Желанна стихотворству.
И никаких в ней нет растрат.
Одно лишь сердце гложет,
Что вот когда придёт медбрат
Он рифм терпеть не может.
Коль я рифмую в этот миг,
Он делается строже
И так орёт, как если б сдвиг:
«Да успокойтесь всё же!»
Тогда без рифм уже пиши,
И быть душе глухою,
И всё, что дерзко у души,
Сниму я шелухою.
И эти строки тоже я
Все выстрадал душою,
А не по нраву — так, свинья,
Займись с горба паршою.
Свидетельство о публикации №120111902452