Князь Иван I Данилович Калита Гл. I ч. 1

Юные годы - Первые шаги

Смерти князя Даниила
Из родных никто не ждал
Был не стар, была и сила.
Даже повод не давал.

Жалоб сроду небывало
Был здоров и всем желал.
Если что и доставало,
Так усталость, мало спал.

Тем не менее, слёг внезапно,
Простудился, мол, пустяк.
Но сдавать стал поэтапно,
Вскоре весь ресурс иссяк.

Как с болезнью не боролся,
На плечах бояр ушёл.
В монастырь Данилов вплёлся
Там покой свой и нашёл.

Через сорок дней обычно
Поминают, как закон.
Все пришли, уже привычно,
Так ведётся испокон.

Братья вскоре без задержки
По покоям разошлись.
А Иван вдруг без издержки
Сам себе: «К огню садись!»

Долго так сидел он глядя
На пылающий очаг.
Вспомнил, как отец и дядя,
Говорил: «Огонь, как флаг».

У отца он был четвёртый.
Возраст новый подходил,
Когда отрок уже тёртый,
Юности не ощутил.

Тяжело в такие годы
Отца просто потерять.
Самый близкий и в невзгоды
Он ему мог доверять.

Даже внешне был похожий
На отца, … другие нет.
И строением тела схожий
Экий маленький атлет.

Коренастая фигура
И совиный острый взгляд.
Но не в мать сама натура,
Агриппина, как наряд.

Даниил считал Ивана
Чуть отличным от других.
Был похож на хулигана,
Братья те не из таких.

Хоть и мал, не поддавался
За себя мог постоять.
С посторонними не дрался,
Но своих мог удивлять.

Толь судьба так порешила,
Но Ивана он «открыл».
В горький день словно спешила
Не успеть, весь мир поплыл.

Лет прошло с тех дней не мало,
Но Иван зрел, как сейчас.
Ничего не исчезало,
Память держит миг и час.

Вплоть до мелочи последней,
Что пришлось тогда прожить.
День всего, а столько бредней …
Детский ум не мог сложить.

Гридница. Дворец московский.
Окна пиковые вряд.
По стенам орнамент русский,
Птицы золотом горят.

Лавки вдоль стены из дуба,
Мужики сидят на них.
И на каждом кунья шуба,
В шапках, очень уж больших.

Даниил  с бородкой чёрной.
Молод, так что без седин.
Восседал  с улыбкой вздорной,
Говорил, как селянин:

- «Вы скажите мне, как вышло,
Что Дюдень к Москве пришёл?
Он нам недруг, а не дышло,
Чтоб вертеть, дурных нашёл.

И спасибо воеводе
В Кремль лохматых не пустил.
И в Звенигород он вроде
Сообщил, чем сохранил.

Хоть Дюденя и побили
И Звенигород не взял.
Сжёг посад, как подарили,
На Неглинной всё подмял.

Где теперь Замоскворечье?
Там купеческий посад.
Почему противоречье
Наших вылилось в разлад?

Брат Андрей, … ну, как так можно,
У Ногая помощь взял.
Дмитрий брат наш, … невозможно …
Чтоб Андрей татар нанял.

Дмитрий верил, что от брата
Зла ему не может быть.
Но привёл же супостата,
Как теперь это забыть».

Хоть Дюдень ушёл, но пламя
Боровицкий холм, как в плен.
Будут помнить это имя,
Образ дьявола не тлен.

Смрад от страшного пожара
И до гридницы дошёл.
Не дошло ещё до жара,
Но горячий воздух шёл.

Разговор не получался,
Каждый мыслил о своём.
Подсчитать ущерб старался
Свой, не мысля о чужом.

- «А Тверской-то князь гляди-ко
Сам чуть к Дюденю не влез» -
Молодой боярин дико
Пошутил, как в дом залез.

- «Так с орды он возвращался …».
Боговолков аж вскочил:
- «Ты придурок с ним общался?
Лучше б там и опочил.

Он же заодно с Ордою
Как Андрей всё и завёл.
Дмитрий, как Великий князь, не скрою
Зря до этого довёл».

Даниил, как отрешённо,
Посмотрел на всех, а сам
Мыслил крайне возмущённо:
- «Как он стал служить врагам?»

А затем, как отряхнулся:
- «Пётр, Скажи мне, как москвич,
Он кого сильней коснулся,
Вас бояр? Кому он бич?»

Боговолков крякнул сразу:
- «Сложный мне задал вопрос.
Не щадил пожар ни разу
Ни купца, ни кто здесь рос.

Я скажу уже сегодня
Люди просто разбрелись.
Может волюшка Господня,
Но все жить хотят, кажись.

А пока в лесу в землянке
Существуют, ищут корм.
Так что в этой перебранке
Пострадал народ, без норм.

Если не вернуть немедля,
То Москву не возродить.
Промедление, это петля!
Нужно здесь вот всё решить».

Кто-то криво усмехнулся,
Кто-то просто промолчал.
В основном же всех коснулся
Зов Петра, что прозвучал.

Даниил тогда резонно:
- «Открывайте клети всем.
Только поровну и ровно
Без толкучек, драк затем».

Все приняли к исполнению
И на этом разошлись.
Пусть не все согласны мнению,
Что беда для всех сошлись.

И Иван был с князем тут же,
Он сидел в углу, играл.
Он любил отца, был дружен,
Мать порою обижал.

Наотрез вдруг отказался
Место встречи покидать.
Потому-то и остался,
Разрешил отец играть.

Как тут няньки не просили
Дать отцу поговорить.
Даже пряник приносили …
Бесполезно чушь твердить.

Сперва мальчик вдохновенно
Все игрушки расставлял.
Лошадей одновременно
И кормил, и прогонял.

Деревянные лошадки
Исполняли без обид.
Он не знал коней повадки,
Очень нравился их вид.

Старших дядей вдруг беседа
Захватила, рот раскрыв,
Он услышал фразу деда,
Что татары, как нарыв.

Он ловил любое слово
И пытался смысл понять.
Кто-то говорил сурово,
Но внимание не унять.

А игрушки все лежали,
Есть, ли нет, … Иван забыл.
Мысли новые бежали,
Кто с отцом сегодня был.

А когда бояре дружно
Из дворца все разошлись,
Даниил, наверно нужно,
Сам себе, мол, помолись.

Подошёл к отцу неслышно,
Тронул мягко за кафтан.
Даниил шепнул чуть слышно:
- «Что, малыш, какой твой план?»

Потрепал вихор кудрявый
И к себе слегка прижал:
- «Что? Чертёнок кучерявый,
Всех лошадок удержал

Ни одна не убежала
На конюшню, чтоб поспать.
И она, поди, устала
Целый день с тобой играть».

И Иван вдруг рассмеялся:
- «Папа! Что ты говоришь?
Он из дерева же взялся,
Конь такой игрушка лишь».

А потом вполне серьёзно:
- «А татары к нам навек?»
- «Нет, сынок, ещё не поздно
Гнать, не помнить, чтоб вовек.

Сотни лет держава наша
Была словно исполин.
Мощь, достатка полна чаша,
Каждый бы христианин.

Не сумели наши предки
Сохранить родную Русь.
Стали выходки нередки
Меж князей, мол, обойдусь

Взялись, Русь делить на части,
Сотни княжеств развелось.
Рати нет, одни напасти …
Так всё войско разошлось.

Супостаты это ждали,
Вот к нам Батый и пришёл.
Порознь всёх нас разодрали
И князей-ворюг нашёл.

До сих пор единства нету,
Так вот порознь и живём.
Платим дань услугу эту
И ворчим да хлеб жуём».

- «А до Батыя что было?
Расскажи! Хочу я знать» -
Выражение, как застыло,
Так Иван хотел узнать.

Даниил лишь улыбнулся:
- «Хорошо, что хочешь знать.
Мир давно б уже загнулся …
Смерть - в беспамятство попасть.

Будь, по-твоему, послушай».
Даниил удобней сел
И продолжил: «Наши души
Предков вроде как задел.

Где Москва, был лес дремучий
Много-много лет назад.
Кий пришёл на Днепр могучий
И поставил там посад».

- «Значит весь наш род от Кия?»
- «Нет, сынок, Не торопись.
Киев Кия. Он мессия.
Мы с другой ветви взялись.

Кий язычник и откуда
До сих пор известий нет
Лишь легенд досужих груда,
Летопись пролила б свет.

Но тогда их не писали,
Потому такой провал.
Наш же род мы не искали,
Он от Рюрика, чтоб знал.

И князей тогда не знали,
И не знали слово Русь.
Племенами проживали,
Обсуждать я не берусь.

Чудь, ильминские словене,
Полочане и голядь,
Весь, радимичи, древляне …
Трудно всех перечислять

Каждый жил в своём достатке,
Племенной уклад имел.
Но сходиться стали в схватке,
Назревал и передел.
 
Вот тогда-то их старшины
Дары стали приносить
И просить варяг, как силы,
Чтобы их объединить.

Принят был без всякой крови,
Рюрик Русь и основал.
Это было время нови,
Новгородским князем стал».

Не дыша, и рот раскрытый,
Слушал мальчик весь рассказ.
И в сознании образ скрытый
Возникал, как вещий сказ.

Лики древних, как живые,
Вдруг предстали перед ним.
Князь Олег, они святые,
Словно шепчет: «Русь храним!»

Печенегов усмиряли,
С Византии брали дань.
Государство укрепляли,
Суздаль ставили, Рязань.

А затем княгиня Ольга,
Сын могучий Святослав.
Полководец, жил для блага
Был грозой балканских глав.

И Владимир дальновидный,
И сын мудрый Ярослав.
Что не имя - князь солидный,
Как пример для всех держав.

И Иван хоть и мальчишка
Мудрость начал понимать.
Не бывает гривен лишка,
Знали древние, где брать.

И он вдруг непроизвольно
Сопричастность ощутил.
Что он часть того невольно …
Кто Русь пестовал, хранил.

Гордость просто распирала
Даже мыслил, что подрос.
Жизнь впервые испытала,
На проверку, как запрос.

И увидя эту тягу,
Даниил стал каждый день
Исполнять долг, как присягу,
Излагая рода тень.

Пересказывал, что сам же
В древних летописях брал.
И хранил не в храме даже,
В ларь запрятал, где и спал.

Это было достояние
Всей Москвы, а оп, как князь,
Отвечал за состояние.
Вот такая в этом связь.

Через месяц, может больше,
Как всегда, Иван пришёл,
Замолчал на миг не дольше,
Увидав, кто к ним зашёл.
 
Перед ним монах был с книгой
В рясе длинной сверху крест.
Шапка-куколь метка лигой,
И в сандалиях словно жест.

Борода совсем седая,
Острый взгляд, видать стратег.
Нос крючком, как подтверждая,
Перед ним типичный грек.

Даниил подвёл Ивана:
- «Вот твой гуру - педагог.
А зовут его Иона,
В летописном деле Бог.

С ним и будешь заниматься,
Сам научишься читать.
Знания будут достигаться
Через книгу, надо знать.

И, как грек, отец Иона
Знает много языков.
Пусть наука и мудрёна,
Изучай, наказ таков.

Нужен греческий, персидский,
Обязательно латынь.
Не мешало б знать семитский
Он сейчас язык святынь.

Всё от сотворения мира
На семитском, это факт.
Хочешь знать всё до надира,
Изучи их весь трактат.

И ещё, …  наступит время
Станешь взрослый, будешь князь.
Детство кончится и бремя
Ляжет, грузом не таясь.

Ты поймёшь, что окружение
Не друзья, а подлый враг.
Их природное мышление
Грабежом добыча браг.

Мы для них не исключение.
Земли наши лучше их.
Лес, пушнина, … вот значение
Подчинить нас, как своих.

Я к чему тебе всё это
Изучай язык врагов.
Знать монгольский надо! То-то.
Самый злой из языков.

Знать немецкий тоже важно
И на шведском понимать.
Польский знать немаловажно
И Литву не забывать.

А отец Иона в курсе
Что сейчас тебе назвал.
Убеждён в твоём ресурсе,
Ты настойчив, я же знал».

Даниил затем к монаху:
- «Как вам это, «честный брат»?
Не нагнал на вас я страху?
Может, Ваня маловат?

Он мальчишка одарённый.
Будет редкий ученик.
И в Историю влюблённый.
Если спросит - напрямик».

- «Я сочту, за честь и знайте,
Чтобы отрок всё принял.
Не спешите, время дайте,
Место чтоб своё занял».

- «С местом как? Определился,
Где удобнее обучать?»
- «Я к обители склонился,
Там и будем начинать».
 
Это был в Москве известный
Сам Данилов монастырь.
Он, как символ, труд совместный,
Средь других был богатырь.

Даниил, как князь всемерно
Этой стройке помогал.
Он с купцов брал безразмерно
И бояр не обижал.

Как назвать, когда решали,
Вспомнил детский эпизод.
Как-то причту рассказали,
Впечатлила за исход.

Жил мальчишка христианский,
Было тыщу лет назад,
В монастырь месопотамский
Был, как инок сдан и рад.

Был без имени, как кошка,
Но родители меж тем
Не хотели дать, так крошка
Анонимным стал совсем.

В честь пророка Даниила
Всё ж игумен сам назвал.
Жизнь мирская не манила.
Схимником его прозвал.

В Антиохию однажды
Настоятель выезжал.
Даниила, даже дважды
Пригласил, а тот не ждал.

По дороге проезжая,
Увидали мощный столп.
Рядом с ним скирда любая.
Место отдыха для толп.

Симеон Столпник убого
На столпе четвёртый год.
При любой погоде строго
Ест, что даст ему народ.

Потому и преподобный,
Что в молитвах круглый год.
Даниил, момент удобный,
Повторить решил заход.

Получив благословение,
Симеон не возражал.
Он во Фракии сомнение,
Что не сможет, вмиг отжал.

Столп поставлен ещё выше
И забраться, шансов нет.
Когда помощь только свыше,
Он прожил аж тридцать лет.

В мире праведном навечно
Стал, как Даниил Столпник.
Монастырь ему конечно
Был обязан, как должник.

А теперь уже Ивана
Даниил благословил.
Знания черпать не от клана,
А от тех, кто всё хранил.

В тот же день в своей же келье
Всё Иону показал.
Для Ивана новоселье,
Он подобного не знал.

Скромный стол и всюду книги,
Стул, лежанка, где он спит.
Мальчик всё ловил, как миги,
Как боясь, что улетит.

Всю обитель осмотрели,
Даже в трапезной поел.
С настоятелем сидели,
Тот рассказывать умел.

Вскоре стали заниматься
Понемногу через день.
Чтобы не перегружаться,
Но Иван твёрд, как кремень.

Кроме дней правописания
Книг Иона не забыл.
От Священного Писания
Иван даже в трансе был.

И вот как-то в день обычный
Он программу, как забыл.
Начал вдруг: «Твой взгляд логичный,
Хочешь знать каким мир был?»

А Иван кивнул лишь только.
И всем корпусом вперёд.
Ни словечка, ну нисколько,
Только слушать был черёд.

И Иона стал, как в хоре,
Чуть с напевом говорить:
- «Судьбы, люди как бы в споре,
Но не им её творить.

А Историю пишут свыше;
Беды, радость, скорбь, печаль …
Людям что всегда превыше?
Краткий миг быть здесь? А жаль.

Сущность бытия земного,
Это часть Вселенских сил.
Безграничность их. Другого
Нет. Создатель так решил.
 
И земель далёких море,
Словно россыпь тех миров.
Всё подвластно, даже горе …
Быт, как свет, везде таков.

И уже при нашей жизни
Меркнуть стал Священный свет.
Византии взгляды, мысли
Растворялись в бездне  бед.

А ещё в девятом веке
Возрастала её роль.
В Малой Азии и в Мекке
Был Завет религий соль.

От Египта до Дуная,
До хребтов Кавказских гор.
От Фригии до Китая
Православный не в укор

В Абессинии, в Эпире
Патриарх был, всюду чтим.
В Персии и древнем мире
Православный был своим.

Лет прошло совсем немного,
Запылал Ближний Восток.
Мусульманству, если строго,
Не понятно, где исток.

И от Нила, аж до Инда
Прокатился словно смерч.
Новый Бог из лабиринта
Стран далёких стал, как меч.

Гибло всюду христианство;
Антиохия, Дамаск,
Абиссиния, как царство …
Всюду плач, убийства, лязг.

Мусульманские сельджуки
На Константинополь ложат глаз.
А там словно близоруки
Веселятся напоказ.

Вся Армения подмята,
Грузия попала в плен.
Лишь Алания не взята,
Не ушла от своих стен.

И уже ильхан персидский
Сам Газан принял ислам.
В Бухаре эмир, как близкий,
Положил конец церквам.

И с падением Византии
Православный мир не сник.
Русь, воздвигнув храм Софии,
Возродила Божий лик.

С воцарением Узбека
И в Орде Христос забыт.
Хоть и был почти три века
Он в Монголии открыт.

То же самое в Китае
Христианство под запрет.
Стало, как в Орде в Сарае,
Лишь «Аллах акбар» и свет.

Но монахи сохранили
На Святой горе Афон
Православие и жили,
Как велит Христа канон».

Тут Иона, как запнулся
И надолго замолчал.
И Иван не шелохнулся,
Но внутри словно кричал.

Детский разум всё буквально
Понимал и принимал.
Что услышал всё реально?
Не всё может, понимал.

Снова выручил Иона:
- «Теперь хочешь много знать?
Научу читать и вона …
Успевай запоминать».

Указал рукой на книги:
- «Там что было - что теперь,
Опыт прошлого, интриги …
Жизнь подскажет, в это верь.

Ведь сейчас Литва  с Ордою
Русь пытаются делить.
Наш Смоленск и Псков не скрою,
Гедимину подчинить?

И Волынь, и Галич тоже …
Даже Тверь готовы взять.
Да на что это похоже?! …
Надо меры предпринять.

В полтора всего-то века
Кто князей литовских знал?
Миндовг, чтоб уйти от бека,
Русь Великую позвал».

Видя, что устал мальчишка,
Домой с «дядькой» отпустил.
Информации дал лишка,
Понял, что перегрузил.

Сделал план, что делать дальше,
И с чего теперь начать,
И не так, как было раньше,
Здесь у князя отвечать.

А Иван домой примчался
И к отцу, а тот писал.
Возбуждённый просто рвался
Рассказать, что он узнал.

Даниил весьма довольный,
Что с Ионой угадал,
Вдруг Ивану: «Слабовольный
Погибает, ты узнал.

Хоть и лет тебе немного,
Семь исполнится вот-вот,
Будешь помнить много-много,
Этот возраст самый тот».

Жизнь вошла в простое русло,
Князь надолго уезжал.
Агриппине было грустно,
А крик детский раздражал.

У Ивана всё особо,
И Протасий навещал.
Воронец был знатен, ибо
Никогда не обещал.

Но к Ивану привязался,
Даниил не возражал.
И в Иване отражался …
Даже стиль, как тот держал.

Не имев, увы, потомства,
Стал Протасий, как отец.
И идею скопидомства
Он  внушал, пока малец.

- «Расточительность смертельна» -
Малышу он повторял:
- «Если щедрость - неподдельна!
Только тем, кто потерял».

И Иван стал экономней,
Хлеба крошки в рот ложил.
А уж гривнами, пусть скромней,
Он особо дорожил.

Воронцу при встрече как-то
Невзначай как бы сказал:
- «Юрий вдруг при всех бестактно
Калитой меня назвал.

Потому что я в долг гривну,
Хоть и брат, не одолжил.
Он подобно хулигану
Подзатыльник заложил.

И сейчас даже в посаде
Так меня и стали звать.
Как мне быть? Сидеть в засаде,
Оплеухи раздавать?»

И Протасий рассмеялся:
- «Калитой тебя назвал?
И чего ты застеснялся?
Мужика в тебе признал!

Домовитого, сухого …
Даже скряги, ну и пусть.
Калита? И что такого?
Кошелёк у бедных пуст

Калита - значит в достатке!
Вот как надо понимать.
Нет нужды в такой раскладке
Оплеухи раздавать»

Чем хорош всегда Протасий?
Он надежду всем вселял.
И сейчас без катавасий
На Ивана повлиял.

- «Кстати, как твоя учёба?» -
Он Ивана вдруг спросил.
Взрыв эмоций до захлёба
В ответ тут же получил.

Обо всём Иван подробно
С наслаждением рассказал.
Говорить было удобно,
Монастырь Протасий знал.

Основные все вложения
Воронец негласно внёс.
Для его-то положения
Он в другом нагрузку нёс.

Монастырь Данилов после
Всенародной стройкой стал.
Так и жил в народном русле
Равным с ним себя считал.

Хотя внутренне бывало,
Монастырь считал своим.
Население не знало,
Не давал и повод им.

И предельно удивился
Как Иван прочёл Псалтырь.
И к Ивану обратился:
- «Вот что значит монастырь.

Летописцы же монахи,
Знания все в монастырях.
Святославы, Мономахи …
И другие не в гостях.

Потому Иона верный,
Я его немного знал,
Он знаток и правомерный,
Так что верный темп задал.

Вот придёт, отец предложу,
Пора воина лепить.
И конечно подытожу,
Чем ты можешь удивить.

Что для будущего князя
Очень много надо знать.
Твою грамоту не сглазя,
Ратное всё постигать.

От езды верхом без страха
До владения мечом.
Бить стрелой мишень, как птаха,
Быть красавцем-силачом.

Если выполнишь, не стыдно
Будет даже умереть.
И тем более не обидно,
Что брехню пришлось терпеть».

После того визита
Он покой весь потерял.
Ждал отца, как монолита,
Он на всё всегда влиял.

Через месяц появился,
Было видно, что устал.
Детям только поклонился,
Говорить ни с кем не стал.

Только лишь через неделю
Он Ивана вызвал в зал.
- «Вот с Владимира земелю,
Для тебя, сынок, позвал».
 
Перед ним стоял мужчина
Богатырь, как не смотреть.
Бородатый молодчина,
Таким некогда стареть.

Шлем и бармица на плечи
Словно брошена, как шаль.
О кольчуге нет и речи,
Из пластин, блеск, как медаль.

Он глазами улыбался,
Голубыми, как с небес.
Хоть серьёзным быть старался,
В нём сидел лукавый бес.

Иван хлопал лишь глазами
Ничего не понимал.
- «Этот дядя с кулаками» -
Он подумал: «Воевал?»

Видя князь смущение сына
Среагировал тотчас.
Подойдя, как мог мужчина,
Молвил: «Друг твой не на час!

Сотник бравый из дружины,
А зовут его Федот.
Из врагов он вьёт пружины,
Никогда наоборот.

Ратник я б сказал от Бога,
Он с мечами, как играл.
А из лука он с порога
В глаз вороне попадал.

Да и сам недюжей силы,
Кулаком быка убил.
С ним не спорят заводилы,
Но своих не злил, не бил.

Для тебя теперь он «дядька»
С ратным навыком уклон.
По-военному он батька,
Подружись, достоин он.

Жить он в гриднице остался,
Значит там его очаг.
Он в наставники не рвался,
Я склонил на этот шаг.

А теперь я вас оставлю
Пообщайтесь тет-а-тет.
Удовольствие доставлю
Рассказать и свой секрет».

Князь ушёл, в огромном зале
Никого кроме двоих.
И Федот присел вначале, …
Но Иван пока был тих.

- «Что ж садись, чего смутился» -
Голос был глухой и чист.
Будто эхом прокатился,
Когда край вокруг холмист.

Сел Иван, гигант дал руку:
- «Снимем тяжесть? Я Федот».
И Иван подобно внуку
Ощутил тепло щедрот.

Длань его не только грела,
Поразил её размер.
Мог закрыть и греть полтела,
Быть, как зыбкой, например.

- «Чем мы будем заниматься?» -
Наконец Иван спросил.
- «Чем хотел бы ты заняться?»
Взял Федот переспросил.

- «Я хочу, чтоб был я сильный
И защиту не просил.
Чтоб любой стал вдруг бессильный,
Если я лишь пригрозил.

Походить на Мономаха!
Как он Русь в руках держал.
Чтоб исчезло чувство страха,
Я бы этого желал»

- «Сколько лет тебе от роду?»
- «Шесть сейчас, но скоро семь.
Рано я хочу всё сходу?
Я уже читаю всем …

Мой пестун монах Иона
Мне всё время говорит,
Мол, храни миг от угона
Время, милый мой, летит.

Не расходуй понапрасну.
Потерял? Не соберёшь.
Жизнь не скажет, что угасну,
А угаснет - не вернёшь».

И Федот ушам, не веря:
- «Вот чего не ожидал …
Рассуждать, так с жизнью сверяя …
Ты уже всё осознал?

Твой Иона гениальный
И когда он стал пестун?
А по жизни он нормальный
Или просто говорун».

- «Летописец он по жизни.
Знает много языков.
В келье книг, … уйдёт полжизни
Прочитать, набор таков.

Мне отец, как наставление,
Изучать язык врагов.
Вот такое направление
Взял Иона и без слов.

Первым стал язык монгольский,
Там немецкий и латынь.
Знать хочу литовский, польский.
Кто мечтает взять Волынь.

Интересен и семитский,
Это ж Библии язык.
Очень важен и персидский
Он восточных всех владык»

- «Вот теперь мне стало ясно» -
Федот бороду прибрал.
Через время: «Всё прекрасно!
Я по адресу попал.

Ты талантливый с рожденья,
Плохо то, что младше всех
И чтоб не было сомненья
Твой отец куёт успех.

Верит он, что будет время,
Когда ты своё возьмёшь.
А сегодня твоё бремя,
Изучать, потом поймёшь».

Благосклонностью и только
Был наполнен его взгляд.
Увидал в мальчишке столько.
Что б хватило на отряд.

Рассудительность не в меру,
В скалки бы ему играть.
Он всерьёз вникает в Веру …
Феномен - не взять, не сдать.

- «Сколько времени Иона
Отдаёт, чтобы учить?»
- «Пару раз, чтоб без урона,
На неделе, так кажись.

В первый занят языками
Во второй читаю вслух.
Заниматься со словами
И домой беру на слух.

- «И какой уже ты знаешь?»
- «Мой пестун природный грек.
Так что греческий, смекаешь?
Чтоб обиделся навек?

И притом почти все книги …
Ну, не все, но много их,
Все от греков, ихней лиги.
Попирает только псих.

Лишь на греческом общение,
Так что знаю, как и наш.
Я не чувствую смущение,
В голове не ералаш.

А теперь язык монгольский
Начинаю изучать.
Я с татарином по-свойски
И не мыслю всё начинать.

В жизни думаю, придётся
Напрямую говорить.
Вот тогда мне и зачтётся,
Что со мной нельзя темнить».

И Федот тогда Ивану:
- «Если и со мною так?
Не завидую болвану,
Кто сочтёт, что ты простак.

Всё ж чем будем заниматься?
Я обязан рассказать.
Я учить не буду драться
Сразу следовало знать.

Первый год - физ.подготовка
И само собою конь.
Здесь и ловкость, и сноровка
И характер, как огонь.
 
Подобрал отец лошадку.
Шик - каурый жеребец.
Хоть объезжен, но закладку
Ты и дашь, пусть и юнец.

Кличка Жар, её запомни.
Постарайся с ним дружить.
Конь раним, ты это помни,
С ним тебе придётся жить.

Наши первые занятия
Проведём вдали от глаз.
Чтоб не впасть в друзей объятия
И в никчёмный пересказ.

Я на Яузе имею
Свой приличный особняк.
Там, я думаю, сумею
Сделать всё, чем не иссяк»

Тут Иван преобразился,
Как  мальчишка, стал скакать.
По-ребячьи веселился,
Сумел стражу напугать.

Успокоившись, к Федоту:
- «А когда поедем к вам?»
- «Невтерпёж, как на охоту?
А Иона как же там?

У тебя, когда с ним встреча?
Нельзя грека обижать.
Исполнять, и не переча,
Ту часть знаний не сдержать».

- «Ждёт меня он послезавтра,
У него молельный день».
- «В таком случае назавтра
И оставим нашу лень.

А сегодня в путь-дорогу!
Едем в мой особнячок».
- «А как Жар? Возьми, ей Богу»
- «Там уже он, Иванчок!»

Даниил, услышав только
Откровенный разговор,
Заглянул, узнав насколько
Подружились, был задор.

- «Всё! Его я забираю» -
Федот князю сразу в лоб:
- «Обучаться там считаю
Без пригляда, взглядов чтоб.

У меня своя конюшня,
Тир отличный, ипподром.
Жизнь в труде не будет лишня,
Да и Яуза притом».

Князь конечно согласился
И в напутствии сказал:
- «Чтоб и грамоте учился,
Безусловно, сильным стал».
 
Особняк Федота - чудо!
В Москве точно не сыскать.
Лес вокруг, совсем не худо.
Запах, … хочется дышать.

Крыша выложена дранкой
Вся пропитана навек.
Дождь ли снег … своей смолянкой
Защитит от всех протек.

Сам дом сруб, причём добротный.
Срублен с редкостных пород.
Как хозяин крупный, плотный,
Русский дух расцвёл, как плод.

Нигде золота не видно,
В кружевах резьбы весь дом.
Даже флюгер, не обидно,
Петушок, резной притом.

В основном он двухэтажный,
Лишь часовня выше всех.
Примыкает, смысл в том важный,
Вход из дома и не грех.

Потому что, как в Соборе,
В дом заходишь на восток.
И часовня в этом роде,
Как пристройка, вроде впрок.

Все, кто прибыл, были в шоке,
А Иван сильнее всех.
Он считал, Кремль был в истоке
Красоты, один из тех.

Дом смотрелся, как игрушка.
Он к Федоту: «Это ваш!?»
- «Успокойся милый крошка,
Лет на десять будет наш».

После трапезы недолгой,
Всё ж с дороги как-никак,
Хоть в лесу, а не убогой,
На конюшню! Вот где смак.

А Иван изнемогая
Впереди, таки. бежал.
Как боясь, причём страдая,
Чтобы Жар не убежал.

Сажень двести до конюшни,
Радом с ней большой загон.
Обнесён жердями с вишни
Сад когда-то был, снесён.

Конюх встретил их на входе
И Федоту доложил,
Мол, прогулка на подходе,
А фураж всем заложил.

- «Проводи-ка нас с ним к Жару,
Его личный жеребец».
- «Да таких коней бы пару …» -
Конюх смолк, убит вконец.

- «Вот держи краюху хлеба» -
И Федот подал кусок:
- «Для  знакомства это треба.
Он поймёт - ты корешок».

И Иван зашёл в конюшню,
Это было первый раз.
Словно сена клок, пригоршню
Кто-то кинул, чуть не в глаз.

Аромат неповторимый,
Он остался на всю жизнь.
Стал родным всегда любимый.
И исчезла вдруг боязнь.

Стойло, где стоял каурый,
И вверху с табличкой «Жар»,
Он, мальчишка белокурый,
Подошёл один, как дар.

Мотнув гривой шоколадной,
Конь внимательно смотрел.
А Иван, шматок изрядный
Отломил и дал, чтоб съел.

Жар дотронулся губами,
Осторожно, как слизнул.
Он не мог сказать словами,
Головой опять мотнул.

Повторилось многократно
Пока он всё не скормил.
Федот сбоку деликатно:
- «Поздравляю! Покорил».

После этого знакомства
Стал Федот свой план внедрять.
Никакого вероломства,
Больше силе доверять.

Утро каждое с пробежки
Начинал рабочий день.
Для начала встряски тяжки,
Далеко не дребедень.

Начинал с версты по кругу,
Просто дико уставал.
Хоть и бегали по лугу,
Просто падал, не вставал.

А уже через неделю
Бег разминкой просто стал.
Походил на пустомелю,
Говоря, что не устал.

Увеличивал нагрузки …
Через месяц десять верст
Пробегал без перегрузки,
Был по-прежнему вихраст.

С бегом же одновременно
Стал и к Жару приучать.
Конюх рядом неизменно
К обхождению обучать.

Корка хлеба неизменно,
Жеребец стал привыкать.
Через тройку дней примерно
Стал поглаживать давать.

А ещё через неделю
Под уздцы давал водить.
Даже конюх: «Я балдею!
Жеребцу так угодить!»

Но занятия шли по плану.
Каждый день расписан был.
И Федот всё без обману
Претворял, что сам добыл.

Продолжались и пробежки
Тридцать вёрст был не предел.
Налегке и без одёжки
Научился и умел.

Ближе к осени впервые
Жар седло одеть вдруг дал.
Хоть и были ездовые,
Без седла каждый скакал.

Федот понял: «Конь Ивану
Стал, как другу, доверять.
За полгода не к профану …
Как к хозяину опять».

А зимой Иван спокойно
По загону разъезжал.
За пределы самовольно
Сам Федот не разрешал.

Остальную подготовку
Вёл, усиливая груз.
Камни брал на тренировку,
Очень даже не конфуз.

Пояс сделал специольный
И в него ложил тот груз.
Это камень натуральный,
Надевался, как картуз.

И в дальнейшем все пробежки
Только с поясом, а в нём
Пуд, другой камней  не в спешке
В пояс вложенные днём.

Силовые упражненья
Стал зимой практиковать.
И к весне под пуд каменья
По сто раз стал лёжа жать.

Не на день не прерывалось
Изучение языков.
Даже темпом  не снижалось,
Тут Иона был суров.

Не прощал небрежность, спешку,
Чтил порядок, как канон.
Что устал, бросал усмешку:
- «Отдохнёшь, где вечный сон».

Так в делах прошло три года,
Было Ване десять лет.
Оправдалась та метода,
Что Федот ввёл, как обет.

Из ершистого мальчишки
Вырос отрок, как дубок.
Над губой уже усишки,
Всё ж свои, хоть и пушок.

Выше стал, в плечах раздался,
Голос начал чуть басить.
Но всё так же улыбался,
Не любил сто раз просить.

В Жара  прям-таки влюбился,
Он в конюшне часто спал.
Конюх как-то возмутился,
Но, узнав суть, впредь молчал.

А Иван на ипподроме,
Путь Федот и наблюдал,
Рысь, галоп, аллюр, а кроме
Джигитовку выдавал.

Спрыгивал с коня на землю
На ходу и вновь в седло.
И другого не приемлю,
Словно ватное оно.

Или мог во время скачки
На седло встать и стоять.
Круг проехать без раскачки,
Спрыгнуть на ходу опять.

Мог под брюхом, Жар в галопе,
Проползти и снова сесть.
При людском в то время скопе
Не смущала, как и лесть.

И к оружию помалу
Начал тоже привыкать.
С пики начал поначалу
На коне в столб попадать

А затем во время скачки
И  копьё в мишень метать.
Так вот разные задачки
Приходилось получать.

Ежедневно кропотливо, …
Федот был неумолим,
Отрабатывал ретиво
Всё, что требовал режим.

Доводил до совершенства
Он любой мельчайший штрих.
- «При учёбе нет блаженства» -
Повторял Федот, как стих.

И в науках у Иона
Тоже много преуспел.
По латыни хоть с амвона
Он псалмы любые б спел.

Знал монгольский в совершенстве,
А уж греческий не всчёт.
Посвятить жизнь в духовенстве
Не включал Иван в расчёт.

Хоть Иона, пусть не часто,
Но об этом намекал.
Он любил Ивана исто
За талант, что тот читал.

За три года он ни разу
Так в Кремле и не бывал.
Князь частенько был, но сразу
Уезжал, не ночевал.

Кратковременные встречи
Иван часто вспоминал.
Все советы, нет и речи.
Сам себе напоминал.

Как-то раз, а было лето,
Подошёл к нему Федот
И с вопросом нежным где-то:
- «Не устал от всех забот?»

Иван вмиг насторожился:
- «Я не понял твой намёк …
Гонишь? Хватит, мол, нажился?
Говори, коль есть упрёк».

Жёсткость голоса Ивана
Поразила … и Федот
Пелену самообмана
Словно скинул без хлопот.

Не юнец десятилетний
Перед ним стоял, а князь.
Оскорблённый этой бредней
Про усталость, как смеясь.

- «Договаривай! Не бойся …» -
Продолжал: «Привык терпеть.
За меня не беспокойся.
Осторожней буду впредь».

И Федот не стал смеяться,
Он понял, что оскорбил.
Сам учил не расслабляться,
Когда что-то упустил.

- «Я ж хотел в Москву скататься» -
Виновато прогудел:
- «Прогуляться, пообщаться …
Впереди немало дел.

Лук и меч, вот чем займёмся.
Ты, чтоб знать, уже дорос.
А пока что отвлечёмся,
Жар при этом как бы взнос.

Ты ж верхом в Москве ни разу
Не бывал? Вот и явись.
Сбрую новую и сразу
Все поймут. … Только не злись»

И Ивану стало стыдно,
Что так грубо говорил.
Подошёл, в душе досадно,
И прощения попросил.

И гигант вдруг улыбнулся:
- «Я доволен, что ты так.
От обиды не замкнулся,
А сказал, не как вахлак.

За усталость оскорбился,
Этот очень добрый знак.
Ты в мужчину превратился,
И в душе стал не слабак.

Ну, так как с Москвой решили?
Едем город удивлять?»
А Иван, как насмешили,
От улыбки стал сиять.

Трое суток были сборы,
Сам Федот всё проверял.
Сбрую, сёдла, стремя, шпоры …
Княжий вил, … не щеголял.

И Иван не как обычно,
Поработал тут Федот.
Было как-то непривычно,
Что на нём наряд не тот
 
Необычная кольчуга
Из серебряных пластин.
А под ней ещё, упруга
Из колец, как паутин.

А пурпурная рубашка
И к ней стойка-воротник,
Говорит - сидит не пташка,
Он не просто так возник.

Выделяется особо
Безусловно, царский шлем.
В русском стиле очень строго,
Но сверкал как хрусталём.

С серебра весь купол шлема,
Золотой, однако, штырь.
Обод весь резной - богема,
Делал явно не упырь.

Все нащёчники витые,
Но наносник монолит.
Тут условия простые,
Не дать портить внешний вид.

Золотой герб в центре шлема.
Всадник змия бьёт копьём.
Это города эмблема,
А владелец свой причём.

И в таком вот облачении
И Федот присём сверкал,
С сотней душ в сопровождении
Вышли, каждый отдыхал.

Но Федот всё же заранее
Всю семью предупредил.
Чтобы было понимание,
Что Иван домой спешил.

Но случилось не всё гладко,
Братьев внешний вид убил.
Посмотрев на брата едко,
Борис даже невзлюбил.

Юрий, правда, осторожней,
Поздоровавшись, ушёл.
Стало даже чуть тревожней,
Что-то лишнее нашёл?

Но Федот был рядом всюду,
Эту мерзость наблюдал.
В каждом видел он Иуду,
Но Ивану не сказал.

Князь в отъезде доложили,
Укатил в Переяславль.
Там Ивана обложили …
Тверь и даже Ярославль.

Что Иван больной смертельно,
За наследство весь сыр бор.
С Даниилом спор отдельно,
Он с Иваном с детских пор.

Дмитрий же, отец Ивана,
Даниила старший брат.
Умирал, просил братана,
Не бросать Ивана так.

Даниил в Орде добился,
Чтоб Иван имел ярлык.
Дальше князем поселился
Лишь в Залесье, где привык.

Рядом с ним и оказался,
Потому что ближе нет.
За отца считай, остался,
Вот и весь на то ответ.

Федот понял обстановку,
Князя нет, то их не ждут.
Не нашёл формулировку
Объяснить причину смут.

И уже в своей палате
Иван горестно спросил:
- «Объясни, мы при захвате?
Так встречать, кто их просил?»

Федот смог бы, как ведётся,
Объяснить, но не хотел.
Есть отец, пусть разберётся
С сыновьями, он умел.

Оживление внёс Протасий,
Без доклада сам зашёл.
Знал основу разногласий
И с порога: «Превзошёл?!»

Иван взвизгнул от восторга,
Воронца тотчас обнял.
-  «Тише! Тише, тараторка!» -
Ему тут же: «Рёбра смял.

Ишь, как вымахал детина …» -
И к Федоту: «Чем кормил?
Десять лет, а мужичина.
Во! Силищи накопил».

Вновь к Ивану повернулся:
- «Ты и смотришься, как князь.
Вижу, как ты развернулся,
Занимайся не боясь.

Мне отец твой всё подробно
Каждый раз обговорит.
Пусть завистник смотрит злобно,
Твоего не повторит.

Ты же дальше занимайся,
Совершенствуй, что узнал.
Ратным делом увлекайся,
Это выше всех похвал».

Воронец смотрел серьёзно:
- «Не забудь мать навестить.
Помни, никогда не поздно
Материнству угодить».

Разговаривали долго
И Иван не умолкал.
Про занятия, как благо,
Как на лошади скакал.

Говорил о перспективе,
Как Федот, владеть мечом
И об инициативе
Быть и с луком трюкачом.

Пригласил быть регулярно,
Навещать их особняк.
Поглядеть, как не бездарно
Всё стоит, как молодняк.

А затем визит к княгине,
Сам Иван это хотел.
Относился, как к богине,
Притязаний не имел.

За три года он ни разу
Не встречался и не мог.
И в Москве, как по наказу,
Сам себе подвёл итог.

Агриппина вышивала,
Когда к ней Иван зашёл.
Встала, что-то зашептала, …
Опершись рукой о стол.

И Иван одеждой яркой
Её просто ослепил.
Не княгиней, а сударкой
Ощутила, как купил.

Лишь мгновенье так стояла,
И вдруг бросилась в слезах:
- «Я тебя не потеряла???
Ты воскрес в моих глазах!

Как ты сильно изменился,
Повзрослел, а как окреп!
Как подарок мне явился.
Не заметит тот, кто слеп.

Где ты был всё это время?
Мне отец лишь намекал.
Вижу, нёс нагрузку, бремя, …
Так как хлюпиком не стал».

И Иван тогда подробно
Всё княгине рассказал.
Что учился не условно,
Книги новые узнал.

Что на греческом свободно
Изъясняется, как грек.
Что монгольский бесподобно
Изучил, причём навек.

И латынь, не так, как эти,
Мол, детально изучил.
Но на этом уповати
Безусловно, не решил.

Рассказал и про Федота,
Как с ним дружбу начинал.
С лошадьми пришла охота
Заниматься, только встал.

Жеребец, отцом вручённый,
Стал его ближайший друг.
Цикл занятий проведённый,
Оказался не досуг.

Что любимое занятие
Стали скачки, ипподром.
Верховой езды понятие
Стало неким рубежом.

А княгиня всё смотрела
И не верила глазам.
Даже малость побледнела
В дополнение к слезам.

Уходил с душой спокойной,
Обещав почаще быть.
А Федот ждал с сотней стройной
У Кремля, чтобы убыть.

- «Может нам в Замоскворечье
По пути к тебе махнуть» -
Предложил Иван о встрече
Там с Ионой, хоть чуть-чуть.

И Федот аж растерялся:
- «Что? В Данилов монастырь?
Я ж там не был …» - и замялся:
- «Буду средь них будто хмырь».

- «Бог с тобой …» - Иван игриво:
- «Уши мне монах пропел.
Познакомь, почти сварливо,
Кто с тобой так преуспел.

Как и я, он тоже гуру?
Но имеет свой уклон.
Посмотреть его натуру
И меня не прочь бы он?»

И Федот заулыбался:
- «А Иона прозорлив.
Я им интересовался,
Но подход считал пуглив.

Раз сложилось это мнение,
Значит, едем в монастырь.
Было час назад сомнение …»
- «Ты на то и богатырь!»

На торгу купили хлеба
Для всей братии всерьёз.
Рыбы всякой, всё потреба,
Нагрузили целый воз.

Свечи, масло для лампады,
И муку - просфоры печь.
Чтоб монахи были рады,
Что их помнят, в этом речь.

Встреча стала необычной.
Вышли все, чтоб посмотреть,
Как манерой непривычной
Их решили лицезреть.

И гружёные обозы,
Сотник стражи - богатырь,
Отрок рядом, как из розы …
Попритих весь монастырь.

Первым вышел к ним Иона:
- «Мальчик мой, так это ты?
Ты как князь пока без трона,
Верю я, что не мечты.

Вижу, выполнил желание.
Познакомишь? Буду рад.
Даже недопонимание
Устранимо без тирад».

Долгожданное знакомство
Состоялось, наконец.
Понимая, что потомство
Основной в Руси кузнец.
 
Сам игумен вскоре лично
Всё Федоту показал.
Объяснял аж педантично,
Где, какой по чину зал.

Показал Святые кельи,
Где вся братия живёт.
В Братский корпус словно ульи
Всех собрали в общий свод.

Не оставил без внимания
Новый Троицкий Собор.
Для любого подсознания
Он был, как Святейший хор.

Трепет, гордость, уважение
Составлял Надвратный храм.
Он, как Столпника творение,
Словно сам сидел он там.

Потому вход монастырский
Стали впредь вратами звать.
Даниил Столпник Фракийский
Стал всех вроде как встречать.

День прошёл, но … всё узнали,
Просто счастлив был Федот.
Уезжая, точно знали -
Здесь их ждут и без щедрот.

Ну, а дальше по-другому
У Ивана жизнь пошла.
Одеваться по-иному,
Гой доспехи обрела.

Два помощника прибыли,
Их Федот к себе позвал.
Виртуозы это были,
Каждый дело своё знал.

Пересвет мечом двуручным
До седла врага рубил.
В то же время он обычным
Нёс яйцо и не разбил.

В бой ходил с двумя мечами,
Этим ужас наводил.
Много сечей за плечами,
Без побед не уходил.

И сложения такой же,
Мощный крепкий, как Федот.
Только меч был подороже,
Он дамасской стали плод.

Друг Федота закадычный,
Потому и пригласил.
Вид занятий непривычный,
Отказать не смог - нет сил.

А другой был лучник штатный,
Звали попросту Ипат.
Не гигант, но профиль ратный,
Сложен к драке, аккурат.

Фёдор встретил их любезно
И Ивана подозвал:
- «Вот, Иван, тебе полезно …
Познакомься, ты ж мечтал.

Это друг мой очень давний,
Он с мечом непобедим.
Пересвет добавит знаний,
Меч освоишь быстро с ним.

А второй, он лучник знатный
И зовут его Ипат.
Ты же лук хотел и ратный,
Он и даст не напрокат.

А стреляет просто лихо.
Ипат, можешь показать?
В тир пойдём, там всё же тихо …».
- «Можно мне вам подсказать?» -

Подошёл Иван к Ипату:
- «Сможете ворону сбить?
На лету, как супостату,
Прямо в глаз стрелу влепить».

- «Это лёгкое задание.
Просто ты обязан знать,
Что дают, как наказание,
Кто в бою не смог стрелять.

Видишь флюгер во-о-он на доме».
Иван еле разглядел:
- «Далеконько, можно кроме …
И другую цель для стрел.
 
Флюгер с золота, однако,
Жалко будет, коль сшибёшь.
С петушком прощаться гадко,
А другого не найдёшь».

И Ипат теперь серьёзно:
- «Оперенье есть у стрел.
Им коснусь я осторожно,
Чтоб петух хвостом вертел».

Кто был рядом, все притихли
И Ипат вдруг замолчал.
Вороньё и те затихли,
Их никто не замечал.

Сняв лук медленно, без спешки
И стрелу в него вложив,
Не сдержался от усмешки:
- «Не волнуйтесь, буду жив».

Выстрел резкий и свистящий.
Тишина, … в ушах лишь свист.
И вдруг гомон настоящий,
Так орёт идеалист.

Наверху петух крутился.
Продолжал Иван кричать:
- «Чтоб и я так научился!!!
Я сейчас хочу начать!!!»

И процесс начался долгий,
Всё что было, как пролог.
Поначалу как бы робкий,
И причём не очень строг.

Разделили дни занятий
Пересвет с Ипатом врозь.
Дни других мероприятий
Учтены, как эти, сквозь.

Пересвет, причём дотошно,
Стал, учить, как варят сталь.
Чем булат, хоть тоже сложно,
Не такой, а очень жаль.

И Иван, во всё вникая,
Слушал, не перебивал.
Интерес к всему питая,
Даже сдержаннее стал.

Как устроен меч подробно
Не один день объяснял.
Как держать его удобно,
Чтобы смысл свой не терял.

Пересвет был строг натурой,
Но Федоту сообщил:
- «Парень славный и культурой
Он всю строгость растащил.

Не торопится взять в руки,
Меч не трогает совсем.
И не мается от скуки,
Почемучкает затем.

В то же время и приятно,
Когда твой рассказ не пуст.
И когда вопросы внятно
Из его исходят уст».

И Федот тут улыбнулся:
- «Я доволен, что всё так.
Мне он сразу приглянулся,
Всё же княжич, как-никак».

И Ипат начал учёбу
Не со стрельб, а знания дать.
Лук представил, как зазнобу,
Как подругу полагать.

Рассказал историю лука.
Кто создал и кто внедрил.
Это ж целая наука,
А Иван её любил.

Ясень чаще применяли,
Как исходный материал.
И акацию считали
Неплохой оригинал.

Обязательно двухслойный,
Для упругости шёл тис.
С древних лет он был достойный
И в безвременье не скис.

Половину роли лука
Составляла тетива.
Лучник должен был без звука
Их запас иметь сперва,

А затем колчан и стрелы.
У монголов есть закон,
Кто в бою без их замены,
Смерть заслуживает он.

Тетива была из шёлка
Дорогих причём сортов.
С сухожилий не без толка
В любом климате готов.

Одевали перед боем,
Петли были с двух сторон.
Лучник был всегда спокоен,
Так водилось испокон.

И Ипата, рот раскрывши,
Слушал пристально Иван.
Раньше этого не знавший,
Понимал, стал не профан.

Даже книги у Ионы
Отошли на задний план.
Это были не препоны,
Этап новый стал дурман.

Иван в новый ритм втянулся,
Хоть и бегать  продолжал.
В ратоборство так замкнулся,
Что себя зауважал.

В лук буквально он влюбился.
Так понравилось стрелять,
Что порой и ночью снился
Лук с тетивою опять.

Он запомнил выстрел первый,
Тетивой нос рассадил.
Срыв случился чуть-чуть нервный,
Ипат смехом залечил.

И стреляли только в тире,
Через день в мишень попал.
Щит-мишень, столешни шире.
Там круги, а центр как ждал.

Перед тем, как заниматься,
В центр Ипат всегда стрелял.
- «Это чтоб ты мог стараться» -
Как задание повторял.

А затем он терпеливо
Постоянно объяснял,
Чтобы лук держал не криво,
Тетиву чтоб не цеплял.

И так целеустремлённо
Знание лука постигал.
Через месяц изумлённо
Крикнул в тире: «В центр попал!»

Но, однако, к удивлению
Сам Ипат спокоен был.
- «Рад безмерно я терпению» -
Произнёс: «Умерь свой пыл.

Вот когда из ста стрел, важно,
Все сто в центр наш попадут,
Вот тогда кричи отважно,
А пока стреляй, я тут».

И прошло ещё полгода …
Наступил этот момент.
С одного, когда подхода
Все сто стрел, как документ.

В этот раз Ипат довольный
Даже княжича обнял:
- «Показал характер сольный
Без обиды всё принял.

И тебя вполне законно
Можно лучником признать.
Для охоты, что резонно,
Смог достаточно узнать.

Но для аса это мало.
Хочешь большего достичь?»
Сердце будто заорало:
- «Я готов! А что постичь?»

Подошли опять к мишени
И Ипат стрелу подал.
- «Бей!» - сказал: «В центр этой цели,
Чтобы в точку угадал»

Княжич выстрелил серьёзно
И стрела попала в центр.
- «Хоть и выглядит курьёзно,
Мне-то как? А вот мой спектр!» -

И Ипат вновь улыбнулся:
- «Наблюдай, Иван, учись».
Взяв стрелу, слегка пригнулся …
Только свист и треск кажись.

А Иван глазам, не веря, …
-  «Свят, свят, свят» - вдруг прошептал.
Расщепил стрелу заверя,
В центр мишени он попал.

- «Это просто невозможно» -
Что и смог сказать Иван.
- «Понимаю, архисложно.
Убедись, что не обман».

Пять раз это упражнение
Он Ивану повторил.
И пропало удивление …
- «Я хочу, чтоб научил».

- «Впереди есть чем заняться,
Ты ещё не всё познал.
Ну, и этим заниматься
Тоже будем, раз позвал».

Но не менее напряжённой
Дал программу Пересвет.
Чем-то новым окружённой,
Каждый раз в мозгах просвет..
 
Для практических занятий
Он привёз свои мечи.
Даже тот, кто без понятий,
Видел - это богачи.

Оба из дамасской стали
И серебряный эфес.
Рукоять с клыков собрали,
А навершие, как срез.

Дол в изящном обрамлении,
Инкрустация разит.
Лезвие не в оформлении,
А сверкает и блестит.

- «Выбирай себе по вкусу» =
Показав на них рукой.
Княжич взял подобно трусу …
Пересвет: «Теперь он твой.

Привыкай к мечу, не бойся,
С ним придётся век прожить.
День, другой пока освойся
И начнём по новой жить».

Через день начал с учёбы.
- «Начнём навык обретать» -
И предложил: «К делу чтобы
Расскажу, как фехтовать.

Fechten - по-немецки биться,
Есть там рыцарский турнир.
Вот и нам пришлось учиться,
Неплохой ориентир.

Скорость - вот с чего начнётся
Изучение азов.
Кто быстрей кого коснётся,
Тризну тот встречать готов.

Но для скорости и сила,
Как сопутствующий факт.
То, чем мама наградила,
Это только лишь трактат.

Так что будем заниматься,
Упражнения я дам.
Будем выпад добиваться
Словно вспышка по ночам.

Месяц до седьмого пота
Шёл мучительный процесс.
Пересвет до разворота
Усложнял, давил, как пресс.

Вскоре стало получаться,
А замах быстрей пошёл.
Сила стала прибавляться
И Иван себя нашёл.

Так Иван в одно мгновенье
Разрубал приличный сноп.
Получал и наслажденье,
Как уставший землекоп.

Следующий этап удары,
Тоже всё не просто так.
Наносить не ради кары,
А с расчётом и никак.

Чтобы меч был в той же сфере
Как и плоскость, где удар.
Приведёт меча к потере
Даже маленький зашквар.

Уходили дни и годы,
На глазах Иван взрослел.
Были спады и подходы,
Всё почти преодолел.

Он уже молниеносно,
Да причём ещё верхом
Отвечал на выпад остро,
Иногда и с хохотком.

А «финты» его пугали!
Жар под ним был с ним един.
Вдруг, где надо, приседали
С разворотом из-за спин.

Пересвет им любовался,
В чём-то княжич превзошёл.
Так Федоту признавался:
- «Путь развития он нашёл».

И Ипат за эти годы
Он с Иваном всё успел.
Всё прошёл - огонь и воды!
Но одно всё ж не сумел.

Расщепить стрелу стрелою,
Так Иван и не сумел.
За год, два решил, освою,
Но, увы, тут был пробел.

Сидя у огня Ивану,
Разговор с отцом, как всплыл.
Он лежал подобно хану
На подушках, лик застыл.

Глядя в потолок, он тихо:
- «Вот и, кажется, конец».
Говорил без страха, глухо …
А Иван: «Ты что, отец!?»

- «Как хотел собрать всех вместе» -
Даниил вновь зашептал:
- «Юрий вдруг застрял в Залесье,
Не пущают написал.

Жаль! Ему-то и хотел я
Наставленье своё дать.
Он достоин сожаленья,
Наломает дров опять.

Но одно Иван запомни,
Ты умнее всех троих.
На Москве сесть, это помни,
Должен старший из своих.

Возжелать же стол Московский,
Из-под брата - страшный грех.
Божья воля! Не бойцовский
Метод сможет дать успех.

Юрий как в Москву вернётся,
Ты в Залесье, мой наказ.
И Переяславль встряхнётся,
Будешь князь там и весь сказ.

Вот и грамота готова,
Я намедни подписал.
Для тебя это основа.
А что молод? Твой сигнал»

На отца с тоскою глядя,
Он подумал: «Вот и всё!
Детство вроде как спровадя,
Стал один, кругом ничьё».