Танец на желтом кленовом листке

Кто это был?.. То ли жизнь, то ли смерть, то ли повод?..
В этой грязи невозможно уже рассмотреть
тени печать. Остальное, поверь мне, - не довод,
чтоб без причин появиться и вдруг умереть

в новой строке, опечалившей ноты рассвета,
снова забывшего смыслы заката... Беда -
это не вид осторожности в звуке ответа.
Это возможность вопрос обойти без следа.

Острые скалы, что ранят простые пейзажи
тех заблуждений, в которых живёт этот мир,
нечто иное парящему духу расскажут...
Нечто иное, что люди не пустят в эфир

посеребрённых душевной метелью желаний,
свившихся в странный, уже не заметный клубок.
Бросишь его - и блуждаешь средь мифов и знаний,
тихо скуля над иллюзией новых дорог.

Вроде - маршрут, а на самом - петля из астральных.
Тихо затянется где-то в районе души
и упокоит навеки с улыбкой печальной,
не вопрошая, грешил ты во тьме, не грешил.

Сложность тоски и её человечьих явлений
сделала жизнь атрибутом священных поэм,
тех, что врастали в истерзанный ум поколений
мелких иуд да кайаф, не желавших проблем.

Именно в ней, обрекавшей на поиски тлена,
всё человечество видело скользкий итог
выхода первых за рая прозрачные стены
в каменный мир, где застрял всепрощающий Б-г.

Грёзы о поиске, нервы с бессмертием, ложный
выход в реальность - какой-то дурацкий набор
горьких, как сущность предательств, инъекций подкожных,
ловко сложивших на левом предплечье узор

в виде крестов, полумесяцев, звёзд и овалов
в белых и чёрных тонах. И ведь всем невдомек,
 что же за этим проектом когда-то стояло,
и почему созидатель без шансов обрёк

каждое сердце на новый виток по спирали
древних галактик, кружащихся в тонущей мгле,
сшитой из ста миллиардов усопших печалей,
еле нашедших себя на далекой Земле.

Я ведь из них же. Из взятых за тонкую руку
и отведённых на бездны искусственный край
ради гипотезы «смерть - это просто разлука»,
выбитой рядом с табличкой «душа - не сарай».

Мне ли бояться того, что уже приключилось
с выбравшим сложности предком? Адам, как Адам...
Ева то сразу его искушать наловчилась,
душу больную представив слепому как храм,

так что, врастать в эти бренные полустандарты
сердцу поэта, пожалуй, уже ни к чему.
Я - это мир, что апрелем был создан из марта,
ради того, чтобы свет исповедовал тьму,

а остальное... Увы, остальное - бумажно.
Рвётся, страдает и снова ложится под плеть,
веря, что жить для грядущего, в сущности,  важно
лишь для того, кто за прошлое смог умереть...