Вождь
Появясь во время оно
У заевшихся особ,
Перерос их сытый гонор
В хамский барственный апломб.
Самозваная элита,
Расплодившись в ходе лет,
Превратилась в паразитов.
Да таких, что спасу нет.
Наших дедов так достали,
Что в стране, с известных дней –
Ни сатрапов-феодалов,
Ни баронов, ни князей.
Всех, о ком молва шептала:
«Не работает, а ест!»,
Революция согнала
С их наследных, сытных мест.
Подстегнул же возмущенье
Колотившее народ,
Большевик Ульянов-Ленин,
Из симбирских – доброхот.
Сам – не бедного сословья,
Ленин с юношеских лет
Озаботился судьбою
Тех, за чей счет жил весь свет.
Превосходно образован,
Перспективен и весьма
Дальновиден. И чего он
Ищет горя от ума?
Кто ему простолюдины?
Что ему их трудный хлеб?
Гнули, гнут, и гнуть им спины
На вершителей судеб.
«Нет - сказал он - в нашем доме
Должен быть иной устой.
Ведь не глуп народ, а темен.
Грамотёшки – никакой.
Точно ведая, что рыба
Загнивает с головы,
От наивности ошибок
Тонет в собственной крови.
Да, бывало, брали колья
И крушили бар, и жгли.
Только далее околиц
От лачуг своих не шли.
Выливались те протесты,
Фигурально говоря,
В поиск ведьм сугубо местных,
С верой в доброго царя.
Нагоняли, было страху
Стенька Разин, Пугачев,
Да кончалось дело плахой
С царским, кстати, палачом.
Наши беды и напасти
Не в хозяйчике крутом,
А в заоблачности властных.
Приземлим их – заживем».
Что дает низам смиренье? –
Не в накладе, так в долгах.
И все чаще гнев прозренья
Гонит липкий рабский страх:
«Кто-то пашет, сеет, холит,
Жнет, молотит, хлеб печет.
А не выходивший в поле,
Чуть не все себе берет.
И ни чести за работу,
Ни пустых тоскливых щей.
Возмутись, не поколотит –
Так прикажет гнать взашей».
Кисло жить на житном с квасом.
Разъярили трутни пчел.
Масса стала грозным классом
И пошла за Ильичом.
Видя поднятый страною
Дела жизни красный стяг,
Личных планов он не строит
И не ищет личных благ.
За промчавшиеся тыщи
Лет истории своей
Ни порядочней, ни чище
Мир не видывал вождей.
Поделом восставшей чернью,
Чуть не в боги вознесен,
Никогда в высокомерье
Ленин не был уличен.
До сих пор бытует мненье,
Многих властвующих зля:
И политика умнее
Не знавала мать-Земля.
Может быть, и наша с вами
Жизнь была б иной совсем,
Пронеси он наше знамя
Лет бы двадцать, а не семь.
Все имел он: волю, силы,
И умело вел дела.
Да судьба, вишь, поскупилась –
Мало времени дала.
И какие были годы!
То лавина, то обвал,
Через пень да на колоду.
Зуб на зуб не попадал.
Интервенция, разруха,
Нищета из края в край,
А в активе – сила духа,
Ум да руки. И дерзай!
Ретрограды, видя это,
Упокойных стали петь,
Отпустив на жизнь Советам
Месяц-два, от силы – шесть.
У пророков губы в пене
Год, второй и три, и пять –
Не сдает позиций Ленин
И в сердцах пришлось признать:
Гений, он на то и гений,
Чтобы умных удивлять.
Для людей, о людях, людям –
Три главнейших составных
Планов, взявшейся из будней
Сделать праздники, страны.
Прочь гоня тоску разрухи,
Записная беднота,
Новый мир, собравшись с духом,
Строит с чистого листа.
Злыдни все еще клыкасты,
Океан страстей ревет,
Но все больше новой власти
Доверяется народ.
Заходи в любые двери,
Ставь ребром вопрос любой –
Тотчас, сам себе не веришь,
Занимаются тобой.
Примут. Выслушав, рассудят.
И ни крика, ни пинка.
В кабинетах власти – люди.
Все по-честному. Пока.
Первым в качестве мишени
Злющей знатью отставной
Избран был, конечно, Ленин,
А ни кто-нибудь иной.
Отказав вельможным в чести,
Прекратив их вечный бал,
Ничего он, кроме мести,
От низвергнутых не ждал.
Но судьбе не вождь, а данник,
Поглощенный массой дел,
О предложенной охране
Он и слышать не хотел.
Надо было с ним построже.
Настояли б – жить да жить.
Что ж теперь? Вина-то гложет,
Да уж рук не подложить.
Битый в сабельных походах,
Враг настойчиво искал
Шанс убрать вождя народа
И, найдя его, напал.
В пистолете пули с ядом.
Ленин в метрах от стрелка,
Никакой охраны рядом
И взметнула сталь рука.
И в упор стреляла Фанни,
Да от страха так трясло,
Что Ильич был только ранен,
Но, к несчастью, тяжело.
Шок. Неверие. Тревога.
За свечой горит свеча –
Просит люд простой у Бога
Живота для Ильича:
«Все полечь костьми готовы,
Лишь бы билось лишний час
Сердце чести жизни новой,
Не бери его от нас.
Дальше справимся и сами.
Нам ума б чуть одолжить,
А уж с нашими руками –
Дай лишь дело – будем жить».
Возвращался долго, трудно.
Но молитвам и врачам
Удалось, на сей раз, чудо –
Воскресили Ильича.
Чем его на ноги ставить?
Как поднять в один присест?
Ведь своей семьи орава
Хлеба досыта не ест.
В погребке – тоска седая,
Покати шаром в избе,
Но Ильич изнемогает,
Где тут думать о себе?
И оставив дом с мальцами,
В стольный у Москвы-реки,
С вещмешками за плечами
Потянулись ходоки.
Бог весть, что откуда бралось,
Но народ все нес и нес
Масло, сахар, хлеб и сало,
Кто и пачку папирос.
Курит ли, не курит Ленин? –
А махорочный мужик
Твердо был в одном уверен:
Папироса – это шик.
Сколько ж в тех посылках скромных,
С миру собранных людьми,
Было искренней, огромной,
Нескрываемой любви!
Не взирая, день ли вечер,
Чтоб услышать вести с мест,
Проявляет Ленин к встречам
Неподдельный интерес.
Но, однако, передачи
Наказал не принимать.
Ходоки в сердцах судачат:
Как, де, это понимать?
- Слышь-ка, сам чернее тени,
А уперся: «Не возьму!»
- Ты прикинь, брат, кто он? – Ленин.
Как же брать с тебя ему? -
Выжил. В Горки на поправку
Против воли увезен,
Жаждет дела, ищет правду,
От которых отлучен.
Чтоб с него, да взятки гладки?
Светлый, деятельный ум
Властно требовал разрядки,
Полный замыслов и дум.
Но когда и скептик думал,
Что беда уж далека –
Гром небесный. Ленин умер.
Как так? Тайна на века.
Свидетельство о публикации №120111709792
Александр Братских 17.02.2025 15:58 Заявить о нарушении